И. С. ТУРГЕНЕВ
Двадцать второго августа 1883 года русская литература и русское общество понесли скорбную утрату: не стало Тургенева.
В современной русской беллетристической литературе нет ни одного писателя (за исключением немногих сверстников покойного, одновременно с ним вступивших на литературное поприще), который не имел в Тургеневе учителя и для которого произведения этого писателя не послужили отправною точкою. В современном русском обществе едва ли найдется хоть одно крупное явление, к которому Тургенев не отнесся с изумительнейшею чуткостью, которого он не попытался истолковать.
Литературная деятельность Тургенева имела для нашего общества руководящее значение, наравне с деятельностью Некрасова, Белинского и Добролюбова. И как ни замечателен сам по себе художественный талант его, но не в нем заключается тайна той глубокой симпатии и сердечных привязанностей, которые он сумел пробудить к себе во всех мыслящих русских людях, а в том, что воспроизведенные им жизненные образы были полны глубоких поучений.
главную и неоцененную заслугу перед русским обществом. В этом смысле он является прямым продолжателем Пушкина и других соперников в русской литературе не знает. Так что ежели Пушкин имел полное основание сказать о себе, что он пробуждал "добрые чувства", то то же самое и с такою же справедливостью мог сказать о себе и Тургенев. Это были не какие-нибудь условные "добрые чувства", согласные с тем или другим преходящим веянием, но те простые, всем доступные общечеловеческие "добрые чувства", в основе которых лежит глубокая вера в торжество света, добра и нравственной красоты.
Тургенев верил в это торжество; он может в этом случае привести в свидетельство все одиннадцать томов своих сочинений. Сочинения эти, неравноценные в художественном отношении, одинаково и всецело (за исключением немногих промахов, на которые своевременно указывала критика) проникнуты тою страстною жаждой добра и света, неудовлетворение которой составляет самое жгучее больное место современного существования. Базаровы, Рудины, Инсаровы - все это действительные носители "добрых чувств", все это подлинные мученики той темной свиты призраков, которые противопоставляют добрым стремлениям свое бесконтрольное и угрюмое non possumus [нельзя].
Здесь не место входить ни в оценку написанного Тургеневым, ни в подробности его личной жизни. Первое - дело критики; второе - будет выполнено его биографами. Тургенев имел в литературном кругу много искренних друзей, которые не замедлят познакомить читающую публику с этою обаятельною личностью. Тем не менее и из личных наблюдений пишущего эти строки, и из того, что было в последнее время публиковано о Тургеневе, можно заключить, что главными основными чертами его характера были: благосклонность и мягкосердечие.
Конец Тургенева был поистине страдальческий. Помимо неслыханных физических мучений, более года не дававших ему ни отдыха, ни срока, он еще бесконечно терпел и от назойливости гулящих соотечественников. В последние дни жизни раздражение его против праздношатающихся доходило до того, что приближенные опасались передавать ему просьбы о свидании, идущие даже от людей, которых он несомненно любил.
Заканчивая здесь нашу коротенькую заметку о горькой утрате, понесенной нами, мы невольно спрашиваем себя: что сделал Тургенев для русского народа, в смысле простонародья? - и не обинуясь отвечаем: несомненно, сделал очень многое и посредственно, и непосредственно. Посредственно - всею совокупностью своей литературной деятельности, которая значительно повысила нравственный и умственный уровень русской интеллигенции; непосредственно - "Записками охотника", которые положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды. Но знает ли русский народ о Тургеневе? знает ли он о Пушкине, о Гоголе? знает ли о тех легионах менее знаменитых тружеников, которых сердца истекают кровью ради него? - вот вопрос, над которым нельзя не задуматься.
ПРИМЕЧАНИЯ
(Статья-некролог, впервые напечатана в "Отечественных записках", 1883, № 10. Печатается по изданию: Полн. собр. соч. М. Е. Салтыкова-Щедрина, т. XV, Гослитиздат, 1940, стр. 611-612.
В 70-80-е годы прошлого века Тургенев с большим сочувствием следил за литературной деятельностью Щедрина. В ряде писем к великому сатирику Тургенев горячо отзывался о сочинениях Щедрина и призывал его не обращать внимания на злобный вой реакционной критики: "Вы жалуетесь на ненависть иных людей, - писал Тургенев Салтыкову от 24 сентября 1882 г., - которые даже бледнеют при одном вашем имени,- это вы напрасно. - Кто возбуждает ненависть - тот возбуждает и любовь. - Будь вы просто потомственный дворянин М. Е. Салтыков - ничего бы этого не было. - Но вы Салтыков-Щедрин, писатель, которому суждено было провести глубокий след в нашей литературе,- вот вас и ненавидят - и любят, смотря кто. - И в этом "результат вашей жизни", о котором вы говорите,- и вы можете быть им довольны".
Общая оценка значения литературной деятельности Тургенева для русского общества, сделанная Щедриным в статье-некрологе, совпадает с его высказываниями о Тургеневе в ряде писем начала 80-х годов. Так, например, в письме к П. В. Анненкову от 26 мая 1884 г. Щедрин писал: "Я отлично понимаю, что Тургенев имел свои недостатки, но в то же время не могу не согласиться со словами Михайловского по поводу смерти Тургенева, что если он даже ничего больше не написал, то и в таком случае он был нужен для литературы, имя его было нужно, присутствие".)
