Иван Тургенев: Стенo. Действие второе

Ночь. Внутренность готической церкви. Стено один.

Когда мне тяжко быть одним с собою

И в сердце вкрадется тоска… я часто

Хожу сюда. Мне здесь отрадно. Нынче

Меня томил мой демон, и хотя

Привык я с ним бороться — но я должен

Был уступить… В моей груди так бурно —

А здесь как дышит всё покоем… Да!

Здесь что-то есть гораздо выше нас!

Передо мною прямо, слабым светом

Лампады озаренное, я вижу

Изображение святого Павла.

Он строго, зорко смотрит на меня

Как будто с укоризной…

Стено!.. Чудный,

Прекрасный старец! На его челе

Читаешь ясно его веру. Важно

Его бесстрастное чело… Художник

Исполнил дивно свою мысль!..

. . Как темно!

Едва змеится свет лампад по мрачным

И низким сводам церкви… и луна

Сияет в узкие окошки, ясно

Рисуя их на каменном полу.

Да, это чудно… но на это я

Не променяю — нет — моего неба,

Моего неба с ясными звездами,

Моего моря с белыми валами,

О, это ближе мне!

Благословен

Да будет бог!

Опять! и это

Монах!

Оставь меня, старик;

Не говори со мною, друг… Твоей

Молитвы ждет твой бог.

Я это знаю;

Но я люблю уединенье…

А!

Ты меня гонишь вон… я вижу —

Да, ты монах!

Я?.. Ты сюда пришел

Не к богу.

О, ты думаешь, что святость

Твои глаза довольно изощрила,

Чтобы читать в моих?

Нет; я не свят,

Но я в твоих глазах читаю.

Слушай,

Ты стар. Я это вижу. Перед богом

Ты долго был во прахе… Но поверь…

Я больше жил, чем ты. В твоей груди

Давно погасли страсти, а в моей

Убито всё — и доброе, и злое…

Теперь здесь пусто… да!

Я тебя понял.

Нет!

Ты думаешь, что я убил безумно

В начале жизни мою жизнь? О нет!

Во мне она погасла… Верь мне, старец…

Послушай… ты уверен сильно,

И вместе с кровью вера есть. Но я,

Как неба, жажду веры… жажду долго,

А сердце пусто до сих пор. О, если

Ты мне ее, мой старец, возвратишь,

То я готов всю жизнь тебе отдать…

Всё!.. всё — но ты не можешь!

Ты мне жалок.

Тебе я жалок!.. Твое имя?

Имя

Мое — Антонио.

Ты боишься ль смерти,

Антонио?

А я ее боюсь. Но, старец,

Не думай, что, как робкое дитя,

Боюсь я жизнь покинуть. Видит небо!

Что будет — о скажи мне, — когда тело

Придет назад в объятия земли, —

Что будет там? и будет ли, скажи мне,

Антонио, это там?

Скажи мне, Стено,

Что тебе сердце говорит?

Ты произнес свой приговор.

О старец!

Смотри… ни перед кем под небом и над ним

Не преклонял колена Стено. Видишь —

Я пред тобой… Старик, я умоляю

Тебя твоим спасеньем… О, подумай

О том, что ты ответишь мне… Но ты…

Не в силах… нет!

Я слабый смертный, Стено,

И мне ли, грешному, произнести

Губительное слово приговора!..

Молись!

Я это знал!

Молиться!

О, если б видел ты, монах, как долго

Во тьме ночей, в тоске прошу я бога

Мне силу дать молиться. Но напрасно

Слова святые я произношу…

Они в душе ответа не находят…

Ее им не согреть, Антонио!

О, наконец я понял тебя, Стено!

Как трудно, тяжко тебе жить,

Ты мог бы быть великим, дивным

И… боже!

О Антонио!.. Я готов

Отдать всю мою кровь по капле,

Но дайте мне мгновение покоя,

Но дай мне слезы! Больно мне, Антонио,

Но я не знаю друга. В этом мире,

В этом огромном мире я один. И люди

Меня прозвали злым… Но это мне не нужно,

Я выше их и мненья их. В моей

Груди есть мир: теперь он мир страданья,

Он мог быть миром силы и любви!

Зачем сюда пришел ты, Стено?

Я?

Мне эти своды веют миром.

Стено,

Останься здесь.

Нет.

Я здесь бы умер: я люблю свободу.

Свободу? ты?

О, знаю я, Антонио,

Что я свободен так же, как убийца,

Которому над плахой сняли цепь.

Я не живу; но я произрастаю,

Но я дышу…

И это жизнь, о Стено?

