Глава девятая. "Отцы и дети"
1
К работе над романом Тургенев приступил в начале августа 1860 года, а закончил его в июле 1861 года. Появились "Отцы и дети" в февральской книге журнала "Русский вестник" за 1862 год. В том же году роман вышел отдельным изданием с посвящением памяти В. Г. Белинского.
Действие романа происходит летом 1859 года, эпилог рассказывает о событиях, последовавших уже за падением крепостного права, в 1861 году. Тургенев следует, можно сказать, по пятам событий русской жизни - никогда он еще не создавал произведения, жизненное содержание которого по времени почти совпадало бы со временем самой работы над ним." Задача его, как писателя-реалиста, осложнялась тем, что надо было показать переломный момент, в русском общественном развитии-и старую, уходившую эпоху и новое, только что возникшее, находящееся еще в брожении, в исканиях. Гончаров признал бы художественное осуществление такой задачи просто невозможным. Тургенев блестяще решил ее: он не признавал "теории дистанции".
В романе "Отцы и дети" дается более широкий охват действительности, чем в предыдущих романах, хотя и в нем действие совершается в обычно избираемых Тургеневым временных рамках - два с небольшим месяца.
"Рудине" и "Дворянском гнезде", переносит действие в город, создает развернутый образ теперь уже русского разночинца-демократа. В романе переданы споры "отцов" и "детей", освещающие столкновение и смену двух культур- старой, дворянской культуры и новой, демократической.
Роман начинается с обычной для жизни дворянских гнезд ситуации - приезда из столицы молодого дворянского отпрыска к отцу в деревню. Воспользовавшись тем, что Николай Петрович Кирсанов в ожидании сына смотрит на дорогу, Тургенев, прибегая к любимому своему приему, рассказывает предысторию его семьи, главой которой был малограмотный, но боевой генерал времен 1812 года. Дворянское гнездо Кирсановых не блистало ни родословной, ни богатством, ни аристократическими связями. Зато оно и не представляло собой гнезда "барства дикого"; в роду Кирсановых не было, как в роду Лаврецких, крепостников-самодуров, грабителей и истязателей крестьян. При невежественном отце братья Кирсановы, обучаясь "чему-нибудь" и "как-нибудь", сумели все же, особенно Павел Петрович, подняться над уровнем провинциальной поместной среды. А сын Николая Петровича - дельный и прогрессивно мыслящий студент Петербургского университета. Обитатели Марьино стараются более или менее идти в ногу с веком, они культурные, гуманные, добропорядочные люди, а если и допускают барские грехи, как Николай Петрович, то по крайней мере стесняются твоей слабости. Кажется, что все прочно в дворянском гнезде Кирсановых: описанием солнечного утра я семейной радости Тургенев как бы оттеняет спокойное и мирное течение его бытия. Но вслед за этим он рисует картину и глубокого упадка хозяйства Николая Петровича и нищету его крепостной деревни. Беглыми, но выразительными штрихами, в самый канун реформы 1861 года, Тургенев показывает кризис жизни и барина и мужика, общенациональную необходимость уничтожения крепостного порядка. Все более печальным становится в изображении автора "Записок охотника" вид русской деревни. По дороге в Марьино Базарову и Аркадию попадались "деревеньки с низкими избенками под темными, часто до половины разметанными крышами, и покривившиеся молотильные сарайчики с плетенными из хвороста стенами и зевающими воротищами возле опустелых гумен, и церкви, то кирпичные с отвалившеюся кое-где штукатуркой, то деревянные с наклонившимися крестами и разоренными кладбищами. Сердце Аркадия понемногу сжималось. Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках; как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранной корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые, словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам. Казалось, они только что вырвались из чьих-то грозных, смертоносных когтей - и, вызванный жалким видом обессиленных животных, среди весеннего красного дня, вставал белый призрак безотрадной, бесконечной зимы с ее метелями, морозами и снегами..." Облик крепостной, деревни Тургенев рисует некрасовскими чертами.
И обнищание деревни и внутренние отношения в быту крестьянства, не желавшего больше жить по-старому, свидетельствовали о глубоком кризисе всего крепостного уклада. Всех охватило беспокойство, вековечные патриархальные традиции, царившие в крестьянской семье (семейство Хоря), вдруг потеряли свою устойчивость. "Братья требовали раздела,- жены их не могли ужиться в одном доме: внезапно закипала драка, и все вдруг поднималось на йоги, как по команде, все сбегалось перед крылечком конторы, лезло к барину, часто с избитыми рожами, в пьяном виде, и требовало суда и расправы; возникал шум, бабий хныкающий визг вперемежку с мужскою бранью".
Тема кризиса звучит в самом начале романа и в горестных сетованиях Николая Петровича и в размышлениях Аркадия о необходимости преобразований. Глубочайшей идейной проблемой романа был волновавший писателя вопрос о судьбах России, о путях ее дальнейшего прогрессивного развития.
Тургенев не питает никаких иллюзий относительно общественной роли "отцов". В прежних своих описаниях поместного дворянского быта писатель редко касался его экономических сторон и деталей. Теперь, показывая почти разоренное поместье Николая Петровича Кирсанова, он отмечает оскудение, хозяйственную беспомощность дворянства, тщетно пытавшегося приспособиться к Новым требованиям Жизни. "Недавно заведенное на новый лад хозяйство скрипело, как немазаное колесо, трещало, как домоделанная мебель из сырого дерева... Не хватало рук для жатвы... свои бабы заламывали цены неслыханные, а хлеб между тем осыпался, а тут с косьбой не совладелица тут опекунский совет грозится и требует немедленной и безнедоимочной уплаты процентов. - Сил моих нет! - не раз с отчаянием восклицал Николай Петрович". Дворянское оскудение находит свое отражение даже в деталях усадебного пейзажа: бедное растительностью место усадьбы Кирсановых, вид голых полей вместо традиционного сада-парка с его липовыми аллеями и поэтическими местами. Помещику Кирсанову не до поэзии природы, хоть он и любят ее.
собой, хотя на него смотреть уже некому, он живет по строго заведенному порядку. Но тщательным описанием внешнего облика, одежды Тургенев хочет показать, что "Павел Петрович - раб своих аристократических привычек, своей изысканности и лоска, почти комических в той простодушной сельской обстановке, которая его окружает. "В это мгновение вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстук и лакозые полусапожки, Павел Петрович Кирсанов. На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящный и породистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею частью исчезает после двадцатых годов". Тургенев отметил и его "руку с длинными розовыми ногтями, руку, казавшуюся еще красивей от снежной белизны рукавчика, застегнутого одиноким крупным опалом", и его "душистые усы". Он показал и его "изящный кабинет, оклеенный по стенам красивыми обоями дикого цвета, с развешанным оружием на пестром Персидском ковре, с орехового мебелью, обитой темно-зеленым трипом, с библиотекой renaissanse из старого черного дуба, с бронзовыми статуэтками на великолепном письменном столе, с камином". Но во всем этом нет жизни, нет души. Павел Петрович не чужд духовной жизни и культуры. Но культура эта окостенела, от. нее остались только отсталые принципы, сьют и священный кабинет, который никогда не оживляется ни творческой работой, ни спорами.
Уходящие своими корнями в эпоху 30-х годов взгляды Павла Петровича являли собой причудливую смесь аристократического англофильства и официальной народности, слегка подновленной славянофильством. Павел Петрович убежден, что русский народ "свято чтит предания", "не может жить без веры" " отличается патриархальностью. Славянофильство его Тургенев осмеивает, сообщая, что старший Кирсанов "ничего русского не читает, но на письменном столе у него находится серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя". Такого рода "коренных русаков" из русского барства будет впоследствии высмеивать Салтыков-Щедрин. Павел Петрович до мозга костей проникнут аристократическим индивидуализмом, эстетством. Он враг всего подлинно демократического и убежденный противник материализма, который, по его мнению, "всегда оказывался несостоятельным". Отсюда презрительное отношение его к "химикам", к увлечению естествознанием. Павел Петрович считает себя либералом, но Тургенев раскрывает всю ограниченность дворянско-аристократического консервативного либерализма. Сквозь облик гуманного либерала проступают черты крепостника сего барским пренебрежением к простым людям: разговаривая с крестьянами, Павел Петрович "морщится и нюхает одеколон".
