Поиск по творчеству и критике
Cлово "MONTAIGNE"
Входимость: 3. Размер: 84кб.
Входимость: 1. Размер: 146кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Входимость: 1. Размер: 97кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 84кб.
Часть текста: и утратило свой первобытный, древний смысл, всё же переносит читателя в ту идеальную сферу искусства, где действующие лица являются представителями великих вопросов, великих событий человечества, где совершается борьба между двумя коренными началами жизни и где, следовательно, трагик имеет право, для большего торжества истины, жертвовать фактами, внешней вероятностью [43] . В произведении г. Кукольника одно лицо — Паткуль наполняет всю сцену; пафос (мы бы весьма желали заменить это слово другим, в угоду тем насмешливым и острым людям, которым оно не нравится, но не находим другого), его пафос — величие Петра, возникающей Руси, нового царства, нового народа… Остальные лица — Август, Карл, любовницы и министры Августа служат только рамой картине. Нам кажется, что автор употребил во зло признанное за ним право изменять события: вся его трагедия исполнена анахронизмов, на которые мы укажем ниже; во всяком случае едва ли следовало заставить Паткуля (на стр. 84) говорить о Мольере, как о живом человеке, тридцать три года после его смерти. Но...
Входимость: 1. Размер: 146кб.
Часть текста: - 435, 477 * Аксаков Иван Сергеевич ("тезка", 1823--1886), поэт и публицист, видный представитель позднего славянофильства, сын С. Т. Аксакова. В начале 1850-х гг., особенно в годы ссылки в Спасское-Лутовиново, Тургенев поддерживал дружеские отношения и переписку с семьей Аксаковых, в частности, с братьями Иваном и Константином Сергеевичами, с которыми его сближало не сочувствие славянофильской теории особого развития России, а интерес к жизни русского народа в прошлом и настоящем. Из двух братьев Аксаковых Тургеневу более близок был именно младший, Иван Сергеевич, в это время еще довольно критически относившийся к некоторым положениям славянофильского учения. Позднее, в 1883 г., в газете "Русь" были опубликованы (1 сентября и 1 октября ст. ст.) две статьи его, посвященные Тургеневу. Известны 14 писем Тургенева к И. С. Аксакову 1851--1861 гг., в том числе три, обращенных к И. с. К. с. и С. Т. Аксаковым. 13 писем И. С. Аксакова к Тургеневу 1851--1861 гг. см.: Рус Обозр, 1894, NoNo 8, 9 и 12 - 110, 111, 113, 114, 118, 125-127, 130, 137-139, 177-179, 187, 188, 203, 204,209, 216, 217, 222-224, 231,...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: fut; elle a laisse toute cette foule d'existences qui dependaient d'elle - on peut le dire - sur le pave; il faut que nous fassions ce qu'elle aurait du faire. Ses derniers jours ont ete bien tristes. - Dieu nous garde tous d'une pareille mort. Elle ne cherchait qu'a s'etourdir - la veille de sa mort et tandis que le rale de l'agonie commencait deja - un orchestre jouait des polkas dans la chambre voisine - d'apres son ordre. On ne doit aux morts que respect et pitie - aussi ne vous dirai-je rien de plus. Cependant - comme il m'est impossible de ne pas vous confier tout ce que je sens et ce que je sais - je n'ajouterai qu'un mot - c'est que ma mere ne pensait dans ses derniers instants qu'a - j'ai honte de le dire - qu'a nous ruiner - mon frere et moi, et que la derniere lettre qu'elle ait ecrite a son intendant, contenait un ordre precis et formel de tout vendre a vil prix, de mettre le feu partout s'il le fallait pour que rien ne - - Enfin - il faut oublier - et je le ferai de grand coeur, maintenant que vous le savez, vous, qui etes mon confesseur. - Et cependant - je le sens - il lui aurait ete si facile de se faire aimer et regretter de nous! - Ah oui - que Dieu nous garde d'une pareille mort! Je vous epargne une foule d'autres details - a quoi bon? Que Dieu lui fasse paix 2 . Mon frere, sa femme et moi nous restons ici jusqu'au nouvel an pour tacher d'arranger nos affaires le mieux possible. Les biens que ma mere a laisses sont dans un etat fort peu prospere -...
Входимость: 1. Размер: 97кб.
Часть текста: Однажды — дело было в первых числах февраля 1848 года — я сидел за одним из столиков, расположенных вокруг кофейной Ротонды (de la Rotonde) под навесом. Человек высокого роста, черноволосый с проседью, жилистый и сухощавый, в заржавленных железных очках со стеклышками серо-дымчатого цвета на орлином носу, вышел из кофейной, оглянулся и, вероятно, убедившись, что все места под навесом были заняты, подошел ко мне и попросил позволения подсесть к моему столику. Я, разумеется, согласился. Человек в серых очках не сел, а обрушился на стул, сдвинул на затылок свой ветхий цилиндр и, опершись костлявыми руками на суковатую палку, потребовал чашку кофе, а от поданной ему газеты отказался с пренебрежительным пожатием плеча. Мы обменялись немногими незначительными словами; помнится, он раза два воскликнул про себя: «Какое проклятое... проклятое время!» — торопливо выпил чашку и вскоре ушел; но впечатление, оставленное им, не тотчас во мне изгладилось. То был, несомненно, француз из южной Франции — провансалец или гасконец; его загорелое морщинистое лицо, ввалившиеся щеки, беззубый рот, глухой и как бы каркающий голос, самая одежда, истасканная, запачканная, словно не на него сшитая, — всё говорило о беспокойной, страннической жизни. «Бывалый, ломаный, битый человек, — думалось мне, — он не только теперь в „подмазке“; он, вероятно, всю жизнь провел в тесноте да в подчинении; откуда ж это — не то невольное, не то сознательное чувство превосходства в выражении лица, в каждом ...