Нет. Но, Антонио, — мне жизнь эту

Покинуть страшно. Смерти жажду я,

И смерти я боюсь… И в этой, старец,

Подумай, в этой тягостной борьбе

Живу я… но мне трудно. Я слабею.

И эту мысль в могилу понесу я,

Что, когда это сердце разорвется,

Измученное горем и тоской,

Всё то, что хоронил я в своей груди,

Моей души и всё, что на земле

Я выстрадал, — вся моя жизнь, Антонио,

Исчезнет безответно в молчаливых,

Безмолвных недрах вечности… Мой старец,

Как ты счастли́в!

Послушай, Стено;

И я, как ты, знал горе. Вот, ты видишь,

Моя глава уж побелела — но,

Поверь мне, друг, — здесь страсти бушевали,

Как и в твоей. Мне восемьдесят лет,

II человек давно убит во мне,

Но часто грусть меня берет невольно

И давит слезы из потухших глаз. О, бурно

Провел я молодость. Но, наконец,

Мне надоел разврат и надоела

Мне жизнь. Вот, Стено. Я однажды

Увидел деву… Стено, это было

— но све́жо помню

Я мою Лору. О! она была

Прелестней неба. Ожил я. Мне снова

Приветно улыбнулась жизнь.

Я полюбил. Но не хотел творец,

Чтоб я ее, нечистый, осквернил,

И взял к себе на небо. И я понял

Здесь божий перст. И с той поры к нему

Я бросился с любовию в объятья,

Как сын к отцу. И стал я снова жить.

Узнал я сон и сладость быть слугою

Того, кто создал необъятное одним

Всесильным словом. И с тех пор я здесь,

Мне здесь отрадно.

О Антонио!

Я жил не так, как ты. Я мирно

Провел те годы, где ты бурно жил.

Молчит у меня совесть. И ты видишь,

Как я страдаю. Я скажу тебе

Мое проклятье. О старик, старик!

Оно, старик, это сомненье.

Стено…

Он уж ушел. Как много силы в нем!

Как много в нем страданья. В нем творец

Нам показал пример мучений

Людей с могучею душой, когда

Они, надежные на свои силы,

Одни пойдут навстречу мира

И захотят его обнять.

Мне легче, всё, что в моей груди

Я горя и страдания носил,

Я вылил в грудь чужую. Этот старец —

Он меня понял. О, по крайней мере

Я буду знать, что есть под этим небом

Я, может быть, могу себя доверить.

До этих пор мои страданья я

Безмолвной ночи доверял. О, если б

Она могла пересказать всё то,

Что здесь

лежит, как камень на могиле,

Ей люди б не поверили. Нет, нет,

Они б меня не поняли. Меня

С душой обыкновенной люди,

Нет — не поймут. Я им высок. Когда

Я молод был душой и верил

В любовь, я знал одно создание,

Которое мне было равно. О,

Ее не позабыть мне никогда!

Душами были мы родные,

И мы друг друга понимали. Двое

Мы составляли мир — и он был чуден,

Как всё, что на земле не человек.

В моих очах была моя душа…

Но дух ее для тела нежной девы

Был слишком мочен и велик.

Он разорвал с презрением препону

Его могучих сил. А я… проклятый,

Остался здесь. И с этих пор напрасно

Я душу сильную, великую искал.

Всё это так ничтожно перед нею.

С своими мелкими страстями люди

Мне опротивели. Мой мир мне опустел,

А этот мир мне тесен был. Во мне

Восстало гордое желанье, чтобы

Никто моих страданий не узнал,

И я вступил в борьбу с своей судьбою.

И если я паду — тогда узнают люди,

Что значит воля человека. Низко

И я хочу его возвысить — несмотря

На то, что люди этого не стоят.

На небе буря. Ветер гонит тучи

Своими черными крылами. Вот порой

Взрывает молнья небо. Море ходит

Высокими пенистыми волнами,

Как будто негодуя, что нельзя

На землю ему ринуться. О, чудно!

Как я люблю, когда Природа гневно,

Могучая, все силы соберет

И разразится бурей. Что-то есть

Родное мне в мученьях диких неба,

И молньей загорится вдохновенье

В святилище души, и мое сердце

Как будто вырваться готово из груди…

О, я люблю — люблю я разрушенье!

Синьор. — Молчит. Опять! Какой-то странник

Вас хочет видеть.

Что людям до меня,

А мне до них? Кто он?

Он умоляет

Вас тем, кто спас вас некогда.

А, это

Джакоппо! Ну… введи его.

Джакоппо

Тебя не ждал я.

