Тургенев И. С. - Боткину В. П., 17 февраля (1 марта) 1857 г.

580. В. П. БОТКИНУ

Милый Боткин, без преувеличения могу сказать, что десять раз принимался писать тебе - но ни разу более полустраницы написать не мог; авось на этот раз буду счастливее. - О себе тебе говорить не стану: обанкрутился человек - и полно; толковать нечего. Я постоянно чувствую себя сором, который забыли вымести - вот тебе моя Stimmung. Авось это пройдет, когда я брошу Париж. - Ты знаешь, что Некрасов был здесь и внезапу ускакал в Рим¹; Толстой здесь - и глядит на всё, помалчивая и расширяя глаза; поумнел очень: но всё еще ему неловко с самим собою - а потому и другим с ним не совсем покойно. Но я радуюсь, глядя на него: это, говоря по совести, единственная надежда нашей литературы. - Что касается до меня - то скажу тебе на ухо с просьбой не пробалтываться: кроме обещанной статьи Дружинину², которую только потому и высылаю, что боюсь повторений катковской истории,-- ни одной моей строки никогда напечатано (да и написано) не будет до окончания века. Третьего дня я не сжег (потому что боялся впасть в подражание Гоголю), но изорвал и бросил в watercloset все мои начинания, планы и т. д. Всё это вздор. Таланта с особенной физиономией и целостностью - у меня нет, были поэтические струнки - да они прозвучали и отзвучали,-- повторяться не хочется - в отставку! Это не вспышка досады, поверь мне - это выражение или плод медленно созревших убеждений. - Неуспех моих повестей (сообщенный мне из самых верных источников, Колбасиным и др.) ничего мне не сказал нового³. Я удаляюсь; - как писателя с тенденциями заменит меня г. Щедрин (публике теперь нужны вещи пряные и грубые)⁴ - а поэтические и полные натуры, вроде Толстого, докончат и представят ясно и полно то, на что я только намекал. Всё это довольно странно после "обязательного соглашения"⁵, mais je m'en lave les mains. - Так как я порядочно владею российским языком - то я намерен заняться переводом "Д<он->Кихота",-- если буду здоров⁶. Ты, вероятно, подумаешь, что это всё преувеличение - и ты мне не поверишь. Ты увидишь, я надеюсь, что я никогда не говорил сурьезнее и искреннее.

Благодарю за присылку статьи о Фете⁷; основная мысль весьма верна и дельна, и щедрой рукой рассыпаны тонкие и умные замечанья. Вот если откроется у меня к этому талант, я не прочь писать статьи в этом роде - и, может быть, себя попробую⁸. Но сочинять - баста! Ты знаешь, что я тотчас бросил стихи писать, как только убедился, что я не поэт; а по теперешнему моему убеждению - я такой же повествователь, какой был поэт.

Я познакомился здесь со многими людьми, между прочим с Мериме! Я вообще приятно бы мог проводить время, если б не был отравлен. Увидимся, многое расскажу - а писать не хочется.

Прощай, милый Б<откин>. Не знаю, где ты, в Петербурге или в Москве - и потому пересылаю тебе это письмо через Анненкова. Будь здоров, обнимаю тебя.