Тургенев И. С. - Виардо Полине, 28, 31 августа, 2 сентября (9, 12, 14 сентября) 1850 г.

149. ПОЛИНЕ ВИАРДО

Bonjour, chere, bonne, noble, excellente amie, bonjour, o vous qui etes ce qu'il y a de meilleur au monde! Donnez-moi vos cheres mains pour que je les embrasse. Cela me fera beaucoup de bien et me mettra en bonne humeur. La, c'est fait. J'y ai mis au moins cinq minutes. Maintenant nous allons causer.

Il faut donc que je vous dise que vous etes un ange de bonte et que vos lettres m'ont rendu le plus heureux des hommes¹. Si vous saviez ce que c'est qu'une main amie qui vient vous chercher de si loin pour se poser si doucement sur vous! La reconnaissance qu'on en ressent va jusqu'a l'adoration. Que Dieu vous benisse mille fois! Je ne cesse de le prier de veiller sur votre vie - ce n'est pas en paroles que je le fais - je sens a chaque instant toute mon ame se soulever vers lui pour vous. J'ai bien besoin d'affection dans cet instant, je suis tellement isole ici. Aussi je ne saurais vous dire combien j'aime ceux que j'aime... et qui ont de l'affection pour moi.

Jeudi

J'ai ete force d'interrompre cotte lettre il y a trois jours, et je m'empresse de revenir a vous, aussitot que je puis le faire. Des affaires de famille, ou plutot des embarras de famille, en ont ete la cause. Je commence a croire que tout cela tire a sa fin; aussi ne vous en parlerai-je que quand j'aurai un resultat a annoncer bon ou mauvais. Je ne partirai pas d'ici sans laisser au moins mon frere dans une situation passable. J'ai fait en meme temps un petit voyage a 30 verstes d'ici; je suis alle voir une do mes "anciennes flammes", dont c'etait la fete². L'ancienne ilamme a diablement change et vieilli (elle s'est mariee depuis et est devenue mere de trois enfants). Son mari est monsieur fort maussade et fort tatillon. Je pardonne a mon ancienne flamme son mari, ses enfants et meme la teinte couperosee de son visage. Mais ce que je ne lui pardonne pas, c'est d'etre devenue insignifiante, endormie et plate; c'est surtout de s'etre accroche une fausse queue eu cheveux noirs, tandis que les siens sont bruns, presque blonds, et de l'avoir fait si negligemment qu'on voyait le noeud qui etait gros comme le poing, et dont les deux bouts l'un noir et l'autre blond, retombaient avec grace a droite et a gauche. Elle s'est mise a jouer du piano, mais le mai-heureux instrument etait faux a faire fremir, faux de cette faussete doucereuse qui est la pire de toutes, et elle ne s'en apercevait pas et elle jouait des pieces de musique horriblement vieillies, et elle les jouait tres mal... Helas! Trois fois helas! Mon ancienne flamme n'est pas meme de la fumee a l'heure qu'il est: un peu de cendre refroidie, voiia tout. Ce que c'est que de nous!

J'ai passe la nuit dans sa maison. Avant de me coucher j'ai relu vos lettres que je porto toujours sur moi - je vous suis bien reconnaissant de m'en ecrire de si bonnes! Si vous saviez combien c'est bon et doux, une lettre de vous! Quel esprit charmant, fin et juste, quel grand et noble coeur s'y revelent a chaque ligne! J'ai du plaisir a vous le dire, ayez-en a le lire, car c'est bien vrai ce que je vous dis la, vous pouvez m'en croire.

Pour la petite Pauline, vous savez deja que je suis decide a suivre vos ordres, et je ne pense plus qu'aux moyens do le faire vite et bien. A propos, vous vous rappelez de Mlle Bartenieff - qu'on nommait Pauline - son vrai nom est Peiagueia. Je vous ecrirai de Moscou et do Petersbourg jour par jour tout ce que je ferai pour elle. C'est un devoir que je remplis, et je le remplis avec bonheur du moment que vous vous y interessez. Si Dios quiere, elle sera bientot a Paris³.