В "Накануне", замечает Добролюбов, чувствуется "общественная потребность дела, живого дела, начало презрения к мертвым принципам и пассивным добродетелям"1*. Это подмеченное критиком в авторе романа чувство презрения к абстрактным принципам и пассивным добродетелям отчетливо проявляется в "Отцах и детях", в образе Павла Петровича. Давая оценку изображения им дворянства в "Отцах и детях", Тургенев писал: "Вся моя повесть направлена против дворянства, как передового класса. Вглядитесь в лица Николая Петровича, Павла Петровича, Аркадия. Слабость и вялость или ограниченность. Эстетическое чувство заставило меня взять именно хороших представителей дворянства, чтобы тем вернее доказать мою тему: если сливки плохи, что же молоко?.. Они лучшие из дворян - и именно потому и выбраны мною, чтобы доказать их несостоятельность" (XII, 340). .
И вот в среду этих "хороших представителей дворянства", в полуобломовскую обстановку их жизни Тургенев вводит нового человека - сына лекаря Базарова как воплощение отрицания этой жизни, как живое и деятельное начало, как резкий порыв ветра, вдруг обнаживший всю пустоту и никчемность уходящих в прошлое дворянских гнезд с их устаревшей культурой и тягостными воспоминаниями Так было и в реальной действительности: первыми критиками дворянской культуры, обличителями дворянской обломовщины были выходцы и' среды разночинцев, и прежде всего - сын лекаря Белинский.
Подобные ситуации становились все более редкими и нетипичными. Но действие романа происходит в тот исторический момент, когда считавшие себя прогрессивными молодые люди из дворян вроде Аркадия Кирсанова заискивали перед сильными духом и волей разночинцами. Уже он, разночинец-демократ, снисходит до дружбы с баричем, как Базаров с Аркадием. "Он так любезен, что согласился погостить у нас",- благодарно говорит Аркадий отцу Базарова.
В "Рудине" и в "Дворянском гнезде" среда, изображаемая писателем, в общем однородна, и действие вращается вокруг одного композиционного центра - судьбы главного героя. В "Отцах и детях" выступают две социально различные среды с противоположными представлениями и интересами. В самой композиции романа нашла свое отражение русская действительность в период падения крепостного права, борьба в ней двух общественных лагерей. Однако действие романа ведет Базаров; он выступает почти во всех сценах, он, а не дворянская среда и ее герои, образует первый план повествования, с его смертью "Отцы и дети" заканчиваются. При этом, если еще братья Кирсановы занимают в композиции романа видное место и Тургенев даже излагает их "предысторию", то новое поколение дворянской интеллигенции выступает лишь в качестве подголоска одной из двух главных партий. И в этом обстоятельстве также отразился тот факт русской жизни, что "дети" из дворянской молодежи переставали играть сколько-нибудь t значительную роль в прогрессивном общественном движении, а в духовном отношении питались тем, что создавала мысль разночинца. Шубин ещё упирался, не хотел признавать превосходства Инсарова над собой и Берсеневым. У Аркадия Кирсанова даже и в мыслях этого нет. Писатель отмечает слабоволие Аркадия, поверхностность его демократических увлечений, склочность к краснобайству, присущие ему барские замашки и лень. И барич склоняется перед сильной личностью Базарова, у которого "дед землю пахал". Так склонялся сам Тургенев перед сильным духом и волей Белинским.
2
"Главное лицо представляется выражением новейшей нашей современности"2*,- писал Тургенев Достоевскому в ноябре 1861 года о герое своего нового произведения. "Он - в моих глазах - действительно герой нашего времени" (XII, 325),- заявлял Тургенев о Базарове Каткову на месяц раньше. Героем эпохи 60-х годов в массе своей был разночинец-демократ, "мыслящий пролетарий", убежденный противник дворянско-крепостнического строя, материалист по своему мировоззрению, человек, прошедший школу труда и часто лишений, самостоятельно мыслящий и независимый. Таким встает перед нами типический образ передового молодого человека 60-х годов со страниц многочисленных мемуаров, дневников и писем деятелей того времени. Таков и Базаров в изображении Тургенева.
Писатель имел полное основание назвать его героем своего времени.
"Мой дед землю пахал",- говорит Базаров, не только не смущаясь, но даже гордясь своим плебейским происхождением перед белоручками-дворянчиками. Базаров не мыслит своей жизни без труда, который дает ему самостоятельность и независимость! Даже внешним обликом Базарова Тургенев хочет подчеркнуть его сильный характер и ум, любовь и привычку к труду, демократическое происхождение. Некоторым молодым читателям не нравилось, что Тургенев наделил Базарова внешне не очень привлекательными чертами. Он "волосатый", с красными руками (Катков даже добавил Базарову угреватость), тогда как Павел Петрович - красивый и представительный мужчина. Однако Тургенев вовсе не имел в виду обидеть демократическую молодежь таким портретом Базарова. Изящество, мужская красота Павла Петровича импонировали Тургеневу, но ценность человека он видел прежде всего в его уме, в силе его мысли и характера. За красивым внешним обликом Павла Петровича скрывается духовная пустота и эгоистическое равнодушие ко всему, кроме любви к женщине; у Базарова же в глазах отражены ум и воля".
"Длинное и худое" лицо Базарова "с широким лбом" "оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум... Его темно-белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа". Напомним, что о не отличавшемся внешней красотой Белинском Тургенев с восхищением писал, что весь его облик светился умом, духовной силой. Таким же обликом он наделил и положительного героя романа, посвященного Белинскому. Так же небрежно и невнимательно относился Базаров к удобствам жизни, к комфорту, как и Белинский или Добролюбов.
Базаров - натура независимая, не склоняющаяся ни перед какими авторитетами, все подвергающая суду мысли. Он не отрицает самой необходимости принципиальных убеждений; он только не хочет быть рабом кем-то выработанных принципов, подчиняться общей традиции, слепо следовать за авторитетом. В этом отношений Базаров был типичным представителем шестидесятников. В статье "Литературные мелочи прошлого года" (1859) Н. А. Добролюбов отвергает ту консервативную традиционалистскую философию, согласно которой сама жизнь оказывалась "служением принципу", а "человек - рабом принципа"3*.
Добролюбов, как и Базаров, выступает не против принципиальности во взглядах и поведении человека, а против рабского преклонения перед отжившими принципами, против принципов, "принятых на веру". Еще раньше подобным ниспровергателем авторитетов и принципов "на веру" был Белинский. "Размашистым мечом он рубит направо и налево, и нет такого имени, которое бы остановило его мах немилосердный. Дант, Мильтон, Тасс, Манзони, Ломоносов, Богданович, Державин, Карамзин - ему нипочем... Он не хочет уважать никаких преданий, не признает никакого авторитета"4*"принципов" - Шевырев. Базаров такой же прямой человек, он не привык кривить душой или из вежливости прятать резкое, но справедливое слово.
Идеалисты 30-х годов любили рассуждать по поводу несовершенства мира, они искали объяснения этому несовершенству, но они были далеки от того, чтобы за объяснением приняться за изменение мира, им не хватало практического отношения к действительности. Базаров также подводит под свое отрицание теоретическую основу. Несовершенство общества и общественные болезни он объясняет характером самого общества. "Мы приблизительно знаем, отчего происходят телесные недуги, а нравственные болезни происходят от дурного воспитания, от всяких пустяков, которыми сызмала набивают людские головы, от безобразного состояния общества, одним словом,- говорит Базаров,- исправьте общество, и болезней не будет". Так рассуждали русские демократы-просветители 60-х годов, признававшие "только то, что полезно для человека", чьей "последней целью", по словам Добролюбова, являлась не "рабская верность отвлеченным высшим идеям, а принесение возможно большей пользы человечеству"5*. Но их просветительство было революционным: они не только объясняли мир, они стремились радикально изменить его.