Право, синьор?

Право?

Что за вопрос, рыбак?

Да, я рыбак.

И слава богу! Я не так, как вы,

Между людьми. И я свободен, синьор,

Мне весело на божий мир смотреть

И на людей. Мне жить привольно,

Но у меня сестра.

Лучше —

Клянусь святым Геннуарием^[83] — лучше б было,

Когда б не знали ее имя вы!

Да, синьор. И с таким презреньем — гордо

Вы не смотрите на меня. Я чист

Пред богом и людьми и смело

Ваш встречу взор. Покоен я.

Послушай…

Ну — продолжай.

Вы, может быть, забыли,

Что я вас некогда принес в свой дом

Благодарил за то, что он позволил

Мне сделать доброе. И, синьор, вы

Мне показались добрым. До тех пор

Не знали горя мы. Моя Джулиетта

Была резва и весела. Однажды

Я на глазах ее застал слезу

И грусть на молодом челе. И я

Узнал, что она любит. Вы… вы, Стено,

Ей отвечали, что она жалка

Вам… синьор. Я поклялся богом,

Что я узнаю всё от вас. Я здесь

И жду ответа.

Слушай. Хладнокровно

Тебе внимал я. И мне жалко стало

Тебя. Я понимаю. Но клянуся,

Что Джулиа невинна. Я не в силах

Ее любить… Джакоппо, не понять

Тебе меня, — но я любви не знаю.

Я верю вам. Но моя Джулиа…

О, сколько бед вы причинили, Стено!

Ее это убьет. И предо мной

Она завянет. Боже! Боже — ты

Послал на нас годину испытанья,

Но я клянусь вам, если моя Джулиа…

Если ее не станет — о, тогда

Не нужно будет мне знать, кто виновен.

Тогда — пусть судит бог меня!

Джакоппо…

. Он мне жалок. На него

Смотрел я, как на идеал того,

Чем человек был некогда. И я

Вложил ему огонь мученья в грудь

И стал меж ним и счастьем. Стено,

Да, тебе тяжко будет умирать…

А!. останься здесь!..

Останься здесь, Маттео… Страшно мне

Быть одному… и тайный ужас грудь

Теснит и жмет… Мне сердце говорит,

<Что> что-то грозное ко мне подходит…

Ко мне идет… мой демон…

Синьор, синьор,

Мне жутко…

Близок он. На меня веет,

Маттео… чем-то неземным…

… замолчи! Неслышными шагами

Подходит он, и горе мне!.. Но, Стено,

Тебе ль, как робкой деве… О, мне стыдно —

Пусть моя кровь в груди оледенеет

И высохнут глаза при встрече с тем,

Кому нет имени… Но я… вот он!

Мадонна… помоги!

В вышине слышен звук, как будто лопнула струна.

Во мраке постепенно образуется белая окровавленная фигура.

Стено… Стено… Стено…

. О, именем того,

Кто власть имеет над тобою, — всем,

Что тебя выше, заклинаю я

Тебя — кто ты?

Моим познанием…

Моим мученьем заклинаю я

Тебя — кто ты?

Твой демон.

Ты… мой демон,

И эта кровь…

Я взял

Чистейшую кровь твоей груди.

В тебе я видел дивный ум,

Кипящий силой, полный дум.

И я сказал: ему не быть великим.

Моим губительным дыханьем

Я его душу оскверню.

… С тобой

Мне труден был упорный бой,

Но я исполнил предсказанье…

Я твой владыка!

Ты… владыка Стено!

И это ты мне говоришь! Проклятье!

Я ведаю — есть тайна, пред которой

Ты бледный раб!

Но в мире силы нет, перед которой

Я бы колена преклонил. И даже,

Когда в моей груди раздавят сердце,

Которое страдает так, — я буду Стено.

Исчезни!

О, мне дурно! Он исчез.

Но знаю я, что здесь он. Не хочу

Минуты я унизиться до скорби;

Но тяжело мне вечно быть под ним.

Мучение! и этак жить! нет, лучше,

О, лучше умереть! мне слишком тяжко!

Но, Стено… ты подумай… что избрать —

Ничтожество или страдание?

Утро, То же место, как в явлении 2-м действия 1-го.

Мне всё он отравил. Да — всё. И это небо,

Так ясное и светлое, меня

Не радует. Всё, что еще могло

В моей груди убитой скорбь и горе

Утишить мгновение, — теперь

Мне кажется покрытым чем-то мрачным.

Я чувствую, что надо мною он,

На меня веет холодом. Да — правда,

Судьба ожесточилась на меня

И не дает минуты мне покоя.

