Тургенев И. С. - Грановскому T. H., 4 (16) июля 1840 г.

24. Т. Н. ГРАНОВСКОМУ

Нас постигло великое несчастие, Грановский. Едва могу я собраться с силами писать. Мы потеряли человека, которого мы любили, в кого мы верили, кто был нашей гордостью и надеждой... 24-го июня, в Нови - скончался Станкевич. Я бы мог, я бы должен здесь кончить письмо - что остается мне сказать - к чему Вам теперь мои слова? Не для Вас, более для меня продолжаю я письмо: я сблизился с ним в Риме¹: я его видел каждый день - и начал оценять его светлый ум, теплое сердце, всю прелесть его души... тень близкой смерти уже тогда лежала на нем. Мы часто говорили о смерти: он признавал в ней границу мысли и, мне казалось, тайно содрогался. Смерть имеет глубокое значение, если она выступает - как последнее - из сердца полной, развившейся жизни: старцу - она примирение; но нам, но ему - веление судьбы. Ему ли умереть? Он так глубоко, так искренно признавал и любил святость жизни, несмотря на свою болезнь он наслаждался блаженством мыслить, действовать, любить: он готовился посвятить себя труду, необходимому для России... Холодная рука смерти пала на его голову, и целый мир погиб. Вот здесь - die kalte Teufelsfaust, die sich - nicht vergebens tiickisch ballt. От 11-го июня получил я от него письмо из Флоренции². Вот Вам отрывки: "... во Флоренции я имею иногда отдых, вообще я поправился и, кажется, дело идет вперед... Наконец решено, чтобы я провёл лето на озере Комо... Mme Diakof³, услышав в Неаполе о моей болезни... приехала с сыном, и мы вместе пробудем лето". - Он мне тут доверяет свое отношение к покойной сестре Дьяковой⁴. Помните: "Закрылись прекрасные очи" - хорал Клюшникова⁵? И он умер, и Станкевич умер! - "В Дьяковой я нашел настоящую сестру, по-прежнему; ее заботы и участие действуют на поправление сил моих больше всего". Его мучило тягостное отношение к Берте: он поручал мне сходить, к ней, узнать и т. д. - "У меня в голове много планов - но когда их не было? Собираюсь зимой работать над Историей философии. Есть в голове тоже несколько статей. Бог знает, как это всё переварится"... "Напишите о Вердере; скажите ему мое почтение; скажите ему, что его дружба будет мне вечно свята и дорога и что всё, что во мне есть порядочного, неразрывно с нею связано... Прощайте, пока!".

Вот еще отрывок: "Фроловых я застал еще здесь. Лиз<авета> Пав<ловна> была ужасно больна; теперь, к счастию, стала поправляться; я думаю, по выздоровлении ее, они поедут в Неаполь. Кении наняли здесь дом на целый год".

Через 14 дней он умирал, ночью, в Нови.

Иван Сергеевич! Немного собравшись с духом, спешу уведомить вас о несчастье, случившемся со всеми нами. В Нови, городке миль 40 от Генуи, по дороге в Милан, в ночь с 24 на 25-е умер Станкевич. Он ехал в Комо. Не знаю, что писать, голова идет кругом, хаос. Кончивши все дела в Генуе, я располагаюсь ехать прямо в Берлин, если ничто не остановит. Теперь хлопочу, чтобы приготовить всё для перевоза его тела в Россию. Прощайте. Надеюсь скоро с вами увидеться. Прощайте, ваш А. Ефремов".

Я с нетерпением его ожидаю, узнаю всё - и тотчас всё Вам напишу. Боже мой! как этот удар поразит Вас, Неверова, Фроловых, Кении, Бакуниных, всех его знакомых и друзей! Я не мог решиться сказать об этом Вердеру: я написал ему письмо⁶. Как он был глубоко поражен! Я ему сказал при свидании: "In ihm isfc auch ein Teil von Ihnen gestorben". Он чуть-чуть не зарыдал. Он мне говорил: "Ich fuhlees. - Ichbinaui demhaJben Wegemeines Lebens: meine besten Schuler, meine Junger sterben ab - ich uberlebe sie!". Он мне прочел превосходное стихотворение "Der Tod", написанное им тотчас после получения известия. Если он согласится, а его спишу и пошлю к Вам. - Я оглядываюсь, ищу - напрасно. Кто из нашего поколения может заменить нашу потерю? Кто, достойный, примет от умершего завещание его великих мыслей и не даст погибнуть его влиянию, будет идти по его дороге, в его духе, с его силой? О если что-нибудь могло бы заставить меня сомневаться в будущности, я бы теперь, пережив Станкевича, простился с последней надеждой. Отчего не умереть другому, тысяче другим, мне напр.? Когда же придет то время, что более развитый дух будет непременным условием высшего развития тела и сама наша жизнь условие и плод наслаждений творца, зачем на земле может зависть греческих богов? Или нам верить, что всё прекрасное, святое, любовь и мысль - холодная ирония Иеговы? Что же тогда наша жизнь? Но нет - мы не должны унывать и преклоняться. Сойдемтесь - дадим друг другу руки, станем теснее: один из наших упал - быть может, лучший. Но возникают, возникнут другие; рука бога не перестает сеять в души зародыши великих стремлений и, рано ли, поздно - свет победит тьму. Да, но нам, знавшим его,-- его потеря невозвратима. Едва ли не Rahel сказала: "Ware noch nie ein junger Mann gestorben, hatte man nie die Wehmuth gekannt". Из сердца творца истекает и горе и радость. - Freude und Leid; часто их звуки дрожат родным отголоском и сливаются: одно неполно без другого. Теперь череда горю...

Прощайте; будьте Вы здоровы. Напишите мне слово ответа. Мне кажется, я Вас еще более полюбил со смерти Станкевича.