<РЕДАКТОРУ "ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ">
Любезный М<ихаил> М<атвеевич!>
Вам, как старинному моему приятелю, хорошо известно, с какой неохотой я решаюсь занимать публику вопросами, лично до меня касающимися; но прочтенная мною на днях корреспонденция г. "Иногороднего обывателя" в "Московских ведомостях" вынуждает меня взяться за перо.
Корреспонденция эта появилась по поводу напечатанного в газете "Temps" моего письма, предпосланного рассказу изгнанника, содержавшегося в одиночном заключении в течение четырех лет,-- рассказу, представлявшему исключительно психологический и, пожалуй, судебный интерес.
"Иногородный обыватель" ограничился одними посильными оскорблениями, я бы не обратил на них внимания, зная, из какой "кучи" идет этот "гром"; но он позволяет себе заподозревать мои убеждения, мой образ мыслей,-- и я не имею права отвечать на это одним презрением.
Приписывая мне всяческие неблагородные побуждения и чуть ли не преступные намерения, г. "Иногородный обыватель" обвиняет меня в низкопоклонстве, в заискивании, в "кувыркании" перед некоторой частью нашей молодежи. Такого рода заискивание предполагает отступничество от собственных убеждений и подделывание под чужие. Но, не хвастаясь и не обинуясь, а просто констатируя факт, я имею право утверждать, что убеждения, высказанные мною и печатно и изустно, не изменились ни на йоту в последние сорок лет; я не скрывал их никогда и ни перед кем. В глазах нашей молодежи - так как о ней идет речь - в ее глазах, к какой бы партии она ни принадлежала, я всегда был и до сих пор остался "постепеновцем", либералом старого покроя в английском, династическом смысле, человеком, ожидающим реформ только свыше,-- принципиальным противником революций, не говоря уже о безобразиях последнего времени. Молодежь была права в своей оценке - и я почел бы недостойным и ее и самого себя представляться ей в другом свете. Те овации, о которых упоминает г. "Иногородный обыватель", мне были приятны и дороги именно потому, что не я шел к молодому поколению, "Отцов и детей"), но потому, что оно шло ко мне; они были мне дороги, эти овации, как доказательство проявившегося сочувствия к тем убеждениям, которым я всегда был верен и которые громко высказывал в самых речах моих, обращенных к людям, которым угодно было меня чествовать.
С какой же стати мне было лгать и заискивать в них,, когда они сами мне протягивали руки и верили мне?
И как подумаешь, из чьих уст исходят эти клеветы, эти обвинения?! Из уст человека, с младых ногтей заслужившего репутацию виртуоза в деле низкопоклонства и "кувыркания", сперва добровольного, а наконец даже невольного! Правда - ему ни терять, ни бояться нечего: его имя стало нарицательным именем, и он не из числа людей, которых дозволительно потребовать к ответу. Но и в его положении оглядка не мешает: во всяком случае не ему упоминать об "опозоренных сединах"; незачем обращать взоры читающей публики на собственную голову. Публика и без того хорошо его знает... и, смею прибавить, знает и меня.
Париж, rue de Douai.
2 января 1880 г.
Примечания
Печатается по тексту: ВЕ, " 2, стр. 843--844.
Впервые опубликовано: "Молва", 1879, No 378, 29 декабря {Публикация письма Тургенева в газете "Молва" сопровождалась редакционным примечанием: "Мы получили настоящее письмо И. С. Тургенева при следующем заявлении редактора "Вестника Европы": "Не имея, к сожалению, возможности исполнить буквально желание почтенного Ивана Сергеевича, а именно, чтобы его письмо ко мне было напечатано не позже январской книги журнала, которая в настоящую минуту не только окончена печатанием, по и ожидает узаконенного срока для выпуска, покорнейше прошу дать этому письму место в Вашей газете. М. С<тасюлевич>".}.
В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС, 1883, т. I, стр. 457--459.
"Письмо к Стасюлевичу". Последняя фраза в нем: "Я имею право назвать клеветником всякого, кто позволяет усомниться в истине сказанного мною",-- в окончательный текст не вошла.} - Slave 86; фотокопия - ИРЛИ, Р. I, оп. 29, No 263.
