Тургенев И. С. - Фету А. А., 8(20) ноября 1861 г.

1252. А. А. ФЕТУ

О любезнейший Фет, о Иеремия южной части Мценского уезда - с сердечным умилением внимал я Вашему горестному плачу¹ - и в то же время тайно надеялся, что - как говорят французы - черт не так черен, каким его представляют. Нашли же Вы добродетельного механика-самоучку - найдете и средства запродать Ваш хлеб, который не может не подняться в цене - ибо Франции грозит голод. А потому предсказываю Вам, что с терпеньем и выдержкой Вы пробьетесь победоносно через все затруднения и при нашем свидании весною², при "песнях соловьиных"³ - всё будет обстоять благополучно. Только нужно будет Вам брать пример с здешнего императора⁴: он отказывается от всяких излишних построек и издержек - и Вы покиньте дерзостную мысль о воздвижении каменных конюшен и т. д. и т. д.

Кстати - "еще одно последнее сказание"⁵ о несчастной истории с Толстым. Проезжая через Петербург, я узнал от верных людей (ох, уж эти мне верные люди!) - что по Москве ходят списки с последнего письма Толстого ко мне (того письма, где он меня "презирает")⁶ - списки, будто бы распущенные самим Толстым. Это меня взбесило - и я послал ему отсюда вызов на время моего возвращения в Россию. Толстой отвечал мне, что это распространение списков - чистая выдумка - и тут же прислал мне письмо, в котором, повторив, что и как я его оскорбил - просит у меня извинения и отказывается от вызова⁷. Разумеется, на этом дело должно и докончиться - и я только прошу Вас сообщить ему (так как он пишет мне, что всякое новое обращение к нему от моего лица сочтет за оскорбление)⁸ -- что я сам отказываюсь от всякого вызова и т. п. - и надеюсь, что всё это похоронено навек. Письмо его (извинительное) я уничтожил - а другое письмо, которое, по его словам, было послано ко мне через книгопродавца Давыдова - я не получал вовсе⁹. А теперь - всему это<му> делу - de profundus.

Ну-с, что еще сказать Вам? Живу я здесь au jour le jour, пользуясь порядочным здоровьем - и не без унынья прислушиваясь ко всему, что доходит сюда из России. Многое можно было предвидеть, многое я предсказывал в Петербурге - но от этого не легче. Господи! уж на что долго продолжается молотьба или правильнее молотие - когда же из нас мука выйдет? Чтение российских журналов не способствует к уменьшению уныния.

Что касается до моей повести (о которой так благоприятно отозвался всё тот же единственный француз, "ночной фортопианист") - то она, по причинам внутренним и внешним, не явится раньше весны¹⁰ - а потому мы, может быть, ее прочтем вместе. Может быть, она даже совсем нигде не явится.

Усердный поклон Вашей жене, Борисову, его жене; всем соседям, приятелям и вообще всей русской сути, которую Вы так браните - но которая издали мне кажется милей. Вам я крепко жму руку и остаюсь