Базаров был типическим их представителем и в этом отношении. Его не удовлетворяют мелкие улучшения жизни, частичные ее исправления. Базаров - не либеральный реформатор. Несомненно, что презрительное отношение тургеневского героя к либеральному обличительству, его слова о том, что "болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству", навеяны автору романа отношением "Современника" с его "Свистком" к этому пустопорожнему и мелкому либеральному обличительству6*. Базаров требует уничтожения и замены самых основ современного ему общества.
усматривал проявление революционности. "Если он называется нигилистом, то надо читать: революционером" (XII, 339),- писал Тургенев К. К. Случевскому 14 апреля 1862 года.
Примечательно одно место из этого известного письма по поводу Базарова: "Все истинные отрицатели,- которых я знал,- без исключения (Белинский, Бакунин, Герцен, Добролюбов, Спешнев и т. д.) происходили от сравнительно добрых и честных родителей, и в этом заключается великий смысл: это отнимает у деятелей, у отрицателей всякую тень личного негодования, личной раздражительности. Они идут по своей дороге потому только, что более чутки к требованиям народной жизни" (XII, 340),- пишет Тургенев. Здесь он прямо соотносит тип Базарова с крупнейшими деятелями русского освободительного движения крепостной эпохи. Отражая народные требования, они шли по пути отрицания старого мира. Сам Базаров совершенно справедливо указывает на связь и своего отрицания с народными настроениями. "Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы ратуете",- говорит он Павлу Петровичу. Дух отрицания старого антинародного мира и был в момент нарастания революционной ситуации в стране народным духом. Сам Тургенев в Базарове видел "pendant с Пугачевым" (XII, 341) в том, конечно, единственно возможном смысле, что пугачевское отрицание явилось бы всеобщим и разрушительным. Все лучшие представители демократической молодежи мечтали расправиться со старым миром по-пугачевски, и это ощутимо передано в Базарове.
Таким образом, в социальном содержании, в основах мировоззрения, в складе ума и характера Базарова Тургенев запечатлел типические черты, облик всей передовой демократической молодежи 60-х годов. Однако для понимания замысла писателя и конкретно-исторического значения "базаровщины" необходимы более точные определения связей тургеневского героя с различными течениями демократического движения того времени. В этом аспекте совершенно неправомерно подходить к Базарову с меркой, снятой с Чернышевского и Добролюбова, как это нередко делают. Изображая Базарова, Тургенев не имел в виду вождей революционной демократии. Даже Чернышевский ошибочно предположил, что роман "Отцы и дети" и фигура Базарова явились открытым заявлением ненависти Тургенева к Добролюбову, что в романе автор проявил "не только намерение чернить Добролюбова косвенными намеками, но и дать его портрет в лице Базарова"7*. Тургенев решительно отводил подобные упреки. "С какой стати стал бы я писать памфлет на Добролюбова... которого высоко ценил как человека и как талантливого писателя?" (X, 348) - говорил он. В этом заявлении Тургенев был вполне искренен.
Несомненно, в сильном характере, в духовном и нравственном облике героя тургеневского романа есть черты, роднящие его с руководителями "Современника", ибо их личности воплощали в себе все лучшее в передовой демократической молодежи 60-х годов. Но ее среда, имея некоторые общие черты, присущие и Базарову, отличалась многообразием, в частности в области идейных исканий и интересов.
"примысливал" ему черты, роднящие героя "Накануне" с людьми, которых он мог наблюдать в круге "Современника", то образ Базарова возникает в творческом воображении писателя под влиянием иных встреч и впечатлений. Рассказывая о работе над романом, Тургенев писал:
"В основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача (он умер незадолго до 1860 года). В этом замечательном человеке воплотилось - на мои глаза - то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно; я, на первых порах, сам не мог хорошенько отдать себе в нем отчета - и напряженно прислушивался и приглядывался ко всему, что меня окружало, как бы желая поверить правдивость собственных ощущений. Меня смущал следующий факт: ни в одном произведении нашей литературы я даже намека не встречал на то, что мне чудилось повсюду" (X, 346-347). С какими же идейными течениями в демократическом движении 60-х годов соотнес он героя романа?
Базаров - материалист, как и все передовые люди 60-х годов.
Но Герцен справедливо упрекал Тургенева за то, что, рисуя Базарова, он проявил несправедливость "к серьезному "реалистическому" опытному воззрению", смешав его "с каким-то грубым, хвастливым материализмом"8*. "Я придерживаюсь отрицательного направления,- говорит Базаров,- в силу ощущения. Мне приятно отрицать, мой мозг так устроен - и баста! Отчего мне нравится химия? Отчего ты любишь яблоко?- тоже в силу ощущения. Это все едино. Глубже этого люди никогда не проникнут". Здесь действительно проявляется ограниченность материализма Базарова. В "Накануне" Инсаров изучает Фейербаха. В "Отцах и детях" Тургенев прошел мимо материализма Чернышевского и Добролюбова. В основах своего материалистического мировоззрения Базаров близок к материализму Писарева. Физиологизм Базарова, его увлечение естествознанием, интерес к сочинениям вульгарных материалистов, в частности к книге Бюхнера "Sloff und Kraft" - черты духовного облика части молодежи. "Многие начали изучать немецкий язык для того, чтобы читать произведения Бюхнера, Фохта и Молешотта в подлиннике,- рассказывает И. Мечников. - В России эти сочинения были, правда, запрещены цензурой, но это еще более увеличивало их ценность во мнении молодежи"9*.
Подчеркивая скептическое отношение Базарова к искусству, к поэзии, Тургенев раскрывал черту, которую он наблюдал у некоторых представителей демократической молодежи того времени. "Рисуя фигуру Базарова,- замечает сам писатель,- я исключил из круга его симпатий все художественное, я придал ему резкость и бесцеремонность тона - не из нелепого желания оскорбить молодое поколение (!!!), а просто вследствие наблюдении над моим знакомцем, доктором Д., и подобными ем) лицами" (X, 349). "Рафаэль гроша медного не стоит",- заявляет Базаров, как бы повторяя слова, услышанные Тургеневым от встреченного им разночинца. Пренебрежительно относится Базаров и к Пушкину. И это также не было вымыслом писателя. Сообщая о своей встрече в Париже с Н. Успенским, Тургенев в январе 1861 года пишет П. В. Анненкову: "И он счел долгом бранить Пушкина, уверяя, что Пушкин во всех своих стихотворениях только и делал, что кричал: "На бой. на бой, за святую Русь"10*. В несколько измененном виде эти слова писателя-разночинца Тургенев вкладывает в уста Базарова.
Уже после выхода романа "Отцы и дети" Писарев стремился развенчать Пушкина, а Зайцев - Лермонтова как представителей, по их мнению, чистого, бесплодного искусства. В "Библиографическом листке" "Русского слова" В. Зайцев писал: "Пора протрезвиться и увидеть громадную несоразмерность между пользой, приносимой поэзией обществу, и наградой, которую она получает; пора понять, что всякий ремесленник настолько же полезней любого поэта, насколько всякое положительное число, каким бы малым ни было, больше нуля"11*. И. Мечников рассказывает: "Среди молодежи распространилось убеждение, что только положительное знание способно вести к истинному прогрессу, что искусство и другие проявления духовной жизни могут, наоборот, лишь тормозить движение вперед. Чуткий ко всем стремлениям молодого поколения, Тургенев изобразил в Базарове тип молодого человека, верящего исключительно в науку и относящегося презрительно к искусству и религии"12*.
"Русским словом", за Писаревым. Поэтому и сам Писарев так восторженно встретил "Отцов и детей" и так верно и проницательно оценил Базарова. "Разбор Писарева необыкновенно умен,- говорил Тургенев о статье критика,- и я должен сознаться, что он почти вполне понял все то, что я хотел сказать Базаровым"13*. В тургеневском герое Писарев нашел художественное воплощение многих своих идей и понятий. Тем самым прояснялся конкретно-исторический облик Базарова как представителя определенного течения в демократическом движении 60-х годов.
