1964. ПОЛИНЕ ВИАРДО
25, 26 марта (6, 7 апреля) 1867. Москва
Moscou.
Au comptoir des Apanages,
boulevard Pretchistenski.
Samedi soir, 6 avril/25 mars 1867.
Si j'étais le comte Michel Wielhorski, chère Madame Viardot, je serais fermement convaincu que l'année 1867 est une année "climatérique"1 pour moi - en d'autres termes - une vilaine année. Tout va à la diable et je reèois toujours einen Streich durch die Rechnung. Vous savez déjà que je devais lire aujourd'hui en séance publique un fragment de mon roman2: eh bien! - hier soir, vers 10 heures, j'ai été pris d'une attaque de goutte à l'orteil tellement violente, que rien de tout ce que j'ai eu jusqu'à présent ne peut s'y comparer: j'ai souffert toute la nuit comme un damné - et ce n'est que depuis une heure ou deux que l'accès se calme. Naturellement, la lecture est tombée à l'eau. A 1 1/2 h, au moment où le public "accourait en foule" (il paraît en effet qu'il y a eu foule), j'étais couché sur le dos, et mon pied nu levé vers le ciel. - Dites à Didie de faire un dessin là-dessus3. L'accès se calme à l'heure qu'il est - mais ce qui me tourmente - c'est qu'il ait pu avoir lieu après plus de trois mois de maladie: quand cela finira-t-il, et sur quoi puis-je compter? Voila mon départ de Moscou retardéj car il faut que je tienne ma promesse et que je fasse cette malencontreuse lecture4,-- et mon arrivée à Bade, retardée aussi - ce n'est plus le 15 que je pourrai revoir ces endroits chéris! Et si je pouvais me reprocher la moindre imprudence! Mais rien - une vie exemplaire, une vie d'ascète, de St Jean-Baptiste6... et crac! un accès... Vous comprendrez aisément,-- et sans que j'aie besion de vous l'expliquer, combien tout ceci m'est pénible... Oh! vilaine, vilaine année climatérique!
Dimanche.
Cela va mieux, mais je ne puis pas encore marcher, c-à-d poser le pied à terre, je suis obligé de me traîner le genou sur une chaise - pourtant je ne désespère pas de pouvoir faire ma diablesse de lecture de faèon que je pourrai m'en aller jeudi"... Mais je ne veux plus rien prévoir, je ne veux plus employer le future - tout nie crève toujours dans la main. Je viens d'avoir encore une longue conversation avec Katkoff, qui, après de compliments à perte de vue sur mon roman, a fini par me dire qu'il craint qu'on ne reconaisse dans Irène une certaine personne7... et qu'en conséquence il me conseille de retoucher le personnage. J'ai refusé net par deux raisons: la 1-er c'est que son idée n'a pas le sens commun et que je ne veux pas, pour lui complaire, gâter toute ma besogne; la 2-de c'est que toutes les épreuves sont corrigées et revues et que ce serait tout un travail à refaire, qui prendrait encore dix jours de temps. - Assez de, Moscou comme cela! Je vous jure que je me sens ici comme en prison.
Je viens de recevoir votre lettre ainsi que celle de Viar-dot... Pauvres petits enfants,-- avec leur poisson d'avril!.. Je n'ai pas pu y contribuer, et Massenbach8 est dans un piètre état... L'année 1867 aura, vous verrez, la même influence pernicieuse sur mon second architecte, et un bon matin - patatras! - on entendra un grand bruit dans la vallée de Thiergarten... C'est la belle maison de Mr Turkeneff ou Dourganif qui se sera écroulée9... Et je ne verserai pas de larmes.
Rien de nouveau depuis ce matin. - Le temps est exécrable,-- toujours cette sale neige devant les yeux... Oh! comment faire pour s'en aller! Je ne dis plus rien,-- je ne fais plus de projets. Was geschehen soil, wird geschehen, comme disait notre profond professeur de philosophie, Werder, à Berlin.
à vos prières. Je répondrai à V avant de m'en aller,-- et je vous embrasse les mains avec la plus affectueuse amitié.
Der Ihrige
J. T.
Перевод с французского:
Москва.
на Пречистенском бульваре.
Суббота вечером 6 апреля / 25 марта 1867.
Если б я был графом Михаилом Виельгорским, дорогая госпожа Виардо, я был бы твердо убежден в том, что 1867 год - для меня год климатерический - другими словами - скверный год1. Все идет черт знает как, и я всё время получаю einen Streich durch die Rechnung {расстройство планов }. Вы уже знаете, что сегодня я должен был читать отрывок из моего романа в публичном собрании2: так вот! - вчера, около десяти часов вечера, у меня начался такой сильный приступ подагры в большом пальце ноги, что его нельзя сравнить ни с чем из того, что было до сих пор: всю ночь я жестоко страдал - и вот только с час или два как припадок стал утихать. Мое чтение, естественно, полетело кувырком. В половине второго, когда публика "сбегалась толпой" (кажется, там действительно была толпа),-- я лежал на спине с поднятой к небу босой ногой. Попросите Диди нарисовать это3. В данный момент припадок проходит - но для меня мучительно то, что он мог случиться после трех с лишним месяцев болезни: когда же это кончится, и на что же я могу рассчитывать? Вот отложен и мой отъезд из Москвы, так как я должен сдержать слово и устроить это злополучное чтение4; отложен также и мой приезд в Баден-Баден: теперь уже не 15 числа я смогу вновь увидеть эти любимые места! Если б я мог поставить себе в вину хоть малейшую неосторожность! Ровно ничего - примерная жизнь, жизнь аскета, святого Иоанна Крестителя5
Воскресенье.
