Обед в обществе Английского литературного фонда

Обед в обществе Английского литературного фонда

Письмо к автору статьи «О литературном фонде». «Библиотека для чтения», 1858

Я только на днях прочел вашу статью «О литературном фонде», любезнейший А<лександр> В<асильевич> (за границей я не видал «Библиотеки для чтения»). Нечего говорить вам, с каким сочувствием приветствовал я вашу мысль. В ожидании ее осуществления мне приходит в голову рассказать вам обед, данный Обществом лондонского литературного фонда и на котором я присутствовал в нынешнем году.

́льшая часть общественных учреждений в Англии, частному лицу. В конце прошлого столетия какой-то джентльмен, имя которого я, к сожалению, позабыл, пожертвовал дом и довольно значительную сумму денег на основание «фонда». Англичане не только умеют пускать в ход дельные мысли — они мастера осуществлять их, а главное: они мастера поддерживать раз начатое дело; они не скучливы, упрямы, одарены способностью «выдержки» и стыдятся махнуть рукою, как мы, грешные; фонд пошел в гору и процветает доныне. Много он принес пользы, много облегчил горя. Поддерживается он процентами с своего капитала и добровольными приношениями и пожертвованиями любителей литературы, во главе которых стоит королева. Многие из этих пожертвований взносятся ежегодно в виде постоянной ренты.

Раз в год (обыкновенно весной) «фонд» дает большой обед под председательством какой-нибудь знаменитости. В нынешнем году он состоялся под председательством лорда Пальмерстона, члена парламента, хорошего литератора и самого любезного и обязательного человека в мире. В большой публичной зале (Martin’s Hall) был накрыт стол человек на триста с лишком. Гости съехались к шести часам. Тут были артисты, литераторы, политические люди, ученые, простые джентльмены — все во фраках и белых галстухах. Я нашел свой билетик на приборе не в дальнем расстоянии от председателя, между местами г-на Ривса, одного из главных критиков «Эдинбургского обозрения», и Теккерея, который, однако, по нездоровью не приехал. Диккенса тоже не было; он долгое время был одним из ревностнейших участников «фонда», даже играл (он отличный комик) на публичных театральных представлениях в пользу «фонда». Но в прошлом году рассорился с комитетом (члены-участники «фонда» избирают ежегодно возобновляющийся комитет из нескольких лиц, которым поручается раздача пособий и т. д.). По его понятиям, комитет слишком много тратит денег на содержание секретаря, администрацию и т. п. Комитет возразил ему брошюрой (по-английски памфлетом), в которой он старался опровергнуть доводы знаменитого романиста; экземпляры этого памфлета раздавались по окончании обеда желающим; свой экземпляр я, к сожалению, оставил за границей. В нем, сверх возражений Диккенсу, находился краткий очерк истории «фонда» с его основания и отчет за прошлый (1857) год. Если не ошибаюсь, сумма розданных пособий значительно превышала тысячу фунтов стерлингов.