"Отечественных записок" показало, что вкладная страница, с некрологической заметкой о Тургеневе, во многих экземплярах отсутствует. По-видимому, в большую часть тиража заметка не попала, то ли потому, что была написана тогда, когда эта часть была уже отпечатана и сброшюрована, то ли вследствие вмешательства властей, хотя в цензурных документах никаких следов его не найдено.
"с величайшей готовностью" - участвовать в посвященном памяти Тургенева вечере Литературного фонда 28 сентября 1883 г. С чем именно намеревался выступить Салтыков - сведений нет. Но вряд ли можно сомневаться, что предполагавшееся выступление должно было заключаться либо в чтении только что написанной заметки, либо в развитии изложенных в ней мыслей. Однако выполнить свое обещание Салтыков не смог. В письме к распорядителю вечера, П. А. Гайдебурову, он сослался на обострение "в последние дни" болезни (письмо появилось в "Неделе" 2 октября 1883 г., N 40, и в тот же день было оглашено на Тургеневском вечере). Но накануне, в день похорон Тургенева (27 сентября), Салтыков был здоров и присутствовал на поминальном по писателю обеде группы литераторов (А. Полтавский. Петербургские письма. - "Крымский вестник", Севастополь, 1889, N 101, 13 мая, стр. 2, и N 104, 17 мая, стр. 2). Вполне возможно, что выступлению Салтыкова помешала не болезнь, а "блюстители порядка", отношение которых к чествованию памяти автора "Записок охотника" В. П. Гаевский охарактеризовал в своем дневнике словами: "Мертвый Тургенев продолжает пугать министров и полицию" ("Красный архив", 1940, N 3, стр. 231). Известно, что речи, произнесенные на кладбище, должны были пройти через цензуру петербургского градоначальника Грессера. Также известно, что Тургеневский вечер в Москве, на котором должен был выступить Л. Н. Толстой, распоряжением из Петербурга был отменен (ЛН, т. 76, М. 1967, стр. 328). Нет сомнений, что подготовка и проведение вечера Литературного фонда в столице также были взяты под контроль органами политической полиции.
Среди множества откликов на смерть Тургенева анонимное выступление Салтыкова принадлежит к числу наиболее замечательных. По глубине и масштабности исторического осмысления Тургенева, его значения для русской жизни, с этим выступлением соседствовало в те дни лишь одно - "тургеневская прокламация" народовольцев, написанная П. Ф. Якубовичем и распространявшаяся в Петербурге в день похорон писателя (ЛН, т. 76, М. 1967, стр. 239). В обстановке, когда в русском обществе уже явственно наметился поворот к эстетизму и развертывалась борьба за отказ от наследства 60-х годов, за эмансипацию литературы и искусства от оппозиционных традиций, Салтыков, от имени демократических "Отечественных записок", и Якубович, от имени "действующих революционеров", выступили с оценкой Тургенева, исходя из ясно и громко заявленного примата общественных интересов. Оба выступления резко противостояли ходовому тезису некрологических статей о Тургеневе в большинстве органов печати: "все достоинство его произведений заключается в чистой художественности" ("Моск. ведомости", 1883, N 261). С суровой энергией и прямотой "шестидесятника" формулирует Салтыков исходную позицию своей оценки Тургенева. "Как ни замечателен сам по себе художественный талант его, но не в нем заключается тайна той глубокой симпатии и сердечных привязанностей, которые он сумел пробудить к себе во всех мыслящих русских людях, а в том, что воспроизведенные им жизненные образы были полны глубоких поучений".
"Главной и неоцененной заслугой" Тургенева, в просветительско-этическом представлении Салтыкова, является приверженность его "общечеловеческим идеалам" гуманизма и "сознательное постоянство", с которым писатель проводил эти идеалы в русскую жизнь. В этом смысле Салтыков считает Тургенева "прямым продолжателем Пушкина".
Ставя, далее, имя Тургенева в ряд с именами Некрасова, Белинского, Добролюбова и, несомненно, Чернышевского, а может быть, и Герцена, о которых нельзя было упоминать, Салтыков указывал тем самым на "руководящее значение", которое литературная деятельность Тургенева имела для русского общества в деле воспитания в нем гражданского самосознания и политического протеста, то есть в деле освободительной борьбы.
Наконец, предлагая вопрос "что сделал Тургенев для русского народа, в смысле простонародья" и "не обинуясь" отвечая: "Несомненно, сделал очень многое и посредственно, и непосредственно", - Салтыков определяет выдающееся значение автора "Записок охотника" с точки зрения высшего критерия эстетики демократического лагеря - критерия народности.
В заметке Салтыкова сжато и сильно резюмирован своего рода итог его сложно-противоречивого восприятия Тургенева - созданных им образов и самой личности писателя. При этом некоторые из прежних критических суждений Салтыкова, продиктованные в свое время требованиями исторического момента, "интересами минуты", в особенности о Базарове, претерпевают глубокое и принципиальное изменение (ср., например, в т. 5 наст. изд., стр. 581--582).
"Щедрин и Тургенев" ("Науковi зап. Харьковського держ. пед. iн-ту iм. Г. С. Сковороди", т. X, 1947, стр. 48--89) и С. Ф. Баранов "М. Е. Салтыков-Щедрин и И. С. Тургенев" (в кн. того же автора "Великий русский сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин", Иркутск, 1950, стр. 44--71).