"Иногороднего обывателя" (псевдоним Б. М. Маркевича) "С берегов Невы", напечатанный в газете M. H. Каткова (Моcк Вед, "Le Temps" предисловия Тургенева к автобиографическим очеркам И. Я. Павловского "En cellule. Impressions d'un nihiliste" (см. стр. 116). Поместив в своем фельетоне русский перевод этого предисловия, Маркевич снабдил его крайне тенденциозным комментарием, изобиловавшим оскорбительными характеристиками личности писателя, его убеждений и творчества. В конце своего фельетона, имея в виду заявление писателя, что "нигилисты, о которых говорят последнее время, не так черны и не так ожесточены, как их хотят представить", Маркевич писал о Тургеневе: "... он но понимает, что аттестациею, выданною км русским "нигилистам", он признал правым их гнусное дело".
В условиях ожесточенной борьбы между народниками-террористами и царским правительством такая по существу провокационная оценка общественно-литературной позиции Тургенева была равнозначна политическому доносу.
Именно так и квалифицировал ее Тургенев, выразив опасение, как бы "подлый донос г. Марковича" не помешал его очередной поездке в Россию (см.:
Отповедь Тургенева Маркевичу вызвала ответные меры со стороны последнего. В No 5 "Московских ведомостей" от 6 января 1880 г. Маркевич поместил язвительную "Справку для г. Тургенева", приведя его дружелюбное письмо к нему от 6/18 февраля 1863 г. (см.: Т, Письма, т. V, стр. 97--98, 548). "Разоблачению" Тургенева была посвящена и напечатанная в том же номере "Московских ведомостей" передовая статья M. H. Каткова. Всячески оправдывая поведение Марковича, Катков в то же время предавался глумливым воспоминаниям об истории создания романа "Отцы и дети".
"Московскими ведомостями" вызвала появление нескольких заметок в газетах и журналах. В недельном обозрении газеты "Молва" отмечалось: "Г-на Тургенева возмутило то, к чему мы, к сожалению, уже успели привыкнуть (... У г. Тургенев может быть уверен, что гг. Катков и компания не имеют нравственной опоры в лучших слоях русского общества" ("Молва", 1879, No 379, 30 декабря). Аналогичным комментарием сопровождалась перепечатка ответа Тургенева "Иногороднему обывателю" в газете "Страна" (1880, No 1, 1 января). А через несколько дней в "Литературном отделе" "Страны" была напечатана вторая заметка, являвшаяся ответом на "Справку для г. Тургенева" Марковича и передовую статью Каткова. Касаясь при этом отношений Толстого и Тургенева с Катковым в связи с историей печатания в "Русском вестнике" романов "Отцы и дети" и "Анна Каренина", автор заметки писал: "Единственное, что вполне выясняется из этих случаев, это - что таким первостепенным писателям, как Тургенев и Толстой, нельзя помещать своих произведений у г. Каткова, который навязывается им в сотрудники" ("Страна", 1880, No 3, 10 января). Затем в защиту Тургенева выступили М. М. Стасюлевич (ВЕ, 1880, No 2, стр. 843--849) и Н. Стечькин, выпустивший брошюру: "И. С. Тургенев и "Московские ведомости" (мнение одного из публики)". М. 1880. Против Тургенева выступили В. Комаров в "С. -Петербургских ведомостях" и К. II. Леонтьев в газете "Варшавский дневник" (см. сб.: "Творчество И. С. Тургенева". М. 1959, стр. 434--435).
За поддержку в полемике с "Московскими ведомостями" Тургенев особенно был благодарен Л. Н. Толстому, письмо которого с выражением сочувствия писателю не сохранилось (см.: , кн. 2, стр. 197).
Стр. 185. -- Речь идет о террористической деятельности народников и, в частности, о покушении А. К. Соловьева на жизнь Александра II 2(14)апреля 1879 г. (ср.: т. XII, кн. 2, стр. 60--61).
Те овации, о которых упоминает г. "Иногородний обыватель"...-- Чествование Тургенева московской и петербургской молодежью в феврале--марте 1879 г.