последней войны, что, помнится, однажды, в самой глуши Полесья, мужик спросил меня: «Жив ли Палмистрон?» Фигура у него аристократически изящная, манеры человека, привыкшего властвовать и породистого, — чего нет, например, у Дизраели, который смотрит фатом и артистом. Пальмерстон происходит, как известно, от старинной фамилии Темплов. Он держится прямо, ходит легко, лицо имеет белое и не очень измятое, с тонкими чертами, — только в глазах заметна, при хитрости, какая-то старческая неподвижность; много равнодушной надменности и упрямства выражают его сжатые губы и опустившиеся щеки; почти голый череп не велик и совершенно лишен органа идеальности, то есть, говоря не френологически, лоб очень покат; уши велики. Когда он смеется, всё лицо его оживляется и принимает веселое выражение, что редко у англичан; по словам людей, коротко его знающих, он очень любезный собеседник. Не без некоторой торжественности опустился он на председательское кресло; по левую его руку поместился г-н фан де Вейер, бельгийский посланник, маленький человечек с умными глазками и острым носом, постоянный вкладчик в литературный фонд, лицо очень популярное в литературном английском мире; а по правую руку Пальмерстона, на самом, следовательно, почетном месте, сел какой-то маркиз с идиотическим выражением лица, наследник громадного именья герцогов Бриджватерских; другого права на почет он не имел никакого, но и этого права слишком достаточно в свободной, но уважающей всякую силу, а стало быть и силу денег — Англии. Начался обед довольно плохой, как все вообще публичные обеды. Вместе с жарким появилось шампанское, и стоявший за креслом Пальмерстона «тостмастер» провозгласил здоровье королевы. Все поднялись, и раздалось девять оглушительных «ура» — three times three — три раза по три. Тостмастер кричал первый и подавал знак свитком, вроде жезла, который держал в руке. Не всякий может быть тостмастером; для этого нужно иметь представительную наружность и сильный голос. Хорошему тостмастеру платят довольно дорого. Здоровье королевы пили с большим одушевлением; она чрезвычайно любима своими подданными; да и притом, как заметил мне один мой английский приятель, каждый англичанин, который пьет за здоровье королевы, тем самым и в то же время пьет за собственное здоровье, — как тут не воодушевиться? Клики, сопровождаемые стукотней ножами по столу, утихли и тотчас возобновились. Пальмерстон поднялся и начал свой «спич». Вы знаете, что он незадолго пред тем принужден был за излишнюю угодливость соседнему правительству подать в отставку«следы старинного пламени» — veteris vestigia flammae. Речь его не принадлежала к числу блестящих: он говорил о значении литературы, сравнивал судьбу писателя с судьбой художника, живописца, ваятеля; сказал несколько слов о расположении королевы Виктории — раздались одобрительные восклицания — «cheers», с похвалами отозвался о принце Альберте, «с которым, по его словам, нельзя поговорить, не обогатившись новой идеей», — все промолчали; известно, что супруг королевы не пользуется особенной любовью англичан. Меня более всего занимала дикция Пальмерстона. Он говорил довольно медленно, как будто запинаясь, искал слов, в промежутках их произносил и растягивал букву а… а… помогал себе движениями правой руки и всегда находил красивое и точное окончание фразы. Он, видимо, импровизировал свою речь. Эта неловкость, эта постоянно возвращающаяся буква а, эти запинки составляют отличительную черту английской речи; люди, подобные Пальмерстону, тысячу раз говорившие публично, на митингах, в палате, на обедах, до конца дней своих не освобождаются от нее; мне сказывали англичане, что Фокс, Питт и Шеридан так говорили, даже блестящий Дизраели говорит так; и, странное дело! — эта черта становится понятна, почти приятна вам, как только вы свыкнетесь с англичанами, с их характером; она придает их речи какую-то естественность, что-то добродушное и неподготовленное, лишает ее всякого оттенка фразы. Голос Пальмерстона немного глух, как у старика, но всё еще силен и внятен. (Замечу кстати, что этот семидесятипятилетний старик ел за четверых и в нынешнем же году верхом съездил на Дерби — знаменитое место скачки, отстоящее верст тридцать пять от Лондона.) Пальмерстон сел на свое место посреди грома рукоплесканий. Известный геолог Мурчисон истинного британца. Пальмерстон поблагодарил его и заметил, что Мурчисону, как геологу, занимающемуся возвышениями и упадками земной поверхности, очень легко делать оценку политических людей, в судьбе которых тоже есть возвышения и упадки… Все засмеялись этой добродушной иронии отставного министра над самим собою, и Пальмерстон сам больше всех рассмеялся. Потом господин фан де Вейер произнес отличным английским языком небольшую речь и кончил провозглашением тоста в честь английской литературы — и доктора Кризи. Кто этот доктор Кризи? — спросите вы. Дело в том, что предполагалось пить за здоровье Теккерея, и Теккерей, как я узнал после, приготовил было речь, которую он, с свойственным ему тщеславием (автор «Ярмарки тщеславия» — увы! — сам весь заражен осмеянным им пороком), называл превосходной, — но Теккерей заболел перед самым обедом; впопыхах не нашли никого другого, как именно этого доктора Кризи, который только тем и прославился, что написал небольшую книжку о самых замечательных сражениях, начиная с Марафона. Забавно было видеть маленького фан де Вейера, с помощью лорнета отыскивавшего у себя на бумажке имя того ученого мужа, которого заслуги он только что расхвалил с жаром, но имя которого разобрал с трудом. Доктор Кризи отбарабанил свой спич без запинки, без буквы а, не хуже любого француза, напыщенно, цветисто и велеречиво. Я должен признаться, что мне решительно не понравилась эта манера, да и прочие слушатели остались холодны. Потом добрейший Монктон Мильнс провозгласил тост в честь литературы других наций и г-на Мериме, известного французского писателя, который тоже находился в числе приглашенных на обед. У Мериме чрезвычайно тонкое и умное, постоянно неизменное лицо; он слывет за эпикурейца и скептика, которого решительно ничто взволновать не может, который ни во что не верит и с вежливой, чуть-чуть презрительной недоверчивостью взирает на всякое изъявление энтузиазма. Он сенатор и пользуется расположением французского двора. Однако этот скептик побледнел, когда пришлось ему отвечать небольшим заученным спичем на любезные слова Мильнса (Мериме плохо знает по-английски), и голос его дрожал и прервался раза два; видно, самолюбие и в нем волноваться может, и даже сенатору не хочется осрамиться перед многочисленным собранием независимых людей. Потом секретарь «фонда» прочел отчет действий комитета за прошлый год и провозгласил поступившие пожертвования; список их был очень длинен; имена некоторых жертвователей, по значительности вкладов или потому, что принадлежали популярным лицам, встречались громкими рукоплесканиями. Я заметил, что идиотический маркиз, потомок герцогов Бриджватерских, пожертвовал всего пять фунтов стерл., стало быть, и тут он оказался плох: даже щедростью не походил он на Мецената— а сидел на первом месте, подле Пальмерстона! Впрочем, справедливость требует сказать, что английские меценаты не таковы; у нас на Руси скорее можно найти личности, представляющие забавное, неправдоподобное и тем не менее действительно существующее слияние Мецената, Чичикова и Гарпагона.

