Певцы (Примечания)

Вернуться в оглавление
записок охотника

Примечания

Впервые опубликовано: Совр, 1850, № 11, отд. I, с. 97 — 114 (ценз. разр. 31 окт.), под № XVIII, вместе с рассказом «Свидание», с общей подписью: Ив. Тургенев.

ГПБ (ф. 795, ед. хр. 14 и 15). На первой странице чернового автографа — предварительный перечень персонажей:

Цел <овальник> Ник<олай> Обалдуй. Ив<аныч>. Дикий барин. Жена его. Яков Турок. Дочь — 9 лет. Рядчик. Моргач. Серый мужичок.

Вместо первоначально намеченной 9-летней дочери целовальника в рассказе представлен его «сынишка». На полях чернового автографа набросана Программа X «Записок охотника».

Первоначально рассказ назывался «Притынный кабачок». Заглавие «Певцы» принадлежит, вероятно, Н. А. Некрасову и вписано в беловой автограф вместо первоначального, зачеркнутого, его рукой. Той же рукой в беловом автографе карандашом и чернилами сделаны — по цензурным соображениям — и другие замены, а также выкидки.

В ГИМ хранится авторизованная писарская копия «Певцов» (ф. 276, собр. Д. М. Щепкина, ед. хр. 37884, арх. № 3702). Она датирована 1850 годом, исправлена автором, снабжена его подписью и дарственной надписью сыну артиста М. С. Щепкина: «Дмитрию Михайловичу Щепкину на память от любящего его автора». Искажения и пропуски цензурного характера, произведенные при печатании в «Современнике», здесь устранены. Заглавие «Певцы» перечеркнуто и сверху написано: «Притынный кабачок» — свидетельство того, что автор не без колебаний принял поправку Некрасова.

В настоящем издании в текст ЗО 1880

, строка 20. Вместо «тучами» — «тучками» (по бел. автогр., ценз. рукоп., авториз. копии, всем изд. до ЗО 1865 и черн. автогр.).

, строка 38. Вместо «Накалывай» — «Накаливай» (по бел. и черн. автогр.).

«уставил» — «уставился» (по бел. автогр., Совр, авториз. копии, ценз. рукоп. и черн. автогр.).

«взглянув» — «заглянув» (по бел. автогр., Совр, авториз. копии, ценз. рукоп., всем изданиям до ЗО 1874

, строка 35. Вместо «обгибал» — «огибал» (по ценз. рукоп. и Т, Соч, 1880, т. 2).

«Певцы» написаны в августе-сентябре 1850 г. в с. Тургеневе и являются первым рассказом, присоединенным к «Запискам охотника» после того, как Тургенев, публикуя заключительный очерк «Лес и степь» (1849), объявил о своем намерении «ограничиться напечатанными отрывками». 30 сентября (12 октября) 1850 г. Некрасов сообщал Анненкову о присылке Тургеневым из деревни «небольшой вещицы»: «хороша, да неудобна» т. X, с. 155). Это сообщение, которое редакция названного издания ошибочно отнесла к «Свиданию», и является, очевидно, первым известным нам письменным упоминанием о «Певцах». В письме из Петербурга к П. Виардо от 26 октября (7 ноября) 1850 г. Тургенев сообщал о прибавлении к «Запискам охотника» нового рассказа, в котором он «в немного прикрашенном виде» изобразил состязание двух народных певцов, очевидцем которого он сам был «два месяца назад». — «…Там было много оригинальных личностей, — писал Тургенев, — которые я пытался зарисовать à la Teniers…» (подлинник по-французски). Одною из этих «оригинальных личностей», послужившей прототипом Якова-Турка, был Яков Пасынков, работавший на бумажной фабрике брата писателя — Н. С. Тургенева (см.: Шумский И. О прототипе Якова-Турка в «Певцах» И. С. Тургенева. — Русская литература, 1959, № 3, с. 198–200). В воспоминаниях бывшего крепостного Тургенева, сельского учителя А. И. Замятина, свидетельствуется, что «Яшка-турчонок, сын пленной турчанки» — реально существовавшее лицо (см.: Орл сб, 1955,

В передаче Д. Олсуфьева сохранилось следующее свидетельство Тургенева о его работе над «Певцами»: в 70-х годах в Париже, в доме Е. С. Рахмановой, «Тургенев доказывал, что вдохновение не исключает долгой, кропотливой, черной работы исправления написанного. „Как, неужели рассказ „Певцы“ (из „Записок охотника“) вы написали не сразу, по вдохновению?“ — воскликнула одна из дам. Как сейчас во всей точности помню ответ Тургенева: „Певцы“? Как мозаику составлял» (Олсуфьев Дм. Тургенев. Воспоминания и заметки. — На чужой стороне, Прага, 1925, № 11, с. 56).