"Верно ли понял Писарев тургеневского Базарова, до этого мне дела "ет. Важно то, что он в Базарове узнал себя и своих и добавил, чего недоставало в книге"14*,- заметил по этому поводу Герцен в статье "Еще раз Базаров".
Базаров - нигилист, отрицатель, разрушитель. В своем отрицании он не останавливается ни перед чем, что приводит в содрогание Павла Петровича, олицетворяющего старые устои. В своей ранней статье "Схоластика XIX века" - примерно в то время, когда Тургенев завершал свой роман - Писарев, подобно Базарову, заявлял: "Позвольте им (молодым людям. - С. П.) встряхивать своим самородным скептицизмом те залежавшиеся вещи, ту обветшалую рухлядь, которые вы называете общими авторитетами... Что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится; что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть"15*.
права, когда все еще нарастали революционные настроения и прежде всего бросались в глаза именно идеи отрицания и разрушения по отношению к старому порядку, старым авторитетам и принципам16*.
Сам по себе базаровский нигилизм вовсе не носит абсолютного характера, на что обратил внимание еще Антонович17*. То, что проверено опытом, практикой жизни, того Базаров не отрицает. Так, он твердо убежден, что труд - основа жизни и призвание человека, что химия- полезная наука, что главное в мировоззрении человека - это естественный подход ко всему. Базаров вовсе не предполагает ограничить свою жизнь чистым эмпиризмом, не воодушевленным никакой целью. Лишенный какой-либо рисовки и хвастовства, он все же говорит, что готовит себя к тому, чтобы делать "много дел", но какие это дела и к чему конкретному стремится Базаров - остается неясным. Да и он сам об этом еще не думает, время не пришло. "В теперешнее время полезнее всего отрицать - мы отрицаем",- говорит Базаров. "Сперва нужно место расчистить",- заявляет он. Передовое демократическое движение складывалось и развивалось под знаком отрицания всего, исторически связанного с дворянско-крепостническим обществом, с дворянской культурой, со старым миром. В кружках передовой студенческой молодежи речь шла прежде всего о разрушении старого, всего того, что крепко сидело и в жизни и в умах. При чтении ранних дневников Чернышевского и Добролюбова прежде всего ощущаешь их разрушительные настроения.
В 1855 году в предисловии к циклу "С того берега" Герцен писал: "Мы не строим, мы ломаем, мы не возвещаем нового откровения, а устраняем старую ложь"18*. Об этом же заявляет и Базаров. О связи присущего ему духа крайнего отрицания с революционными настроениями того времени свидетельствует и следующее замечательное место из "Концов и начал" того же Герцена, вспоминающего о вражде и отрицании старого мира: "За рабство, в котором мы жили, за чуждость с своими, за разрыв с народом, за бессилие действовать нам оставалось печальное утешение, но утешение - в наготе отрицания, в логической беспощадности, и мы с какой-то радостью произносили те последние, крайние слова, которые губы наших учителей едва шептали, бледнея и осматриваясь. Да, мы произносили их громко и будто становилось легче в ожидании бури, которую вызовут ни. Нам нечего было терять"19*"просветителях" 60-х годов, В. И. Ленин указывает, что они "вовсе не ставили вопросов о характере пореформенного развития, ограничиваясь исключительно войной против остатков дореформенного строя, ограничиваясь отрицательной задачей расчистки пути для европейского развития России"20*. В свете этого замечания становятся понятными симпатии "западника" Тургенева к своему герою.
И именно базаровские настроения вызывали страх и ненависть реакции. "Наши так называемые прогрессисты воображают, что чем больше будет поломано, набито и уничтожено, тем больше окажется и прогрессистов. В разрушении ищите чего хотите, только не прогресса"21*,- вещал катковский "Русский вестник". Нет, отрицание, разрушение старого как раз и представляло собою необходимую тогда форму общественного прогресса. Во времена Базарова на первом плане стояла задача революционного отрицания и разрушения крепостнического прошлого. Дух этого отрицания и передан в романе Тургенева.
3
В композиции, в сюжетных конфликтах и ситуациях "Отцов и детей" отразилась и такая особенность кануна падения крепостного права, как обострение классовой борьбы в стране, характеризовавшееся разрывом либерализма и демократизма, решительным их размежеванием в русском общественном движении Весь роман построен на цепи постепенно обостряющихся споров и столкновений между Павлом Петровичем и Базаровым, как воплощение, соответственно, двух основных тенденций, двух лагерей русского общественного развития 60-х годов. Сначала "отцы" снисходительно, с иронией и сознанием собственного превосходства выслушивают "детей", как бы понимая, что молодежи всегда свойственны увлечения и крайности. Павел Петрович спрашивает: что такое Базаров?
"Аркадий усмехнулся. - Хотите, дядюшка, я вам скажу, что он, собственно, такое?
- Сделай одолжение, племянничек.
- Он нигилист.
- Как? - спросил Николай Петрович, а Павел Петрович поднял на воздухе нож с куском масла на конце лезвия и остался неподвижен.
- Он нигилист,- повторил Аркадий.
- Скажи: который ничего не уважает,- подхватил Павел Петрович и снова принялся за масло.
- Который ко всему относится с критической точки зрения,- заметил Аркадий.
- А это не все равно? - спросил Павел Петрович.
- Нет, не все равно. Нигилист - это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот принцип".
"который ничего не уважает", Павел Петрович спокойно снова принялся за масло. В его глазах нигилист - это значит пустой критикан. Однако, когда он убедился, что Базаров вовсе не так пуст и безопасен, как ему сначала показалось, Павел Петрович потерял свое спокойствие и самоуверенность, ощущение своего превосходства над мальчишками.
Ему сразу не понравился Базаров, но только постепенно сложилось у него активное чувство вражды и ненависти к этому плебею без роду, без племени, без той высокой культуры, чьи традиции ощущал за собой Павел Петрович, к этому нигилисту, дерзко и самоуверенно отрицающему складывавшиеся веками принципы, на которых зиждилось самое существование старшего Кирсанова. И у Павла Петровича возникает страстное желание уничтожить Базарова, как опасного врага всего дорогого ему. Со своей стороны, и Базаров проникался все большим презрением и иронией по отношению к либеральному аристократишке. В этом тщательно прослеженном Тургеневым двустороннем идейно-психологическом процессе накопления и нарастания сначала глухой неприязни и антипатии, а потом прямой вражды нашла свое отражение сама действительность. Если в отношениях демократов и либералов в конце 40-х годов преобладали неприязнь, ирония, полемические стычки, то к концу 50-х годов эти отношения становятся непримиримо враждебными. Их встречи в одной среде немедленно рождали споры и конфликты. В романе эти столкновения всегда начинает Павел Петрович: дворянский либерализм не переставая злобствовал на демократов, изыскивая все новые и новые поводы для схваток. Так вели себя по отношению к Чернышевскому и Добролюбову Дружинин и Боткин, которых приводил в бешенство независимый и спокойный в своей непоколебимой правоте облик идейных руководителей "Современника". Психологическая сторона конфликта не раз ощущалась лично и самим Тургеневым в его отношениях с критиками-демократами. Напомним еще- раз рассказы А. Панаевой о том, как Тургенева выводил из себя один вид всегда спокойного и уверенного Добролюбова, как он "задирал" его на споры и как отворачивался от него и его "принципов" и рассуждений Добролюбов, говоря о том, что ему с ним, с Иваном Сергеевичем, скучно. Психологию этих споров, их форму в несколько, может быть, утрированном виде Тургенев и перенес в свой роман.