Так кончился этот обед; и я ушел оттуда с тем чувством, которое не покидало меня в Англии всякий раз, как мне случалось встретиться лицом к лицу с каким-нибудь выражением ее общественной жизни. Да, — говорил я самому себе, — и тут, как я везде, где проложил этот, исполненный недостатков, но великий народ след своего львиного когтя, — и тут сила, прочность, дельность! Чувство, что хорошее, полезное дело, совершающееся перед нашими глазами, в то же время обеспечено, что ему не позволят разрушиться, иссякнуть, что его поддержат, что ему дадут разрастись и принести все свои плоды, — отрадное чувство. Дай бог, чтобы и у нас затеянное вами предприятие так же принялось, так же преуспевало, как лондонский литературный фонд! Пусть литераторы, журналисты, все люди, которым дорога русская словесность, русская образованность, которые чувствуют ее пользу и важность, соединятся для доброго дела, и оно пойдет на лад — с Меценатами и без Меценатов!

Ив. Тургенев

С. Спасское.

30 октября 1858.

Впервые опубликовано: Б-ка Чт, 1859, № 1, отд. II, с. 81–86, с подписью: Ив. Тургенев.

В собрание сочинений впервые включено в издании: т. 10, с. 232–239.

Печатается по тексту первой публикации.

в «Библиотеке для чтения» (1857, № 11, отд. 3, с. 1–28). Желая заручиться поддержкой широкой публики, Дружинин 10 (22) августа 1858 г. обратился к Тургеневу с просьбой рассказать русским читателям о существовавшем уже английском литературном фонде: «На днях читал я где-то, что Вы, в бытность свою в Лондоне, присутствовали на обеде учредителей literary fund <…> Не возьметесь ли Вы, в свободный вечер, описать (в виде частного письма, путевой заметки и т. п.) обед, на котором Вы были <…> Мне помнится, что прошлый год Вас интересовала мысль литературном фонде. Теперь она начинает осуществляться, и толчок со стороны такого лица, как Вы, еще более подготовит публику к знакомству с вопросом» (Т и круг Совр, –214).