Vous etes mon bon ange, vous. Le mot de bon ange me fait penser a la romance du "Domino noir"⁴, "la belle Ines"⁵, a Mlle Antonia, et ma memoire locale me retrace a l'instant meme le ciel, les arbres de la-bas, votre robe a dessins bruns, votre chapeau gris. Je crois sentir sur mon visage le souffle de la legere brise d'automne qui chuchotait dans les pommiers au-dessus de nous. Qu'est-il devenu, ce temps charmant?.. Il faut que je parle d'autre chose.

Il est fort possible que j'aurais eu de Mme Pasta l'opinion que vous me supposez, si je l'avais entendue a Petersbourg au commencement de mon education musicale, mais je n'ai pas eu ce bonheur⁶. Je ne l'ai vue ni entendue, mais me voila maintenant fixe sur ce que je dois penser d'elle. Vous me demandez en quoi reside le "Beau". Si, en depit des ravages du temps qui detruisent la forme sous laquelle il se manifeste, il est toujours la... c'est que le Beau est la seule chose qui soit immortelle, et qu'aussi longtemps qu'il reste un vestige de sa manifestation materielle, son immortalite subsiste. Le Beau est repandu partout, il s'etend meme jusque sur la mort. Mais il ne rayonne nulle part avec autant d'intensite que dans l'ame, dans l'individualite humaine; c'est la qu'il parle le plus a l'intelligence, et c'est pour cela que, pour ma part, je prefererai toujours une grande puissance musicale servie par une voix defectueuse, a une voix belle et bete, une voix dont la beaute n'est que materielle⁷. Avec quello impatience n'attends-je pas votre opinion sur le 2-d acte de "Sapho"! Si Gounod n'est pas une grande puissance musicale, s'il n'a pas du genie, je renonce a toute espece de jugement sur les hommes et les talents⁸. Je ne puis m'empecher de vous porter envie; pensez a moi quand cette belle musique vous remuera l'ame, pensez a moi si vous le pourrez. La musique de Gounod me fait penser que "La Juive", surtout la musique echue en partage a Rachel, est, je ne dirai pas peu de chose, mais a cote du vrai et de la vraie beaute⁹. Vous avez eu un grand succes, et cependant je suis bien sur que cette declamation lourde et forcee a du vous laisser une grande fatigue et un grand vide dans l'ame. On a beau parler de science, de coloris national, etc., le souffle divin n'est pas la. Ce n'est pas immortel, comme toute beaute veritable doit l'etre, oh non! "Le Vallon" est immortel¹⁰.

Vous souvenez-vous d'une petite fille de cinq ans, fort extraordinaire, dont je vous ai parle dans une de mes lettres? Je l'ai revue et je continue a trouver cet enfant un petit etre bien singulier. Imaginez-vous la plus jolie petite figure qu'il soit possible de voir; des traits d'une finesse inouie, un sourire charmant et des yeux comme je n'en ai jamais vu, des yeux de femme tantot doux et caressants, tantot percants et observateurs, une physionomie qui change d'expression a chaque instant, et dont chaque expression est etonnante de verite et d'originalite. Elle a un bon sens, une justesse de sensations et de sentiments merveilleuse; elle reflechit beaucoup et no ruse jamais, c'est surprenant de voir avec quelle rectitude d'instinct son petit cerveau marche a la verite. Elle juge parfaitement tout ce que l'entoure, a commencer par ma mere, et avec tout cela, c'est un enfant, un veritable enfant. Il y a des moments ou son regard prend une teinte reveuse et triste qui vous serre l'ame. Mais en general elle est fort gaie et fort calme. Elle m'aime beaucoup et me regarde quelquefois avec des yeux tellement doux et tendres que j'en suis tout emu. Elle se nomme Anne et est la fille naturelle de mon oncle, du frere de mon pere et d'une paysanne¹¹. Ma mere l'a recueillie chez elle et la traite en poupee. Je me suis bien promis de me charger avec le temps de son education. Je vais avoir toute une famille sur les bras! Elle a des airs de tete et des mouvements de sourcils quand on lui dit quelque chose qui la frappe, qui font mon admiration. Elle a l'air de soumettre ce qu'elle entend a son petit raisonnement, et puis elle vous fait des reparties etonnantes. Je vais vous conter un de ses traits. C'etait encore a Moscou. Elle etait restee pres d'une heure dans ma chambre, ma mere l'en punit sans songer que c'etait moi qui l'avais emmenee, et tout en lui defendant de me dire pourquoi on l'avait punie. J'entre dans le cabinet de ma mere, je vois la petite dans un coin, fort triste et silencieuse; j'en demande la raison; ma mere me conte une histoire do desobeissance, de caprice; j'y crois, je m'approche d'elle et lui adresse un petit mot de reproche. Elle detourne la tete sans mot dire. Je sors et ne rentre que fort tard. Le lendemain de tres bonne heure, la petite entre dans ma chambre, s'assied tranquillement sur ma chaise, me regarde quelque temps en silence et m'adresse cette question a brule-pourpoint:

- Vous avez cru hier a ce qu'a dit maman de moi?

- Oui.

- En bien, vous avez eu tort, voici pourquoi j'ai ete punie... J'avais promis de ne pas vous le dire, et je ne vous l'aurais pas dit, si vous n'aviez pas cru maman.

- As-tu pleure pendant la punition?

"Oh! non". Puis elle ajouta apres un moment de silence ou de reflexion, car chez elle c'est tout un: - Mais j'ai pleure quand vous vous etes approche de moi dans le cabinet.

- Ah! c'est donc pour cela que tu as detourne la tete?

- Vous l'avez remarque, et vous n'avez pas vu que je pleurais?

- Non, il faut te l'avouer.

Elle poussa un gros soupir, vint m'embrasser et s'en alla.

Je vous jure que je n'ai pas ajoute un seul mot a ce qu'elle a dit; mais si vous aviez vu sa petite figure pendant toute cette explication! On y lisait tout le travail de sa pensee, la lutte de ses sentiments. Elle est blonde et tres blanche; ses yeux sont d'un gris-bleu nuance de noir; ses dents sont de vraies petites perles. Elle est tres aimante et tres sensible; avec cela, peu ou point de memoire, aussi sait-elle a peine son alphabet. Je vous assure que c'est une bien etrange petite creature, et je l'etudie avec interet. Elle n'a pas encore cinq ans.

C'est aujourd'hui jour de poste chez nous, chere et bonne amie; je vais donc vous envoyer cette lettre qui, malgre ma promesse, ne ressemble guere a un volume. Mais enfin, vous etes l'indulgence meme, et je vous enverrai une autre lettre, mardi prochain, d'autant que je compte pouvoir vous donner quelques bonnes nouvelles. Il fait un bien vilain temps ici, j'espere que vous en avez un superbe a Courtavenel: pas de pluie, mais un ciel gris et froid, un vent idem, et dans les intervalles des rafales on entend le petit tintement aigu des mesanges dans les bouleaux; l'arrivee des mesanges, comme le depart des grues et des oies sauvages, presage le froid. A propos de grues, nous en voyons tous les jours des bandes qui s'en vont de leur vol regulier et lent vers le Midi. Vous rappelez-vous les vers de "Faust":

Wenn iiber Flachen, tiber Seen

Der Kranich nach der Heimat strebt¹².

L'emploi du mot sireben est bien heureux, essayez un peu de le traduire eo francais!.. Ach ja - man strebt nach aer Heimath - meme Heimath ist nicht hier.

Je ne connais rien de plus solennel que le cri des grues, qui semble vous tomber des nuages sur la tete. C'est eclatant, sonore, puissant et tres melancolique. Il semble vous dire: "Adieu, pauvres petits roquets d'hommes qui ne pouvez changer de place; nous allons au Midi, la ou il va faire bon et chaud maintenant. Vous - restez dans la neige et la misere!.." Patience!