Споры "отцов" и "детей" велись вокруг самых различных вопросов, волновавших общественную мысль 60-х годов,- об отношении к дворянскому культурному наследству, об искусстве и науке, об идеализме и материализме, о системе поведения человека, о нравственных принципах, о воспитании, общественном долге и т. д. Все эти проблемы нашли свое освещение в "Отцах и детях". Но, собственно, это уже были не споры. Споры велись раньше, в 40-е годы, когда их содержание еще не превратилось в практические вопросы русской жизни. Теперь все эти проблемы стали политическими вопросами русского общественного развития. И между Павлом Петровичем и Базаровым нет споров: один задает вопросы, другой отвечает, это скорее изложение позиций, а затем схватки людей, взгляды которых давно определились. Спор предполагает возможность соглашения на почве найденной в споре истины, а здесь никакое соглашение невозможно, а только и возможны полный разрыв и война. Когда Тургенев писал свой роман, эта война уже развернулась по всему фронту в самой действительности.
Бели, создавая "Накануне", писатель питал некоторые иллюзии в отношении возможности какого-то национального единства всех прогрессивных сил русского общества, то в "Отцах и детях" он констатирует наличие непримиримых противоречий и вражды между демократами и либералами. При этом Тургенев правдиво показывает, что такие "отцы", как Павел Петрович, более близки к реакции, чем к прогрессу. В своем четвертом романе Тургенев показал, что общественная борьба в России вступила в новую историческую фазу.
В связи с этим и реализм Тургенева по сравнению с первыми романами углубляется. Идейные взгляды и противоречия, характеры и чувства освещаются в романе "Отцы и дети" в их классовой подоплеке, рассматриваются в свете столкновения не только разных поколений русской интеллигенции, но поколений, представляющих собой два разных общественных класса. Социально-классовый принцип в изображении Павла Петровича и Базарова Тургенев проводит не только в отношении различия их мировоззрений и подхода к жизни, но и во всем, включая мелочи житейского обихода, внешнего облика, манеры держаться, языка и т. д. Так, в языке Базарова сказывается резкость его суждений, "почти дерзость". Он осмеивает традиционную фразеологию дворянской интеллигенции 30-40-х годов. "Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы... сколько иностранных... и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны",- говорит он. Ему претит фразистость Аркадия. Сам он любит речь точную, как афоризм: "Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник", "порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта", "любовь - форма, а моя форма разлагается", "попал под колесо - туда и дорога". Особенности мировоззрения и языка Базарова отразились на языке романа, в который Тургенев обильно вводит научную и политическую лексику.
"Отцах и детях" он избегает лирико-монологических форм развертывания образов главных героев, использованных им в произведениях о "лишнем человеке". Натура Базарова раскрывается в его поступках. Социальный идеологизм "Отцов и детей" ослабляет ту лирическую и пейзажную стихию, которая составляет особенность "Рудина" и "Дворянского гнезда". Картины природы в "Отцах и детях" занимают незначительное место. Вместе с тем в роман Тургенева ощутимой струей входят городские мотивы, которые привносит с собой студент-разночинец.
От "Отцов и детей" веет духом политической борьбы, что почувствовал Герцен. Тургенев "отказывается от спокойного созерцания и вдохновляется страстями, которые бурлят вокруг, он становится человеком политики"22*,- писал руководитель "Колокола". Это само по себе сближает "Отцов и детей" с пропитанной политической страстностью демократической литературой 60-х годов. Обычно сдержанный Тургенев даже допускает такую уничтожающую авторскую реплику в адрес Павла Петровича: "Да он и был мертвец".
Изображая столкновение "отцов" и "детей", Тургенев показал, как он сам пишет Герцену, "торжество демократизма над аристократией" (XII, 344). Это была заслуга писателя. Тургенев правильно не придал этому торжеству никакого политического смысла и значения: сама действительность не давала ему тогда подобной возможности. Но победы Базарова над Павлом Петровичем означали поражение тех принципов и устоев, на которых зиждилась жизнь "отцов". Все подверг своему суду Базаров, и все отверг он, и ничего не удалось защитить и спасти Павлу Петровичу в глазах мыслящего читателя.
Не все в дворянской среде того времени относились к новым людям с такой ненавистью и враждой, как Павел Петрович. Некоторые думали о том, нельзя ли использовать их практические способности и знания,- ведь приходится же считаться с потребностями жизни, коль скоро старому пришел конец. Так, Николай Петрович покорно признает превосходство Базарова, чувствуй в нем дельность, практичность и твердость, которых не хватало ему и его брату. Размышляя о преимуществе "детей" над ними, "отцами", Николай Петрович задается вопросом: "не в том ли состоит это преимущество, что в них меньше следов барства, чем в нас?" Барства - то есть обломовщины. Николаю Петровичу не нравится в Базарове дух отрицания, а как практика он его принимает. Если бы Базаров был образованным и цепким дельцом Курнатовским из "Накануне", то Николай Петрович пришел бы от него в такой же восторг, в какой пришел от Курнатовского Стахов, на которого своей мягкотелостью отчасти и похож Николай Петрович.
абсолютно беспомощным. Он "беспрестанно разъезжает по своему участку; произносит длинные речи (он придерживается того мнения, что мужичков надо "вразумлять", то есть частым повторением одних и тех же слов доводить до истомы), и все-таки, говоря правду, не удовлетворяет вполне ни дворян образованных, говорящих то с шиком, то с меланхолией, о манципации (произнося ан в нос), ни необразованных дворян, бесцеремонно бранящих "эвту мунципацию". И для тех и для других он слишком мягок". Нельзя не видеть в этом примечательном пассаже глубокую иронию Тургенева по адресу подавляющего большинства российского дворянства, встретившего реформу растерянно или прямо враждебно.
И Павел Петрович должен признать силу "детей", превосходство нового над отживающим старым. "Базаров был прав, когда упрекал меня в аристократизме,- говорит он Николаю Петровичу. - Нет, милый брат, полно нам ломаться и думать о суете: мы люди уже старые и смирные; пора нам отложить в сторону всякую суету". Он чувствует себя в одиночестве, кругом него пустота: одни его боятся, другие стесняются, а впереди печальная одинокая старость, да аристократический педантизм в костюмах, да воспоминания о бесплодно протекшей жизни. И Павел Петрович покидает Россию, где стали задавать тон Базаровы. Мы встретимся с ним в Баден-Бадене, куда он приехал из Дрездена, среди гостей на рауте у Ирины Ратмировой, вместе с Р. Р., хранящим "предания львов сороковых годов, эпохи Героя нашего времени и графини Воротынской". От озлобленного Павла Петровича идут нити к консервативному либерализму Каткова конца 50-х годов23* и к таким типам в "Отцах и детях", как Калязин, сановный деятель, кичившийся своим "либерализмом". "Представители прошлого, "отцы", изображены с беспощадной верностью,- справедливо заключает Писарев,- они люди хорошие, но об этих хороших людях не пожалеет Россия"24*.
Но какие пути-дороги лежали перед "детьми", какие возможности жизни открывались перед ними в изображении Тургенева?
По ходу романа и Аркадия и Базарова прежде всего подстерегала опасность "дворянского счастья". Оно воплощено в облике сестер Одинцовых. Аркадий быстро находит свою судьбу и вполне удовлетворяется ею. Увлечение естественными науками и самыми крайними взглядами не помешало ему остепениться, женившись на милой Кате. При этом "нигилистические" познания пригодились Аркадию; в отличие от отца, он неплохо повел свое хозяйство.
"Отцов и детей" появилась повесть Н. Г. Помяловского "Мещанское счастье", в которой в ином, "мещанском", облике показано в судьбе разночинца Егора Молотова счастье "честной чичиковщины", соединенной с любовью "кисейной барышни". В демократической беллетристике новые люди как люди сильного духа и воли нередко противопоставлялись людям нищим духом, слабовольным, ограничившимся "дворянским" или "мещанским" счастьем. Так, у Помяловского нигилист Череванин противопоставлен Молотову; у Слепцова в повести "Трудное время" Рязанов противостоит Щетинину; в романе И. Кущевского "Николай Негорев, или Благополучный Россиянин" революционно настроенный разночинец Оверин - мещанину и эгоисту "благополучному россиянину" Негореву и т. п. Но ведь впервые подобное противопоставление дано Тургеневым в романе "Отцы и дети", где Базаров противостоит не только Павлу Петровичу, но и благополучному Аркадию Кирсанову.
