1488. A. И. ГЕРЦЕНУ
10(22) июля 1863. Гейдельберг
Гейдельберг.
22-го июля 1863.
Любезный А<лександр> И<ванович>. Сейчас прочел я No "Колокола", где упоминается о "французской и английской горчице" etc. Спасибо тебе, что ты не поверил этому пошлому анекдоту1,-- но мне кажется, что ты бы выразился еще определительнее, если б совершенно не поверил. Ни одного - ни обидного, ни насмешливого слова не вышло из моих уст насчет поляков - хотя бы уже потому, что я еще не потерял всякого понимания "трагического". Теперь никому не до смеха.
Я прекратил переписку с тобою по причинам, хорошо тебе известным - да и какая была охота меняться такими письмами, каковы были последние2. Наши мнения слишком расходятся - к чему бесплодно дразнить друг друга? Я и теперь не предлагаю тебе возобновления этой переписки - но был бы тебе обязан, если бы ты в следующем No-е "Колокола" напечатал, что: - "Мы получили положительное удостоверение, что слова, приписанные г-ну И. Тургеневу, чистая выдумка"3.
Я нынче же пишу И. С. Аксакову4
Желаю тебе спокойствия, насколько это возможно - и прошу именем нашего прошедшего не считать меня способным ни на какое дрянное дело или слово.
Ив. Тургенев.
P. S. Я живу в Баден-Бадене, Schillerstrasse, 277 - а сюда приехал только на день, чтобы посоветоваться с доктором.
Примечания
ЦГАЛИ, ф. 2197, оп. 1, No 110, л. 85-86.
Впервые опубликовано: Письма к Герцену, "июнь" вместо "июль".
1 Автор корреспонденции из Парижа, напечатанной в газете "День" (1863, No 22, 1 июня, с. 4--5), приписал Тургеневу намерение в грубой форме высмеять статьи, помещавшиеся в европейской прессе, о зверствах царских войск в Польше. В ответ на это сообщение Герцен выступил в "Колоколе" (1863, л. 167, 10 июля, отдел "Смесь") с заметкой "Не верим!", в которой писал: "22 No "Дня" в корреспонденции из Парижа говорит о новой мере иронического наказания поляков, преувеличивающих злодейства русского начальства. Ее изобрел знаменитый И. С. Тургенев. Даровитый автор "Отцов и детей" будто бы вознамерился в подложной корреспонденции рассказать, "как один казачий полковник поссорился с своим эсаулом за то, что тот жареных польских детей ест с французской, а не с английской горчицей" <...> Тургенев вовсе не политический человек, это он доказал так же блестяще, как все, что он доказывал. Но не будучи человеком политическим, он все же человек -- и понимает, как было бы безнравственно жартовать над поляками, когда над ними тешутся такие милые забавники, как Муравьев и вся палачующая братия. Не верим, да и только!" В заметке "Из Парижа", о которой пишет Герцен, неизвестный автор излагал сообщение, напечатанное во французской газете "L'Europe" якобы от собственного корреспондента, где рассказывалось о "варварских приемах ведения войны русскими войсками в Польше",-- сообщение явно выдуманное и клеветническое. К этому сообщению автор письма "Из Парижа" добавлял, что будто бы "И. С. Тургенев хотел после этого написать письмо из Кракова, с известием, что один казачий полковник..." (и т. д., как приведено в "Колоколе"). Форма этого упоминания о Тургеневе позволяла думать, что приписанное ему намерение написать "письмо из Кракова" было услышано автором письма от него самого, что и вызвало возмущение Герцена и ответ Тургенева (см. примеч. 3 и 4).
2 Тургенев намекает на свою переписку с Герценом в 1862 г. по поводу статей Герцена "Концы и начала" (см. письмо 1418, примеч. 3).
3 "Колоколе" от 1 августа 1863 г. (л. 168), в отделе "Смесь" Герцен поместил следующее опровержение: "Английская и французская горчица Московского "Дня". <околе> л. 167), чистая выдумка".
4 В письме к редактору газеты "День" И. С. Аксакову (No 1489) Тургенев также просил поместить опровержение. Аксаков, напечатав это письмо Тургенева в газете "День" (1863, No 29, 20 июля, с. 20), писал при этом: "Охотно исполняем желание многоуважаемого нами писателя и извиняемся пред ним и пред публикой, что поместили такое неверное сведение. Нам это очень прискорбно, особенно потому, что оно так неприятно г. Тургеневу. Но, право, мы и теперь думаем, что отвечать на польские баснословные клеветы невозможно иначе, как смехом!" Примечание Аксакова, как видно, оставляло в читателях двусмысленное впечатление по отношению к Тургеневу, что подчеркивало разность их позиций в польском вопросе.