Тургенев И. С. - Фету А. А., 5, 7 (17, 19) ноября 1860 г.

1099. А. А. ФЕТУ

Пишу к Вам, carissime, еще в Вашу "Степановку" - хотя боюсь, что мое письмо Вас уже в ней не застанет - но я также не знаю, осталась ли Сердобинка за Вами - и в ней ли Вы проводите зиму?¹ Куда ни шло, пишу! А писать собственно почти нечего. Есть такие моменты в жизни - куда ни оглянись, всё торчит давно знакомое, о котором и говорить не стоит.

За работу я не могу до сих пор приняться как следует²: я начинаю думать, что гнусный парижский воздух действует на мое воображение, т. е. ослабляет оное. Сказать Вам, до какой степени я ненавижу всё французское, особенно парижское - превосходит мои силы; каждый "миг минуты", как говорит Гоголь³ - я чувствую, что я нахожусь в этом противном городе, из которого я не могу уехать... Не будем говорить об этом. Ваши письма⁴ меня не только радуют - они меня оживляют: от них веет русской осенью, вспаханной уже холодноватой землей, только что посаженными кустами, овином, дымком, хлебом; мне чудится стук сапогов старосты в передней, честный запах его сермяги - мне беспрестанно представляетесь Вы: вижу Вас, как Вы вскакиваете и бородой вперед бегаете туда и сюда, выступая Вашим коротким кавалерийским шагом... Пари держу, что у Вас на голове всё тот же засаленный уланский блин! А взлет вальдшнепа в почти уже голой осиновой рощице... Ей-богу, даже досада берет! Здесь я охотился скверно - да и вообще, что за охота во Франции?! Но Вы посмотрите на меня и на моего Фламбо будущей весной, в болоте - на дупелей или на бекасов. - Тубо!.. Тубо!.. À сам без нужды бежишь и едва дух переводишь... Тубо!.. Ну, теперь, близко... фррр... ек! ек! бац! бац! и подлец бекас, заменивший степенного дупеля, валится, сукин сын, мгновенно, белея брюшком...

Я получил от бедного Полонского очень печальное письмо⁵. Я тотчас отвечал ему⁶. Он собирается: весной за границу - но я его приглашаю к себе в деревню - и рисую ему картину нашего житья втроем. Как иногда старые тетерева сходятся вместе, так и мы соберемся у Вас в Степановке⁷ - и будем тоже бормотать, как тетерева. Пожалуйста, Вы, с своей стороны, внушите ему ту же мысль. Бедный, бедный кузнечик-музыкант!⁸ Не могу выразить, каким нежным сочувствием и участием наполняется мое сердце, как только я вспомню о нем.

Получаете ли Вы "Искусства" Писемского и К^о9? Как же Вас там нет, о жрец чистого искусства? Или Вы, не шутя, считаете себя в отставке? Знаете ли что? Попробуйте перечесть Проперция (Катулла также или Тибулла) - не найдете ли над чем потрудиться, не спеша?¹⁰ Одну элегию в неделю - "ничего, можно"^lî.  

Сейчас получил Ваше двойное письмо от 21-го - 23-го октября¹². Я вижу из него, что Вам хорошо - и душевно радуюсь. Но почему Вы пишете мне poste restante? Адресуйте Rue de Rivoli, 210. - Что ни говорите - а мысль о том, что Вы Бернет¹³ что Вы в Москве тряхнете стариной. - Да, жаль Николая Толстого, сердечно жаль! О брате его, Льве, нет никакого известия; вероятно, он еще в Иере¹⁴.

Я Вам скоро опять напишу, а теперь кланяюсь Вашей жене и благодарю за память - а Вам крепко жму руку.