Дело идет на лад, но я не могу еще ходить, то есть наступить ногой на пол, я вынужден тащиться, опираясь коленом на стул -- однако я не теряю надежды устроить это чертово чтение в среду 6... Но я ничего не хочу больше предполагать, не хочу больше употреблять будущего времени; в моих руках всегда все разваливается. Только что у меня был еще один длинный разговор с Катковым, который, после нескончаемых похвал моему роману, в конце концов сказал мне, что опасается, как бы в Ирине не узнали некоей особы7... и, соответственно, он советует мне подправить этот образ. Я наотрез отказался по двум причинам; во-первых, потому что мысль его лишена здравого смысла, и я не хочу портить ему в угоду весь мой труд; во-вторых, потому что все корректуры просмотрены и исправлены, и пришлось бы заново проделать всю работу, а это заняло бы еще десять дней. Итак уж довольно этакой Москвы! Клянусь вам, что чувствую себя здесь, как в тюрьме.
Только что получил ваше письмо и письмо Виардо... Бедные детки - с их первоапрельской шуткой!.. Я не мог им в этом содействовать, а Массанбах8 находится в печальном состоянии... 1867 год будет иметь, вы увидите, то же вредное влияние и на моего второго архитектора, и в одно прекрасное утро - трах! - в Тиргартенской долине послышится сильный шум... Это рухнет прекрасный дом г-на Туркенева или Дурганива9... И я не стану проливать слезы.
С утра - ничего нового. - Погода отвратительная, перед глазами всё тот же мерзкий снег... Ох! как бы убраться отсюда! Я ни чего больше не говорю - не строю больше планов. Was gescheheu soli, wird geschehen {что должно произойти - произойдет }, как говаривал наш глубокомысленный берлинский профессор философии Вердер.
Пока же - бедный подагрик обнимает всех и поручает себя вашим молитвам. До моего отъезда я отвечу В<иардо>; и с самой сердечной приязнью целую ваши руки.
Der Ihrige {Ваш (нем.).}
И. T.
Печатается по фотокопии из собрания А. Звигильского (Париж). Подлинник хранится в собрании М. и А. Ле Сен (Париж). На первой странице письма (в левом верхнем углу) пометы рукой П. Виардо: "à lire" ("прочитать" - франц.), "à copier" ("переписать" - франц.).
H Bp, 1906, No 11005, 1 (14) ноября. На неточности публикации указано П. Уоддингтоном: New Z St J, 1985, p. 60.
1 "климатерический год" образовано от древнегреческого слова "klimacter" - "ступень лестницы". Здесь имеется в виду учение Солона и Аристотеля о значении семилетней периодичности в жизни человека. Каждый седьмой год, утверждала греческие философы, существенно изменяет состояние человека и является ступенью в его восходящей или нисходящей лестнице жизни. Слово "climatérique" в этом значении вошло в словарь Французской Академии (изд. 6, 1835, т. 1, с. 330). О распространении этих воззрений в России и других странах см.: Шляпкин И. А. Возрасты человеческой жизни. (Из литературной истории человеческих понятий). СПб., 1909. Тургеневу в этом году исполнилось 49 лет (7 x 7). В "климатерические годы верил герой рассказа "Стук... стук... стук!.." (1870) подпоручик Теглев: "Он даже верил в какие-то "климатерические" годы, о которых кто-то упомянул при нем и значение которых он сам не понимал хорошенько" (наст. изд., Сочинения, т. 8, с. 232).
2 См. примеч. 5 к письму 1951.
3 Клоди Виардо занималась рисованием и живописью.
4 Чтение глав из романа "Дым" в пользу жителей Восточной Галиции, о котором идет речь, состоялось 29 марта (10 апреля) 1867 г. (см. письмо 1951, примеч. 5).
5 По преданию, Иоанн Креститель большую часть своей жизни провел в пустыне отшельником, питаясь саранчой и диким медом.
6
7 При посещении Тургенева 26 марта ст. ст. 1867 г. Катков просил исключить из романа "Дым" главы об Ирине, опасаясь, что в них усмотрят сходство с историей фаворитки Александра II княжны А. С. Долгорукой (в замужестве - Альбединской). В следующем письме к П. Виардо Тургенев сообщил о пожелании Каткова смягчить "генеральские сцены" - сделать из генералов и "прочих господ - примерных граждан" (см. письмо 1968). Об изменениях в тексте романа вследствие "катковской цензуры" см.: наст. изд., Сочинения, т. 7, с. 524--527. Ряд купюр, сделанных в "Русском вестнике" по настоянию Каткова, Тургенев восстановил в отдельном издании романа в 1867 г. См. также письмо 1995, примеч. 8.
8 См. письмо 1948, примеч. 4.
9 Речь идет о строительстве виллы Тургенева в Баден-Бадене.