"Дворянским счастьем" при желании мог воспользоваться и разночинец Базаров. И у него были к тому основания: он искренне и сильно увлекся Одинцовой.
К числу противоречивых черт личности тургеневского героя относят обычно противоречие между его высказываниями о любви и вспыхнувшим в нем большим чувством к Одинцовой. Но по существу Тургенев показывает здесь не противоречие между словом и делом, не свойственное Базарову, а просто победу жизни над некоторыми предвзятыми понятиями. И на Базарове сказалась могучая сила любви, торжество молодости. "В разговорах с Анной Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко всему романтическому: а оставшись один, с негодованием ощущал романтика в самом себе". "Кровь его загоралась, как только он вспоминал о ней; он легко сладил бы с своею кровью, но что-то другое в него вселилось, чего он никак не допускал, над чем всегда трунил, что возмущало всю его гордость". При желании можно оценить изображение победы романтического чувства над нигилизмом как иронию писателя. Но подлинный смысл ситуации состоит как раз в обратном. Тургенев, для которого любовь, способность человека глубоко чувствовать всегда являлись высоким критерием, стремится не унизить Базарова, а, напротив, возвысить его, показать, что в этих, казалось бы, сухих и черствых нигилистах таится гораздо более мощная сила любви, чем в рассиропившемся перед Катей Аркадии. Любовь последнего Базаров определял кратко: "бламанже".
Примечательно, что в "Отцах и детях" Тургенев, чтобы увлечь Базарова, вывел женщину такой же сильной натуры, как Лиза и Елена, но сильной не своей самоотверженностью в любви и долге, а нерушимым спокойствием барского эгоизма.
В судьбах некоторых "отрицателей" встречались финалы, когда былой "нигилист", попадая в бархатные лапки таких женщин, как Одинцова, забывал о своем нигилизме и даже шел по дворянским выборам. Однако "дворянское счастье" было решительно забраковано Базаровым.
и имел бы полную возможность откровенно и вволю иронизировать над господами-помещиками, как это делает чаще всего втихомолку тоже образованный разночинец и своего рода нигилист доктор Шпигельский в пьесе "Месяц в деревне".
Родителям Базарова подобная перспектива представлялась как нечто вполне приемлемое; тема "отцов" и "детей" по-своему звучит и здесь. Тургенев с чувством глубокой симпатии описывает семью, из которой вышел герой его романа. Василий Иванович был твердо убежден, что "каждый должен собственными руками пропитанье себе доставать, на других нечего надеяться: надо трудиться самому". В его глазах труд сельского лекаря - честный и нужный труд. В горе стариков Базаровых Тургенев видит настоящую драму жизни, иронизируя над мелодрамой, переживаемой аристократом Павлом Петровичем. Нельзя не усмотреть в этом проявления демократических симпатий великого писателя. Страницы, рисующие неутешную скорбь стариков Базаровых, принадлежат к числу самых гуманных и волнующих в русской классической литературе.
Но Василий Иванович - это все тот же гоголевский "маленький человек" крепостной эпохи, напоминающий "уездного лекаря" из "Записок охотника". А для Базарова примириться с долей "маленького человека" - значило превратиться в "мелкого человека", каким стал доктор Шпигельский. Роль образованного и хорошо оплачиваемого слуги в "дворянских гнездах" не устраивала Базарова, как ни уважал он честный труд своего отца. "Странное существо человек,- говорит он Аркадию. - Как посмотришь этак сбоку да издали на глухую жизнь, какую ведут здесь "отцы", кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет; тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними".
Так все, с чем сталкивается в романе Базаров как с возможными перспективами своей жизни, решительно отвергается тургеневским героем. Никакое сближение, примирение или компромисс со старым ненавистным ему миром невозможны для Базарова. Тургенев показал также его плебейскую иронию и его решительный разрыв с теми, кто сочувствовал его взглядам, дорожил его дружбой, но не обладал ни силой его духа и воли, ни готовностью к предстоящей борьбе и в лучшем случае мог оказаться только ненадежным попутчиком. Порывая с Аркадием, в котором он также находил, черты враждебного ему дворянского мира, Базаров говорит бывшему своему другу-однокашнику: "... мы прощаемся навсегда, и ты сам это чувствуешь... ты поступил умно женившись на Кате. - С. П.), для нашей горькой, терпкой, бобыльной жизни ты не создан. В тебе нет ни дерзости, ни злости, а есть молодая смелость да молодой задор; для нашего дела это не годится. Ваш брат дворянин дальше благородного смирения или благородного кипения дойти не может, а это пустяк. Вы, например, не деретесь - и уж воображаете себя молодцами,- а мы драться хотим. Да что! Наша пыль тебе глаза выест, наша грязь тебя замарает, да ты и не дорос до нас, ты невольно любуешься собою, тебе приятно самого себя бранить; а нам это скучно -нам других подавай. Нам других ломать надо! Ты славный малый; но ты все-таки мяконький, либеральный барич..." Последние слова Базарова в полной мере можно назвать историческими. Этими словами по возвращении из Лондона отозвался о Герцене Чернышевский. Их Тургенев слышал от Добролюбова. Они были одной из формул разрыва демократов с их попутчиками из дворянско-либеральной среды. Исторически этот окончательный разрыв и совершается как раз в 1859 году, когда происходит действие романа. "Плохой союзник - не союзник",- любил говорить Добролюбов. Так рассудил и Базаров, порывая с Аркадием. Для себя самого он предвидит в будущем суровую, полную лишений и, возможно, борьбы жизнь, столь типичную для поколения разночинцев-демократов 60-х годов.
К лету 1859 года, когда Базаров гостил у своего друга, перед образованным и мыслящим молодым разночинцем ясно обозначилась перспектива более или менее деятельного участия в демократическом движении, основой которого были сочувствие народным нуждам, защита народных интересов в развертывавшейся тогда общественной борьбе вокруг крестьянской реформы. Тургенев хорошо знал, что видные участники этого движения вышли из стен высших учебных заведений Петербурга, в частности университета. Базарова, как героя своего времени, он также делает студентом Петербургского университета. Не имел ли в виду Базаров, говоря о том, что "мы драться хотим", свое возможное участие в демократическом движении?
"нигилистов", то, что Тургенев показал потом в "Дыме" в карьере Губарева. Зародыш будущей губаревской компании дан в "Отцах и детях" в лице сына откупщика Ситникова и "эмансипе" Евдоксии Кукшиной, для которой сама Жорж Санд - отсталая женщина. Их сатирические образы должны были, по замыслу писателя, как образ Репетилова по отношению к Чацкому в "Горе от ума", отделить семя от плевел.
"Ситниковых и Кукшиных у нас развелось в последнее время бесчисленное множество; нахвататься чужих фраз, исковеркать чужую мысль и нарядиться прогрессистом теперь так же легко и выгодно, как при Петре было легко и выгодно нарядиться европейцем,- указывал Писарев. - Поэтому,- добавлял он,- художник, рисующий перед нашими глазами поразительно живую карикатуру, осмеивающий искажения великих и прекрасных идей, заслуживает нашей полной признательности"25*.
Вслед за Писаревым и Салтыков-Щедрин в хронике "Наша общественная жизнь" с негодованием констатировал наличие среди нигилистов "великого множества" "вислоухих", которые "всего более содействуют заблуждению публики", "с ухарскою развязностью прикомандировывают себя к делу, делаемому молодым поколением, и, схватив одни наружные признаки этого дела, совершенно искренне исповедуют, что в них-то вся и сила". "Эти люди,- писал Салтыков-Щедрин,- считают себя какими-то сугубыми представителями молодого поколения, забывая, что дрянь есть явление общее всем векам и странам и что совершенно несправедливо и даже непозволительно навязывать ее исключительно современному русскому молодому поколению"26*. "Ведь у нас чрезвычайно много напускных нигилистов"27*,- замечает и деятель иного лагеря - Достоевский в одном из своих писем к Тургеневу в декабре 1863 года.