Je vous envoie cette lettre directement d'ici; jusqu'a present je vous les ai envoyees par le comptoir d'Iazykoff. Je ne sais si vous les recevez bien exactement. Je vais faire cet essai. Le messager attend sous la fenetre. C'est un ecuyer de mon frere, tres beau garcon et tres content de faire cette commission qui lui rapporte toujours quelque chose,-- va, mon garcon, porte cette lettre. Et vous, mes chers amis, soyez bien assures que le jour ou je cesserai de vous aimer tendrement, profondement, j'aurai cesse d'exister. Que le bon Dieu vous benisse tous et vous rende heureux. Je vous baise les mains avec devotion. Soyez heureuse, benie et bien portante! Adieu.

Перевод с французского:

Добрый день, дорогой, добрый, благородный, прекрасный друг, добрый день, о вы, лучше которой в мире нет ничего! Дайте мне ваши руки, чтоб я их расцеловал. Это мне очень поможет и приведет меня в хорошее настроение. Ну вот, так и сделано. Я употребил на это по меньшей мере пять минут. Теперь будем беседовать.

Итак, я должен вам сказать, что вы ангел доброты и что ваши письма сделали меня счастливейшим из людей¹. Если б вы знали, что значит дружеская рука, которая издалека вас отыскивает, чтобы столь нежно вас коснуться! Чувство благодарности за это доходит до поклонения. Да благословит вас бог тысячу раз! Я неустанно прошу его хранить вашу жизнь - не на словах,-- каждое мгновение я чувствую, как душа моя стремится к нему ради вас. Я так нуждаюсь сейчас в душевной привязанности, я здесь так одинок. И я не сумел бы вам сказать, как люблю тех, кого люблю... и кто ко мне расположен.

Четверг.

Я был вынужден прервать это письмо три дня тому назад и спешу вернуться к вам, как только могу это сделать. Семейные дела, или, вернее, семейные неурядицы, были тому причиной. Я начинаю думать, что всё это приближается к концу; а потому и не скажу вам больше ничего до тех пор, пока не смогу сообщить результат, хорош он будет или плох.

Я не уеду отсюда, пока мой брат но будет в хотя бы сносном положении, В то же время я совершил маленькое путешествие за 30 верст отсюда; я поехал повидать одну мою "прежнюю любовь", которая была именинницей². Прежняя любовь чертовски изменилась и постарела (она вышла замуж и теперь уже мать троих детей). Ее супруг весьма угрюмый и крайне мелочный господин. Я прощаю моей прежней любви ее супруга, ее троих детей и даже красный цвет ее лица. Но чего я ей но прощаю, тал "то того, что она сделалась незначительной, сонной и пошлой; особенно же того, что она прицепила себе фальшивый хвост из черных волос, между том как свои волосы у нее русые, почти белокурые, и притом сделала это до такой степени небрежно, что виден был узел, величиной с целый кулак, а концы его, один черный, другой белокурый, грациозно ниспадали справа и слепа. Она села за фортепьяно, но злосчастный инструмент звучал фальшиво до ужаса, звучал с той слащавой фальшивостью, которая хуже всего, а она этого но замечала и играла страшно устаревшие музыкальные пьесы, и играла их весьма плохо... Увы! трижды увы! Пламя прежней любви в настоящее время даже не дым: немножко остывшей золы, вот и всё. Бот что с нами делается!

Я провел ночь в ее доме. Перед тем как лечь спать, я перечел ваши письма, которые я всегда ношу с собой; очень вам признателен sa то, что вы пишете мне такие хорошие письма! Если бы вы знали, как это приятно и сладостно - письмо от вас! Что за прелестный, тонкий и верный ум, какое большое и благородное сердце раскрываются в каждой строчке! Для меня удовольствие говорить нам это, а вы читайте же с удовольствием, потому что то, что я вам говорю, совершенная правда, можете мне верить.

Относительно маленькой Полины, вы уже знаете, что я решил следовать вашим приказаниям вам, что буду делать для нее. Это долг, который я исполняю, и я счастлив исполнять его, раз вы этим интересуетесь. Si Dios quiere {Если богу будет угодно (исп.).³.