В ответном письме от 25 августа (6 сентября) 1858 г. Тургенев сообщил, что он исполнит просьбу Дружинина. «Я рад содействовать успеху такого доброго дела, каково основание Фонда у нас, писал он, — и мне еще приятнее было бы, если б Фонд этот основался дружным и бескорыстным участием литераторов, а не по милости какого-нибудь капризного мецената».

комитета Общества, председателем которого стал Ег. П. Ковалевский. На протяжении своей жизни Тургенев восемь раз избирался членом комитета и неизменно принимая участие в литературных чтениях в пользу Общества. Первое литературное чтение происходило 10 января ст. ст. 1860 г., в зале Пассажа. Тургенев выступил с речью «Гамлет и Дон-Кихот». Деятельность Дружинина в качестве основателя Литературного фонда охарактеризована Тургеневым в статье «Памяти А. В. Дружинина» (см. наст. изд., т. 12)[201].

…обед — на котором я присутствовал… — Обед этот состоялся 23 апреля ст. ст. 1858 г. в лондонском ресторане «Freemason’s Tavern» (см.: Mérimée, II, 8, p. 514).

…какой-то джентльмен… — Официальной датой создания Литературного фонда считается 18 мая 1790 г., когда благодаря энергичным действиям Давида Вильямса (им же выдвинута была еще в 1773 г. самая мысль об этом) удалось собрать необходимый капитал для создания фонда. С 1818 года Литературный фонд стал называться Королевским литературным фондом (Royal Literary Fund).

…под председательством лорда Пальмерстона… — Пальмерстон (Palmerston) Генри Джон Темпл (1784–1865) — английский консервативный государственный деятель, премьер-министр с 1855 по 1865 г. (за исключением 1858–1859 гг.).

…г-на Монктона Мильнса… — Монктон Милнс (Milnes) лорд Хаутон (1809–1885) — английский политический деятель и поэт, с которым Тургенев познакомился в 1856 г. во время своего пребывания в Лондоне (см. письмо Тургенева к Милнсу от 28 февраля (12 марта) 1858 г. и примеч. к нему; см. также: Партридж М. Новые материалы для изучения круга английских друзей Тургенева. — В кн.: Сравнительное изучение литератур. Л., 1976, с. 441–449).

…г-на Ривса… — Тургенев, очевидно, имеет в виду английского журналиста Генри Рива (Henry Reeve, 1813–1895), который был издателем «Эдинбургского обозрения» с 1855 по 1895 г.

(Thackerey) — Уильям Мейкпис (1811–1863), английский романист. Тургенев был представлен Теккерею во время его пребывания в Лондоне в мае 1857 г. (см.: письмо Тургенева к П. В. Анненкову от 27 июня (9 июля) 1857 г.).

Диккенса тоже не было… — О взаимоотношениях Чарлза Диккенса с комитетом Королевского литературного фонда см.: Fielding — 1858. — The Rewiew of English Studies, v. 6, N 24, October 1955, p. 383–394.

Комитет возразил ему брошюрой (по-английски: памфлетом) … — Речь идет о специальной брошюре, вышедшей под названием: Royal Literary Fund. A Summary of Facts, Drown from Records of the Society, and Issued by the Committee in Answer to Allegetions Contained in a Pamphlet entitled «The Case of Reformers of the Literary Fund: Stated by Charles W. Dilke, Charles Dickens and John Forster». Together with a Report of the Proceedings at the last Annual Meeting, March 12, 1858 <Королевский литературный фонд. Материалы, извлеченные из отчетов Общества и изданные Комитетом в ответ на заявления, содержащиеся в памфлете под названием «Дело о реформаторах Литературного фонда. Изложение Чарлза У. Дилка, Чарлза Диккенса и Джона Форстера». Вместе с протоколами последнего годичного собрания, 12 марта 1858>.