"Дыме" Ситников превратится в Биндасова, а Евдоксия Кукшина - в восторженную сплетницу и тоже "эмансипе" Суханчикову. При желании сам Базаров вполне мог бы сыграть роль Губарева, в нем ведь есть наклонность к губаревской деспотической авторитарности, был у него уже и собственный прозелит - Аркадий Кирсанов, который, если бы не женился на Кате Одинцовой, то, возможно, стал бы приват-доцентом Ворошиловым, ученым фразером. Однако тургеневскому герою совершенно ясны все ничтожество и пустота этих псевдодемократов, гоняющихся за "модой", набивающихся на дружбу с передовыми людьми. С пренебрежительной иронией относится он к Ситникову; его купеческая разухабистость так же противна Базарову, как и неряшливость "эмансипе" Кукшиной, что, между прочим, свидетельствует о том что Базаров вовсе не был так антиэстетичен во всем, как казалось Павлу Петровичу; сумел ведь он оценить красоту и вкус Одинцовой.
Но каково же было отношение Базарова к подлинно демократическому движению? Тургенев не показывает своего героя в типичной для него обстановке студенческой жизни в Петербурге. Явно тенденциозным недостатком романа является и то, что в нем нет никаких упоминаний и деталей, которые были бы связаны с "Современником", с демократическим движением в столице. Поставленный вопрос освещается через отношение тургеневского героя к народной массе и к тем надеждам на крестьянскую общину, которые были присущи передовым демократам 60-х годов.
В статье "Не начало ли перемены?" Чернышевский приветствовал писателя-демократа Н. Успенского за его требовательное, критическое, лишенное всякой сентиментально-славянофильской или либеральной идеализации изображение народа. Отношение Базарова к народу Тургенев освещает в духе этой статьи. Базаров бичует в народной среде как раз то, чем восхищается в ней Павел Петрович,- патриархализм, духовную отсталость и консерватизм, то, "что народ свято чтит предания" и "не может жить без веры". "В отношениях Базарова к простому народу надо заметить прежде всего отсутствие всякой вычурности и всякой сладости,- справедливо замечает Писарев. - Народу это нравится, и потому Базарова любит прислуга, любят ребятишки, несмотря на то, что он с ними вовсе не миндальничает и не задаривает их ни деньгами, ни пряниками. Заметив в одном месте, что Базарова любят простые люди, Тургенев говорит в другом месте, что мужики смотрят на него как на шута горохового. Эти два показания нисколько не противоречат друг другу. Базаров держит себя с мужиками просто, не обнаруживает ни барства, ни приторного желания подделаться под их говор и поучить их уму-разуму, и потому мужики, говоря с ним, не робеют и не стесняются; но, с другой стороны, Базаров и по обращению, и по языку, и по понятиям совершенно расходится как с ними, так и с теми помещиками, которых мужики привыкли видеть и слушать. Они смотрят на него как на странное, исключительное явление, ни то ни се, и будут смотреть таким образом на господ, подобных Базарову, до тех пор, пока их не разведется больше и пока к ним не успеют приглядеться. У мужиков лежит сердце к Базарову, потому что они видят в нем простого и умного человека, но в то же время этот человек для них чужой, потому что он не знает их быта, их потребностей, их надежд и опасений, их понятий, верований и предрассудков"28*. То, что показывает Тургенев в сцене разговора Базарова с крестьянами, и то, на что указывает Писарев в своих комментариях к этой сцене, вполне соответствовало действительности. Тургенев освещает сложившееся веками недоверие мужика к барину, что не раз отмечали и Некрасов и Л. Толстой. "Патриархально-добродушная певучесть" в голосе мужика, наивно-кроткое поддакивание барину, мужицкая хитринка, нежелание высказаться и Подмена слов чуть не междометиями - вся эта выработанная поколениями форма разговора крестьянина с барином сменяется сразу суровостью и осуждением барской пустоты и языкочесания. И хотя у Базарова ближе связь с народом и простые люди тянутся к нему, тем не менее и он для них барин, от которого всегда можно ждать какой-нибудь неприятности вроде требования недоимки. Конечно, Тургенев слишком скептически оценивал возможности сближения с крестьянством демократической интеллигенции, на что рассчитывало молодое поколение. Этим и следует объяснить явно тенденциозное замечание писателя о том, что "самоуверенный Базаров" в глазах крестьян "был все-таки чем-то вроде шута горохового". Но в общем Тургенев был близок к исторической истине, что и засвидетельствовал Писарев. У революционеров-демократов их связи с народными массами были гораздо шире, чем у их дворянских предшественников по освободительному движению; все же в канун падения крепостного права эти связи только еще складывались.
Тургенева упрекали в том, что он в уста демократа Базарова вложил фразу: "Самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке". И. Векслер считает эту сентенцию "выхваченной прямо из крепостнического арсенала доводов против "эмансипации"29*"эмансипации". Тургенев даже не заставляет высказываться на данную тему своего героя ввиду полной ясности на этот счет его позиции. Фраза Базарова вытекает не из презрения к народу, как у крепостников, а из трезвого сознаний забитости и темноты народных масс.
От революционно-демократической молодежи, шедшей за "Современником", за Чернышевским и Добролюбовым, Базарова отличает его неверие в разум народа, скептическое отношение к надеждам на крестьянскую общину.
"Иногда Базаров отправлялся на деревню и, подтрунивая по обыкновению, вступал в беседу с каким-нибудь мужиком. "Ну,- говорил он ему,- излагай мне свои воззрения на жизнь, братец: ведь в вас, говорят, вся сила и будущность России, от вас начнется новая эпоха в истории,- вы нам дадите и язык настоящий и законы". Мужик либо не отвечал ничего, либо произносил слова вроде следующих: "А мы могим... тоже, потому, значит... какой положен у нас, примерно, придел". - "Ты мне растолкуй, что такое есть ваш мир? - перебивал его Базаров,- и тот ли это самый мир, что на трех рыбах стоит?"
- Это, батюшка, земля стоит на трех рыбах,- успокоительно, с патриархально-добродушною певучестью, объяснял мужик,- а против нашего, то есть, миру, известно, господская воля; потому вы наши отцы. А чем строже барин взыщет, тем милее мужику.
Выслушав подобную речь, Базаров однажды презрительно пожал плечами и отвернулся, а мужик побрел восвояси".
очень напоминает Писарева как автора "Схоластики XIX века" и других его ранних статей, в которых он, полный такого же базаровского недоверия к творческой исторической роли народных масс, выступил со своей апологией интеллигенции, представителей умственного труда в качестве решающей общественной силы.
"Выйдя из среды, из которой она не могла вынести никаких традиций, предоставленная своим собственным силам, обязанная всем своим положением только своим дарованиям и своему труду, она неизбежно должна была придать своей психике ярко индивидуалистическую окраску,- замечает В. В. Боровский о части разночинческой интеллигенции 60-х годов, вспоминая при этом Писарева. - Мысль, благодаря которой разночинская интеллигенция только и могла проложить себе путь на поверхность общественной жизни и держаться на этой поверхности, естественно, стала ей казаться какой-то абсолютной, всеразрешающей силой. Разночинец-интеллигент стал ярым индивидуалистом и рационалистом. Сильнее всего сказались эти черты в первый период его деятельности, в 60-е гг., к которым и относится господство базаровского типа". И хотя базаровский индивидуализм "не был эгоистичным, он был пропитан общественными интересами ("общая польза" Писарева)", некоторые черты базаровщины, по мнению В. В. Воровского, "прямо противоположны характерным чертам позднейшего "народолюбия"30*. Базаров, как и Писарев, возлагал все надежды на интеллигенцию. А это в высшей степени импонировало взглядам и настроениям самого Тургенева. Через два года по окончании романа он напишет: "Главное наше несогласие с О[гаревым] и Г[ерценом], а также с Бакуниным состоит именно в том, что они... предполагают революционные или реформаторские начала в народе, на деле это - совсем наоборот. Революция, в истинном и живом значении этого слова (я бы мог прибавить: "в самом широком значении этого слова"), существует только в меньшинстве образованного класса,- и этого достаточно для ее торжества..."31*
Базаров тоже принадлежит к "меньшинству образованного класса", но в романе нет и намека на его связь с деятельностью революционной интеллигенции в канун падения крепостного права. Неприязнь к революции, разрыв с революционно-демократическим "Современником" лишили Тургенева правильного исторического компаса в определении жизненной судьбы Базарова как типа, воплотившего в себе черты передового разночинца-демократа 60-х годов. "Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая из почвы, сильная, злобная, честная - и все-таки обреченная на погибель, потому что она все-таки стоит еще в преддверии будущего" (XII, 341),- писал Тургенев. С тем, что Базаров стоял в "преддверии будущего", можно согласиться. Однако случайная смерть постигла его потому, что Тургенев сам не знал, куда мог пойти его герой. По воспоминаниям родственницы писателя Н. А. Островской, на замечание о том, будто он не знал, что делать с Базаровым и потому умертвил его, Тургенев сказал: "Да, я действительно не знал, что с ним делать. Я чувствовал тогда, что народилось что-то новое; я видел новых людей, но представить, как они будут действовать, что из них выйдет, я не мог. Мне оставалось или совсем молчать, или написать то, что я знаю. Я выбрал последнее"32*.