добрый ангел заставляет меня думать о романсе из "Черного домино"⁴, и вот я вижу вас идущей по траве в Куртавнеле с гитарой в руках и показывающей "прекрасную Инесу"⁵ м-ль Антонии, и моя память тотчас же рисует мне небо, тамошние деревья, ваше платье с коричневым рисунком, вашу серую шляпу. Мне кажется, что я чувствую на своем лице дыхание легкого осеннего ветерка, который шептался в яблонях над нашими головами. Где оно, это прелестное время?.. Лучше поговорим о другом.

⁶. Я ее и не видал и не слыхал, но теперь я точно знаю, что должен о ней думать. Вы меня спрашиваете, в чем заключается "Прекрасное". Если, вопреки разрушительному действию времени, уничтожающему форму, в которой оно выражается, оно по-прежнему существует... ведь Прекрасное - единственная бессмертная вещь, и пока продолжает еще существовать хоть малейший остаток его материального проявления, бессмертие его сохраняется. Прекрасное разлито повсюду, оно торжествует даже над смертью. Но нигде оно не сияет с такой силой, как в душе, в человеческом существе; здесь оно более всего говорит уму, а потому, что касается меня, то я всегда предпочту несовершенный голос, способный выразить великую музыкальную гиду, голосу красивому, но глупому, такому голосу, красота которого только материальна⁷. С каким нетерпением ожидаю я вашего отзыва о 2-м акте "Сафо"! Если Гуно не великая музыкальная если в нем нет гения, то я отказываюсь от всякого суждения о людях и дарованиях⁸. Я не могу не завидовать вам; думайте обо мне, когда эта прекрасная музыка растрогает вашу душу, думайте обо мне, если можете. Музыка Гуно заставляет меня думать, что "Жидовка", особенно музыка, выпавшая на долю Рахили, не то что малозначительна, но находится лишь рядом с правдой и истинной красотой⁹. Вы имели большой успех, и тем не менее я уверен, что эта тяжелая и натянутая декламация должна была оставить у вас в душе большое утомление и большую пустоту. Можно сколько угодно говорить об учености, национальном колорите и т. д., божественной искры там нет. Это не бессмертно, как должна быть бессмертна всякая истинная красота, о нет! Вот "Долина" бессмертия¹⁰.

Помните ли вы маленькую, весьма необычную пятилетнюю девочку, о которой я вам говорил в одном из моих писем? Я снова ее видел и продолжаю находить этого ребенка весьма странным маленьким существом. Представьте себе самое миловидное личико; черты лица невероятной тонкости, прелестную улыбку и глаза, каких я никогда не видывал, глаза взрослой женщины, то кроткие и ласкающие, то острые и наблюдательные, физиономию, ежеминутно меняющую выражение, и каждое выражение которой изумительно своей правдивостью и своеобразием. Она обладает здравым смыслом, удивительной правильностью ощущений и чувств; она много размышляет и никогда не хитрит; поразительно, с какой инстинктивной прямотой ее маленький мозг движется к истине. Она верно судит обо всем, что ее окружает, начиная с моей матери, и вместе с тем это ребенок, ребенок. Бывают минуты, когда ее взор принимает мечтательное и грустное выражение, от которого у вас сжимается сердце. Но в общем она весьма жизнерадостна и весьма спокойна. Она меня очень любит и порою смотрит на меня такими кроткими и нежными глазами, что я прихожу в умиление.

Ее зовут Анной; она побочная дочь моего дяди, брата моего отца, и одной крестьянки¹¹. Моя мать взяла ее к себе и обращается с ней, как с куклой. Я обещал себе заняться со временем ее воспитанием. У меня будет целая семья на руках! Когда ей говорят что-нибудь, что ее поражает, она принимает важный вид и делает движения бровями, приводящие меня в восторг. Она как будто подвергает своему детскому разбору то, что слышит, а затем дает вам на редкость удачные ответы. Я расскажу вам об одной ее черточке. Это было еще в Москве. Она пробыла около часа в моей комнате; моя мать наказала ее за это, не подумав о том, что я сам увел ее, и в то же время запретила ей говорить мне, за что она наказана. Я вхожу в кабинет матери, вижу, что малютка стоит в углу очень грустная и безмолвная; спрашиваю о причине этого; мать рассказывает мне целую историю о непослушании и своеволии; я этому верю, подхожу к ней и говорю ей несколько укоризненных слов. Она отворачивает головку, ни слова не говоря. Я ухожу из дома и возвращаюсь лишь очень поздно. На другой день, ранним утром, малышка приходит ко мне в комнату, спокойно садится ни мой стул, некоторое время молча смотрит на меня is внезапно обращается ко мне с таким вопросом:

- Вы вчера поверили тому, что вам сказала обо мне маменька?

- Да.

я бы вам не сказала, если бы, вы не поверили маменьке.

- Ты плакала, когда была наказана?

Она гордо подняла свою головку и, прищурив глазки, проговорила: "О! нет". Потом, после минутного молчания или размышления, что у нее одно и то же, она прибавила: - Но я плакала, когда вы подошли ко мне в кабинете;.

- Это вы заметили, а того, что я плакала, вы не видели?

- Должен признаться, нет.

Она глубоко вздохнула, поцеловала меня и ушла.

Клянусь вам, я ни слова не прибавил к тому, что она сказала, но если бы вы видели ее личико во время всего этого объяснения! На ном читалась вся работа ее мысли, борьба ее чувств. Она - белокурая и очень беленькая; глаза у нее серо-синие, отливающие в черное; зубки у нее настоящие маленькие жемчужинки. Она очень любящее и очень чувствительное существо; наряду с этим у нее плохая память или же вовсе ее нет, так что она едва знает азбуку. Уверяю вас, это очень странное маленькое создание, и я с интересом ее изучаю. Ей еще нет пяти лет. 

Сегодня у нас почтовый день, дорогой и добрый друг; следовательно, я отошлю вам это письмо, хотя оно, невзирая на мое обещание, нисколько не похоже на целый том. Но ведь вы - сама снисходительность, и я пошлю вам другое письмо в будущий вторник тем более что рассчитываю сообщить вам несколько хороших новостей. Здесь очень дурная погода, надеюсь, что у вас в Куртавнеле напротив, прекрасная: дождя нет, но небо серое и холодное, ветер idem {такой же (лат.). видим, как они правильными стаями медленно движутся к югу. Вы помните стихи из "Фауста":

Wenn uber Flachen, uber Semi
Der Kranich nach der Heimat strebt, {*}¹²

{* Когда через равнины, через моря
Журавль стремится на родину }

streben {стремиться (нем.).} (нем.).}.

Я не знаю ничего торжественнее журавлиного крика, который словно падает вам на голову е облаков. Этот крик раскатист, звучен, могуч и очень меланхоличен. Он словно говорит вам: "Прощайте, жалкие людишки, не способные передвигаться с места на место; мы летим на юг, туда, где теперь будет хорошо и тепло. Вы же оставайтесь среди снегов и невзгод!.." Терпение!

Я вам отправляю это письмо прямо отсюда; до сих пор я вам отсылал их через контору Языкова. Не знаю, исправно ля вы их получаете. Попробую. Нарочный ждет подокном. Это конюх моего брата, очень красивый парень, он весьма доволен, что исполняет это поручение, которое всегда приносит ему кое-что,-- ступай, паренек, неси это письмо! А вы, дорогие мои друзья, будьте вполне уверены, что в тот день, когда я перестану нежно и глубоко любить вас, я перестану и существовать. Да благословит вас всех господь и да ниспошлет он вам счастье. С благоговением целую ваши руки. Будьте счастливы, благословенны и здоровы! Прощайте.

P. S. Прилагаю листок березы, под которой я часто думал о вас. Это по-прежнему самое любимое мое дерево.

Примечания

Печатается по фотокопии из собрания Л. Звигильского (Париж). Подлинник хранится в собрании М. и А. Ле Сен (Париж). На письме в верхнем левом углу помета рукой П. Виардо: "Oui" ("Да" - франц.).