…по милости последней войны… — Речь идет о Крымской войне 1853–1856 гг., одним из главных организаторов которой был Пальмерстон, требовавший захвата Севастополя и отторжения ряда областей Российской империи.

— Бенджамин, с 1876 г. лорд Биконсфилд (1804–1881) — английский консервативный государственный деятель и писатель, Тургенев познакомился с ним во время пребывания в Лондоне в мае 1857 г. (см.: письмо Тургенева к П. В. Анненкову от 27 июня (9 июля) 1857 г.).

Фан де Вейер — Сильвен (1802–1874); занимал пост посланника в Лондоне с 1832 до 1867 г.

…наследник громадного именья герцогов Бриджватерских… — На обеде Литературного фонда присутствовал, очевидно, маркиз Стеффорд (Stafford), наследник герцога Бриджватерского.

…за излишнюю угодливость соседнему правительству подать в отставку… — После покушения на жизнь Наполеона III, произведенного в январе 1858 г. итальянцем Орсини, Пальмерстон, будучи премьер-министром, предложил провести в Англии билль о заговорах, угрожавший прежде всего деятелям революционной эмиграции, пользовавшимся в Англии правом убежища. Недовольство, возникшее внутри страны в связи с тем, что в действиях Пальмерстона усмотрели, с одной стороны, сервилизм по отношению к Наполеону III, а с другой — посягательство на демократические свободы, вынудило его уйти в отставку.

…королевы Виктории… — Виктория (1819–1901) была королевой Великобритании с 1837 по 1901 г.

…о принце Альберте… — Альберт (Франц Август Карл Эммануил) (1819–1861) — муж королевы Виктории с 1840 г.

…Фокс, Питт и Шеридан… — Тургенев называет имена английских политических и государственных деятелей, прославившихся ораторским мастерством: Фокс (Fox) Чарлз Джеймс (1749–1806); Питт –1806); Шеридан –1816), автор комедии «Школа злословия» (1777).

Известный геолог Мурчисон… — Родерик Импи Мурчисон (Murchison) (1792–1871), баронет, один из авторов капитального труда по геологии Европейской части России («The Geology of Russia in Europe and the Ural mountains», 1845); во время Крымской войны выступал в защиту России и против войны с ней.

— написал небольшую книжку о самых замечательных сражениях, начиная с Марафона. — Эдвард Шеферд Кризи (1812–1878) — профессор истории Лондонского университета. Книга, которую имеет в виду Тургенев, вышла первым изданием в 1851 г. в Лондоне под названием: «Fifteen Desisive Battles of the World». В районе древнегреческого поселения Марафон 13 сентября 490 г. до н. э. произошло сражение, в котором греческие войска под командованием полководца Мильтиада победили более многочисленную персидскую армию.

…пришлось ему отвечать небольшим заученным спичем… — Проспер Мериме писал по этому поводу 8 мая н. ст. 1858 г.: «Меня пригласили на обед Литературного фонда, под председательством лорда Пальмерстона; в момент, когда нужно было идти, я получил предупреждение, что должен быть готов произнести речь, так как предполагается, что имя мое будет названо в тосте за литературу европейского континента. Я говорил глупости на плохом английском языке в течение доброй четверти часа, перед сборищем трех сотен литераторов или считающих себя таковыми» (Mérimié, –515).

…даже щедростью не походил он на Мецената… — Гай Цильний Меценат, римский государственный деятель I в. до н. э., щедрый покровитель поэтов. Так, он спас Вергилия от разорения, а Горацию подарил одно из своих поместий. Имя Мецената стало нарицательным.

Гарпагон — главное действующее лицо комедии Мольера «Скупой» (1668).

Гаевский В. П. Дружинин как основатель Литературного фонда. — В кн.: XXV лет. Сборник Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884, с. 423–434.