Сличение белового автографа с журнальным текстом обнаруживает ряд разночтений цензурного происхождения. Изменения были внесены цензором А. Л. Крыловым или по его настоянию редакцией «Современника» и самим автором. Слова «дворяне», «помещики», «становой», «штатский генерал» и т. п. повсюду заменялись социально нейтральными: «гости», «другие» и т. п. Систематически устранялось определение «русский», к чему бы оно ни относилось («русский народ» — «простой народ» — 216, 31; «русский tenore di grazia» — «tenore di grazia» — 219, 15; «русского человека» — «деревенского жителя» — 209, 19); были устранены слова «во всей России» (219, 29). Цензура изымала какие бы то ни было указания на активные действия крестьян с прямым или косвенным выражением протеста по поводу своего бедственного положения. Так, в журнальном тексте не оказалось слов, относящихся к целовальнику Николаю Иванычу: «образумил мужиков соседней деревни, не хотевших принять нового управляющего» (209, 37–38); при характеристике Моргача вместо слов: «бежал со вверенной ему тройкой лошадей» печаталось: «вдруг пропал с вверенной ему тройкой лошадей» (216, 38–39). Сильно пострадала от цензуры характеристика Дикого-Барина, в которой были устранены: важное указание на громадные силы, угрюмо покоившиеся в нем и готовые прорваться со «взрывом» (218, 35–43), подробности, относящиеся к его прошлому, и несущее в себе большую идейную нагрузку сравнение «поглядывал кругом, как бык из-под ярма» (213, 18–19). Из носителя основной идеи рассказа в результате «работы» цензора этот персонаж превратился в некое социально неопределенное и действительно дикое существо, в связи с чем критика того времени отмечала, что это лицо «совершенно непонятно и вышло как-то неудачно таинственно» 1851, № 3, с. 389).

Высказывавшееся в литературе предположение, будто замена прозвища «Дикарь» позднейшим «Дикий-Барин» — результат возвращения текста к доцензурному варианту (см.: Грузинский «Дикарем», иногда «Диким Человеком», в единичных случаях — «Диким-Барином». Название «Дикарь» фигурирует также на протяжении всей авторизованной копии, хотя она не предназначалась для прохождения через цензуру и восстанавливает (отчасти рукой самого Тургенева) искаженные цензурой места, а также в первоначальном слое цензурной рукописи, где автор устранил большую часть прежних цензурных искажений. Только после того, как работа переписчика была закончена, рукой Тургенева здесь было сделано указание: «В этом рассказе вместо „Дикарь“ везде писать „Дикий-Барин“», — что и было выполнено во всех последующих изданиях.

«было что-то безнадежное, придавленное в этом глубоком молчании обессиленной природы» (224, 6–7) в «Современнике» напечатано: «было что-то истомленное в этом глубоком молчании обессиленной природы». Выброшены реплики, показавшиеся цензору грубыми или богохульными («Иди сюда, чёрт леши-и-и-ий!» — 225, 28; «пристал, словно банный лист» — 220, 34; вместо: «будь я собачий сын» — 223, 33 — печаталось: «будь я баран», и т. д.). Отовсюду изымалось слово «бог» («Пой, как бог тебе велит» — печаталось: «Пой, как умеешь» — 221, 25).

В цензурной рукописи 1852 г. Тургенев устранил почти все внесенные в текст «Певцов» при первой публикации изменения, за исключением единичных. Так, начальные слова: «Небольшое сельцо Колотовка» (208, 2), вероятно, больше удовлетворили автора в художественном отношении, чем доцензурный вариант: «Изумительно разоренное сельцо». В цензурной рукописи этот вариант сначала был восстановлен, но затем снова зачеркнут.

В редакции «Современника» «Певцы» получили высокую оценку. 16 (28) ноября 1850 г, Некрасов сообщал Анненкову: «Приехал Тургенев (уже давно), написал два рассказа, которые найдете в XI № „Современ<ника>“. Один из них, „Певцы“, — чудо! И вообще это отличная поправка бедному „Современнику“, который в нынешнем году не может-таки похвалиться беллетристикой» (Некрасов, т. Х, с. 158). Сам Тургенев в письме к П. Виардо (см. выше, с. 488) писал, что работа его удалась лучше, чем он ожидал. В письме от 24 ноября (6 декабря) 1850 г. он сообщал ей же о «большом успехе» «Певцов» в Москве.