Пускай! Пока паду — стоять я буду,

Но если я паду — не встану я.

Одна дорога мне осталась. Да!

Я не один, преследуемый роком,

Всё доброе в своей груди задавят

И станут ниже человека. Правда,

Тогда они несчастья не узнают,

Но оттого, что слишком станут низки

Они — чтоб быть предметом гнева

Судьбы. И мне ли, мне, который

Так долго с ней боролся, избежать

Ударов моего врага — упав,

Как подлый раб, к ее ногам. Мне стыдно,

Что я мгновенье это думать мог.

Но нет! Когда я полные тоскою

На небо очи подымаю — мне

Всё еще веет чем-то дивным, светлым

От синего его шатра. Я знаю,

Мне говорит мой ум, что за могилой

Нет ничего, что всё, что я желал,

Что всё, что я мечтал, — обман и сон.

Но что-то есть во мне, какой-то

Неслышный голос — он мне говорит,

Скажи мне, небо, о, зачем так светло,

Там высоко стоишь ты над землей.

В мою истерзанную грудь желание

Врывается к тебе, к тебе лететь,

И я горю, и что же? Бренной цепью

К земле прикован я — и нету сил

Ее порвать могучею рукою…

Как я смешон с моим умом!

Давно

Уж встало солнце, а Джакоппо нет.

Тоска лежит на сердце. Боже, боже!

Что со мной будет, если он, который

… о, если

Его уж нет — мне не снести той мысли,

Что его убийца — боже — Стено!

(Стено не примечает Джулии и стоит в раздумье.)

Мне что-то говорит: бежи! Но сердце

… Меня

Не видит он… И… я теперь могу

Упиться его дивной красотою.

Я не могла… тогда… глядеть на Стено…

Всегда встречала его очи я. Он чуден!

Но на челе его страдание… Да — в нем,

В нем страждет сердце…

Где ты — где ты,

Как бледен он! Он что-то

Невнятно говорит.

Антонио… да — я должен

Быть у него. Когда я с ним, мне легче,

И если он меня не остановит,

Не укротит моих мучений — я

Решен. В ничтожной этой грязи

Между людьми, которые меня

Понять не могут и не в силах,

Про Стено скажут, что он — робкий мальчик,

Не мог снести тяжелое ярмо

— своей жизни, что

Он от нее ушел в могилу, — мне

Всё это так ничтожно! Не хочу

Я жить в их памяти; мне было б стыдно

Быть славным у людей…

Я ничего не слышу,

Едва уста он шевелит — поближе.

Вот он опять; над морем он стоит,

Покрытый кровью; прямо в очи

В его глазах, и в них бессмертье муки…

Куда я ни смотрю, он предо мной!

Но пусть мои глаза заплачут кровью,

Я не закрою их.

Как дико он

Глядит на море. На его челе

Лежит презрение и ужас…

Он

Мгновенье бы остался — я бы умер:

Он своим взглядом тянет мне из сердца

Всю кровь…

Кто здесь? Джулиа? ты?

Зачем ты здесь?

Я думала, что вы

Давно забыл», синьор, мое имя.

Зачем ты здесь? и…

О, скажите мне,

Где мой Джакоппо?

Я его видел. Мы расстались мирно,

И он придет.

Зачем же вы так грустны…

О, не сердитесь,

Я вас не понимала никогда;

Вы говорили тихо… Я молчала…

И против воли вырвалось из груди

Из непокорной — ваше имя…

Джулиа…

… над морем…

Я, Стено? Ничего.

Нет? А… я вижу…

И что теперь передо мной — дай бог

Стено…

Твоя рука холодней льда. Ты болен.

Прочь! Прочь! Мое дыханье

Губительно. Подходит он… подходит…

Я с ним могу бороться. Но ты, Джулиа…

Нет, я останусь здесь.

Кто тебе право дал?

Твоя любовь?

Да… да. Пред этим небом,

Перед тобой тебе я говорю —

… если ж ты

Меня с бесчувственным презреньем

Отринешь прочь…

О мой Стено!

Люби меня!

(Джулиа остается на коленях и прячет руками лицо.)

Мне верить ли глазам!

И он… А, он ушел! И ты могла

Унизиться — ты, Джулиа, — до моленья!

И это видел я! Нет, это слишком… слишком.

Теперь что остается мне? Мой нож,

— приди, приди ко мне,

Не измени мне!

О Джакоппо!

Да!

Пойдем! А — Стено до свиданья.

83. Святой, покровительствующий рыбакам. (Примечание Тургенева.)