Впервые опубликовано: во французском оригинале - Revue Hebdomadaire, 1899, No 10, 4 fevrier, p. 45--52; в русском переводе - 1899, 29 июня (11 июля), No 176. Перепечатано в русском переводе - Гальп. -Кам., Письма, с. 108--115, XXV; Письма к Виардо, Halp. -Kam., Viardot,

¹ Эти письма неизвестны.

² Речь идет о К. Д. Шеншиной (см. письмо 150).

³

⁴ Речь идет о романсе Анжелы из комической оперы Ф. Обера "Черное домино" (1837): "Une fee, un bon ange" ("Фея, добрый ангел",-- франц.), д. I, сц. 6.

⁵ "Прекрасная Инсса" - по-видимому, название дерева в саду в Куртавнеле, подобное названиям других деревьев, перечисленным в письме 114 (наст. изд., Письма, т. 1); эти названия придумывались Тургеневым, П. Виардо и другими обитателями Куртавнеля.

⁶ Дж. Паста пела в Петербурге в сезон 1840/41 г., когда Тургенев был за границей.

⁷ Мысль о вечном и абсолютном значении красоты, сложившаяся под влиянием эстетики, Гегеля, неоднократно высказывалась Тургеневым: см., например, рассказ "Довольно", написанный в 1860--1864 гг.

⁸ "Это великий композитор, сейчас еще совершенно неизвестный, но которому суждена огромная будущность. Я буду петь в его опере ("Сафо". - Ред.) будущей зимой. Музыканты могут заранее радоваться и готовиться к высокому и благородному наслаждению..." т. 2, ч. 2, с. 88, пер. с франц.). С не меньшим восторгом писала она о Гуно Ж. Санд 10 февраля 1850 г.: "С некоторого времени я очень счастлива. Мы познакомились с одним молодым композитором, который будет великим человеком, как только музыка его станет известна. Он получил римскую премию лет десять тому назад и с того времени уединенно работал в своем кабинете, по-видимому не догадываясь о том, что каждая фраза, выходящая из-под его пера, несет печать гениальности. Право, это утешительно для искусства любоваться большим музыкальным будущим без необходимости вывихнуть себе шею, оглядываясь на прошлое. Я много дала бы, чтоб вы послушали божественную музыку этого человека. Она была бы вам по сердцу. Мы твердим ее с утра до вечера и мечтаем о ней с вечера до утра. Он напишет оперу к будущей зиме, если я там (в Опере. - Ред.) буду, как это вероятно. Помимо гениальности, это человек очень приятный, благородный по природе, воспитанный и простой. Я уверена в том, что он очень вам понравился бы" (там же, с. 128, пер. с франц.). Сходное высказывание о Гуно и его опере "Сафо" содержится в письме Ж. Санд к П. Бокажу от 16 марта 1851 г.: "Гуно, новый Моцарт, первый композитор века, музыкальный гений, который откроет новую эру: я но тучу. Он еще малоизвестен <...>. При первой репетиции певцы, трубачи, суфлеры, распорядители, слуги, стар и млад, все заливались слезами. Я жду эту оперу; он мне пропел со всю целиком под фортепьяно у Полины. Это шедевр. Это великое, это единственное, самое прекрасное из того, что только может быть. Более того, это очаровательный молодой человек - сердцем, и характером, и взглядами" (Sand, Corr, t. 10, p. 147--148, пер. с франц.).

⁹ "Жидовка" - опера Ж. Галеви. Главную партию Рахили пела П. Виардо.

¹⁰ "Долина" - романс Гуно на слова Ламартина.

¹¹ О дальнейшей судьбе А. Н. Тургеневой см.: с. 118--119. Образ этой девочки и ее происхождение дали материал для изображения детства Аси, героини одноименной повести, написанной в 1857 г. (см. рассказ Гагина в VIII главе повести).

¹² "Фауст", часть 1, сцена "Перед городскими воротами" (стихи 1098--1099); Тургенев цитирует не совсем точно: "Wenn uber..." вместо "Und uber..."