«Современника» анонимном «Обозрении русской литературы за 1850 г.» «Певцы» отнесены к лучшим произведениям 1850 года и к тем рассказам «Записок охотника», в которых «природа и человек сливаются в одно целое» и «не истинного характера нет ни одного». Особое значение для обрисовки выведенных характеров придавалось тому месту рассказа, где Яков кончает свое пение и автор показывает эффект, произведенный на слушателей. В обзоре отмечалось, что пение Якова было для его слушателей «лучшим выражением того, что у них давно таилось на душе; оно было поэзией их жизни, и в нем, как в зеркале, все они выразились» (Совр, 1851, № 2, отд. III, с. 57–63).

«Певцов» к лучшим произведениям Тургенева. Показательны, однако, для разграничения взглядов Тургенева и славянофилов дружные выступления последних против изображенной вслед за состязанием певцов сцены пьяного разгула в кабаке, которая казалась им дисгармонирующей с общим тоном рассказа. Сцена эта при публикации в «Современнике» не была пропущена цензурой и появилась в печати только в издании 1852 г. В письме к Тургеневу И. С. Аксаков замечал: «Можно было бы обойтись без последней сцены пьяных в кабаке» 1894, № 8, с. 476). Для Тургенева, не разделявшего свойственной славянофилам идеализации русской народной жизни в период крепостничества, сцена разгула была необходимой частью его замысла, художественным выражением трагической судьбы талантливого русского человека; славянофилы же усматривали в ней только вредную дань этнографическому натурализму. О своем расхождении со славянофилами Тургенев прямо писал К. С. Аксакову 16 (28) октября 1852 г. и 16 (28) января 1853 г.: «Я вижу трагическую судьбу племени, великую общественную драму там, где Вы находите успокоение и прибежище эпоса…»; «…по моему мнению, трагическая сторона народной жизни — не одного нашего народа — каждого — ускользает от Вас, между тем как самые наши песни громко говорят о ней!». «Певцы» явились художественной разработкой этих тезисов. Один из основных мотивов «Записок охотника» — изображение сдавленных, скрытых и не находящих выхода могучих сил русского народа — находит в «Певцах» наиболее яркое выражение. В образах «певцов» и их слушателей Тургенев реалистически раскрыл трагедию духовно одаренных людей из народа в условиях крепостнического строя.

Представители различных общественных групп и направлений по-разному отнеслись к рассказу Тургенева. Революционно-демократическая критика безоговорочно приняла обличительный реализм «Певцов». Напротив, П. В. Анненков в письме к Тургеневу от 12 (24) октября 1852 г. определил рассказ как «сочинительство» (Рус Обозр,  10, с. 488). «Почвенник» Ап. Григорьев квалифицировал как фальшь «одностороннюю заунывность, простирающуюся до трагизма», «болезненный серый колорит», наброшенный автором даже на самую природу, в которой ощущается, по словам критика, «какое-то истомление, обессилие». Этот мотив, играющий в замысле Тургенева существенную роль, более всего раздражал критика и был, по его мнению, следствием власти над писателем «личной хандры» (Москв, 1851, № 3, с. 389; ср.: Рус Сл,  5, отд. II, с. 18). Взгляд на «Певцов» как на произведение, в котором Тургенев будто бы отошел от реализма в изображении духовной жизни народа, укрепился в дореволюционной критике и литературоведении. При этом произвольный смысл придавался словам Тургенева из письма к П. Виардо о «немного прикрашенном виде», в котором он изобразил состязание певцов. Народнической критике «Певцы» дали повод для суждений об эксцентричности героев «Записок охотника», о нетипичности их для крестьянской среды. Отголоски подобных мнений имели место и позже, в том числе в некоторых работах советского времени. (См. об этом: «Певцы» И. С. Тургенева. — В его кн.: Статьи о литературе и фольклоре. М.; Л., 1960, с. 407–413.)

