1125. П. В. АННЕНКОВУ
16(28) января 1861. Париж
Париж,
16(28) января 1861.
Наконец получил я столь давно ожиданное от Вас письмо1, милый друг - и Вы, вероятно, не будете сомневаться в моих словах, когда я скажу Вам, что никто изо всех Ваших приятелей так искренно не обрадовался сообщенному Вами известию, как я. Моя привязанность к Вам старинная, сердечная, а потому и радость была большая. Вам известны также мои чувства к Вашей будущей жене2, которой прошу передать мой самый дружеский и горячий привет. Теперь это событие - столь неожиданное с первого разу - кажется мне совершенно естественным и необходимым - и чем больше я о нем думаю, тем отраднее и прекраснее представляется мне Ваша будущая жизнь. Слава богу! Свил себе человек гнездо, вошел в пристань - не все мы, стало быть, еще пропали! То, о чем я иногда мечтал для самого себя, что носилось передо мною, когда я рисовал образ Лаврецкого - свершилось над Вами - и я могу признать всё, что дружба имеет благородного и чистого, в том светлом чувстве, с которым я благословляю Вас на долгое и полное счастье. Это чувство тем светлее, чем гуще ложатся тени на собственное мое будущее; я это сознаю и радуюсь бескорыстию своего сердца.
Марья Алекс<андровна>, которой я сообщил Ваше письмо, от души Вас поздравляет.. Я непременно хочу увидеть вас обоих перед вашим отъездом в деревню. Я и без того хотел вернуться в Россию в апреле месяце, а теперь это уже дело решенное. 15(27) апреля я в Петербурге - может быть, даже раньше3. Посмотрю на Вас, прочту Вам свою новую повесть и отпущу Вас - с богом - "к четырехугольным грибам"4. Итак, ждите меня через три месяца.
Я получил длинное письмо от Основского, и оказывается, что он действительно был оклеветан - и достоин сожаления. До него, между прочим, дошли слухи - будто я поручал Вам употребить против него полицейские меры5; будьте так добры, напишите ему в двух словах, что я ничего подобного Вам не поручал: это поднимет этого придавленного человека, который в одно и то же время разорен и опозорен. Зная Ваше доброе сердце, я не сомневаюсь в том, что Вы немедленно это сделаете. Я не мог не усомниться в нем, вследствие писем от его же приятелей6, но я никогда не позволил бы себе осудить окончательно человека бездоказательно.
Ну, а за сим - прощайте. Еще и еще поздравляю Вас и крепко Вас обнимаю и лобызаю в обе ланиты; а Вашей невесте позволяю себе поцеловать руку. Кланяйтесь всем приятелям и будьте здоровы и благополучны. Любящий Вас Ив. Т.
Примечания
Печатается по тексту первой публикации: BE, 1885, No 4, с, 485-486.
1 Речь идет о письме Анненкова к Тургеневу от 7(19) января 1861 г. (см.: Труды ГБЛ, выл, 3, с, 110--111),
2 Г. А, Ракович.
3
4 Анненков 7(19) января 1861 г. сообщал Тургеневу "Жену я увезу тотчас же в деревню, на Волгу, к четвероугольным грибам, но, конечно, сделается это не прежде мая" (Труды ГБЛ, вып. 3, с. 111). Публикуя письмо Тургенева, Анненков в примечавши объяснял: "Четырехугольные грибы, такие же пруды, толстые корни и другие принадлежности деревни, где я жил летом, выдуманы были Тургеневым для того, чтобы привести в соответствие обстановку моей резиденции с ее хозяином или предполагаемым наружным его видом. Они много потешали общих наших друзей" (BE, 1885, No 4, с. 486).
5 "2-го января вечером я получаю от Плещеева письмо, в котором он пишет, что от Вас получены 2 письма: одно Анненковым, другое Фетом, в которых Вы пишете, что денег от меня не получили и <...> уполномачиваете Анненкова принять против меня самые строгие полицейские меры. Иван Сергеевич Тургенев и полицейские меры!!.. Что было со мной по прочтении этой гнусной записки - я не помню. Удивляюсь, как я не поседел, как я не умер?" (ИРЛИ, ф. 7, No149, л. 12).
6 Тургенев имеет в виду письма к нему А. Н, Плещеева и И. В. Павлова от 25 декабря 1860 г, (6 января 1861 г.) (см. "Правдивый" (издавалась в Лейпциге П. В. Долгоруким, на русском языке) была помещена редакционная заметка "Воровство", в которой сообщалось, что Основский "обокрал" Тургенева "на две тысячи пятьсот рублей серебром" (1862, No 2, 18 апреля). В ответ на это Тургенев писал в "Колоколе": "Основский действительно не доплатил мне двух тысяч пятисот рублей серебром - но это еще не значит, чтоб он заслуживал жестокое название, ему данное, и я не могу не сожалеть о том, что почтенный редактор "Правдивого" нашел нужным доводить до сведения публики частный факт, для нее неинтересный" (1862, 22 мая, л. 134).