Обладая выдающимися идейно-художественными достоинствами, рассказ Тургенева приобрел огромную популярность и оказал существенное влияние на последующую русскую литературу. Будучи первым в русской литературе художественным изображением исполнения народных песен и искусства народных певцов, он начал собою целую галерею подобных изображений в произведениях Левитова, Мамина-Сибиряка, Эртеля, Короленко, М. Горького. «Певцы» чаще, чем какой бы то ни было другой рассказ «Записок охотника», подвергались инсценировкам (первые опыты относятся к 1867 г.). В юбилейном 1918 г. в постановке «Певцов» на сцене Александрийского театра принял участие Ф. И. Шаляпин (см.: С. С. и А. Я. «Записки охотника» на сцене. — с. 296–303).

Небольшое сельцо Колотовка… — Село с таким названием находилось в двух верстах от с. Тургенева с. 74).

…помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой… — Прозвище «Стрыганиха», в основе которого лежат понятия «строгать» и «стричь» (отдавать в солдаты), в сочетании с экспрессивным суффиксом создавало образ ярой крепостницы и напоминало о свирепой «Салтычихе», памятной в то время еще многим читателям. Вся характеристика «Стрыганихи» не была пропущена в «Современник» цензурой.

…в красном товаре… — Красный товар — аршинный, продаваемый в линейных мерах, а не поштучно.

…рядчик с Жиздры. — Рядчик — мелкий подрядчик, берущий на себя не исполнение работ, а только поставку рабочих.

…осьмуху пива поставили… — Осьмуха — восьмая доля ведра.

…происходил он от однодворцев… — См. примеч. на с. 461.

Распашу я, молода-молоденька… — Широко распространенная русская народная лирическая песня с плясовым напевом, известная более с зачином: «Я посею, млада-младень-ка…». Опубликована впервые М. Д. Чулковым в 1770 г. Другой вариант, записанный в г. Орле, см.: Киреевский,

Действительно, в наших краях знают толк в пении, и недаром село Сергиевское — славится — согласным напевом. — Село Сергиевское (ныне г. Плавск) находилось в пределах б. Тульской губ., на пути из Тулы в Орел. В черновом автографе после приведенных слов зачеркнуто: «Я бы [не одному] каждому музыканту посоветовал [поеха<ть>] съездить послушать хор Сергиевских мужиков; я ему отвечаю, что он бы не раскаялся в своей поездке и, может быть, вынес бы оттуда не одну мысль и не одно замечание».

— В первоначальной редакции этой сноски Тургенев обещал «когда-нибудь» подробнее поговорить о полесских селах (см. раздел «Варианты» в изд.: Т, ПСС и П, Сочинения, т. IV, с. 432). Частичной реализацией этого намерения была, очевидно, его «Поездка в Полесье» (наст. изд., Сочинения, т. 5).

«. Не одна во поле дороженька пролегала»… — В первоначальных рукописях и в «Современнике» герой рассказа выступал с другой песней:

«При долинушке стояла,
Калинушку ломала…»

Полный текст ее, записанный в Малоархангельском уезде Орловской губ., см.: –120.

Но вскоре В. А. Инсарский заметил Тургеневу, что эта веселая, почти плясовая песня, каким бы певцом она ни была исполнена, не могла возбудить в слушателях грустных и томительных чувств и тронуть их до слез, как это представлено в рассказе, и рекомендовал заменить ее более содержательной и глубокой «Дороженькой», которую тут же и спел (Инсарский –140. См. также: Записки В. А. Инсарского. СПб., 1898. Ч. 2, с. 309. Свидетельство Инсарского появилось в печати еще при жизни Тургенева и не вызвало возражений с его стороны). В цензурной рукописи Тургенев заменил песню «Дороженькой», вполне соответствующей его замыслу и гораздо лучше, чем прежняя, контрастирующей с песней рядчика. В мемуарах Л. А. Жемчужникова сохранился рассказ о том, как Тургенев устроил у себя в петербургской квартире состязание певцов — художника К. А. Горбунова, исполнявшего русские песни, в том числе «Дороженьку», и автора мемуаров, исполнявшего песни украинские (см.: Жемчужников –1852. М., 1926, с. 101–102). Такое состязание могло быть устроено Тургеневым специально для проверки указаний Инсарского, в связи с текстом «Певцов», готовившимся тогда для отдельного издания «Записок охотника».

Протяжная любовная песня «Дороженька» в печатные сборники входила с 30-х годов XIX века и пользовалась исключительной популярностью. Один из вариантов ее, записанный в Ржевском уезде Тверской губ., см.: вып. II, ч. 1, с. 69.

Вернуться в оглавление
записок охотника