Смерть Базарова, конечно, была использована врагами "нигилистов" как признание Тургеневым бесплодности демократического движения и материалистических идей. В журнале "Отечественные записки" писалось, например: "Герой Тургенева умирает совершенно естественно: это не случайность, это результат тех убеждений, которыми жил Базаров. Что-нибудь одно: или признай какие-нибудь принципы для жизни и живи с людьми, или живи своими одинокими ощущениями и, когда они опротивят,- умри"33*
"Не имея возможности показать нам, как живет и действует Базаров, Тургенев показал нам, как он умирает. Этого на первый раз довольно, чтобы составить себе понятие о силах Базарова, о тех силах, которых полное развитие могло обозначиться только жизнью, борьбою, действиями и результатами"34*. Писарев поставил мужество Базарова в связь с его мировоззрением и с его характером. "Если бы он струсил, если бы он изменил себе,- весь характер его осветился бы иначе: явился бы пустой хвастун, от которого нельзя ожидать в случае нужды ни стойкости, ни решимости; весь роман оказался бы клеветою на молодое поколение... этим романом Тургенев сказал бы: вот посмотрите, молодые люди, вот случай: умнейший из вас - и тот никуда не годится! Но у Тургенева, как у честного человека и искреннего художника, язык не повернулся произнести теперь такую печальную ложь. Базаров не оплошал, и смысл романа вышел такой: теперешние молодые люди увлекаются и впадают в крайности, но в самых увлечениях сказываются свежая сила и неподкупный ум; эта сила и этот ум... выведут молодых людей на прямую дорогу и поддержат их в жизни. Кто прочел в романе Тургенева эту прекрасную мысль, тот не может не изъявить ему глубокой и горячей признательности как великому художнику и честному гражданину России"35*.
Однако сам Писарев плохо верил тому, что Базаров умер. Когда вышел роман "Дым", критик писал Тургеневу: "Мне хочется спросить у вас: Иван Сергеевич, куда вы девали Базарова? Неужели же вы думаете, что первый и последний Базаров действительно умер в 1859 году от пореза пальца? Или неужели же он с 1859 года успел переродиться в Биндасова?"36* Тургенев отвечал, что он не сомневается в том, что "Базаров жив" (XII, 376). Это заявление писателя дает основание поставить важный вопрос о дальнейшей возможной судьбе Базарова, как ставил его Герцен в отношении грибоедовского Чацкого.
"Можно сказать, что от Писарева и его нигилизма пути лежали разные,- пишет А. В. Луначарский в своей известной статье о 60-х годах. - Можно было идти дальше к марксизму, потому что Писарев был убежденный материалист, крепкий атеист, настоящий в этом смысле прогрессист, знающий цену знания, значение науки. Но можно было идти от него и к тому роду нигилизма, который утверждает, что ничего нет на свете значительного, что мир пуст и жизнь не стоит волнений и жертв. Такого рода нигилистические выводы делались - они попадали на зубок либеральным критикам, и эти критики рады были шпынять революционеров, будто бы те заявляют, что земля - ком грязи, люди на ней - плесень и в конце концов нет никакого решительно толку ни в каких стремлениях и все принципы есть чистейшая дребедень. Выходило так, что можно жить пока живется, как трава растет; это уж, конечно, был чисто мещанский, буржуазный вывод. На Писарева готовы были опираться порою и сынки тех купцов (Ситников, например. - С. П.), которые сколотили себе капиталы и желали, чтобы дети их обладали образованием. Они могли заявлять: разум, цифры, расчет, барыш - это все, а всякие там дворянские идеалы - ну их к черту! И на место дворянской культуры, в которой много было громкого фразерства (за ним, в сущности, скрывалась слабость), но в которой много было и благородного, много прелести, выступали в высшей степени пресные, лишенные очарования, ни к чему не зовущие философия и искусство мещанского нигилизма"37*.
Несомненно, нигилизм Базарова, отрицательное направление его ума таили в себе и опасность упадка духа, развитие неглубокого скептицизма и даже цинического восприятия и отношения к жизни. Заявление Базарова: "А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет... да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну а дальше?" - проявление такого цинизма. Тургенев проницательно отметил в Базарове не только то, что составляло его силу, но и то, что грозило ему. В своем одностороннем развитии нигилизм Базарова мог выродиться в крайность и повести за собой духовное одиночество и полную неудовлетворенность жизнью. Одновременно с Тургеневым эту сторону базаровщины в ее конечном развитии освещает Помяловский в Череванине из повести "Молотов". Череванин, замечает Горький, "нигилист", рожденный в один год с Базаровым Тургенева, но гораздо более "совершенный" нигилист, чем Базаров"38*. Подобно тургеневскому герою, Череванин рассуждает: "О ком же заботиться, для кого хлопотать? Уж не для будущего ли поколения трудиться? Вот еще диалектический фокус, пункт помешательства, благодушная дичь! Часто от лучших людей слышим, что они работают для будущего,- вот странность-то. Ведь нас тогда не будет? Благодарно будет грядущее поколение? Но ведь мы не услышим их благодарности, потому что уши наши будут заткнуты землей". Сильная сторона Череванина - его насмешливое, скептическое отношение к "мещанскому счастью", к "честной чичиковщине", представленным в судьбе разночинца Молотова. Но ошибочно видеть в Череванине с его философией "темного кладбища" "вполне удачное развитие темы о новом человеке" и придавать его образу "революционизирующее значение"39*. Скептицизм и цинизм Череванина были далеки от революционного демократизма.
Тургеневского героя с Череваниным сближает и некоторая душевная раздвоенность, заставляющая его страдать по поводу того, что якобы жизнь его ничтожна. "Мои родители заняты, не беспокоятся о собственном ничтожестве, оно им не смердит... а я... я чувствую только скуку и злость",- заявляет Базаров, противореча всему своему облику человека труда и разума. Конечно, подобная раздвоенность не была присуща революционно-демократической молодежи. Это психология Череваниных. А младший брат Череванина-Марк Волохов из романа Гончарова "Обрыв".
"нравится тебе женщина, старайся добиться толку, а нельзя - ну, не надо, отвернись - земля не клином сошлась") имеют цинический привкус. Эти высказывания свидетельствуют о том, что базаровский нигилизм, прими он уродливую форму развития, таил в себе опасность того полного отрицания и нравственного эгоизма, которые воплощены в образе Марка Волохова из романа "Обрыв" Гончарова. И Помяловский, которому никто еще не приписывал намерения написать антидемократическое произведение, и Гончаров, и раньше них Тургенев в Базарове запечатлели такие явления, которые, конечно, не имели связей с демократическим движением 60-х годов, но имели место в действительности среди части демократической молодежи. Напомним "эволюцию" Николая Успенского, скатившегося с демократических позиций своей литературной молодости в 50-х годах к таким нигилистическим настроениям и цинизму, которые привели его к беспринципности, к духовному опустошению, сделали оружием реакции; жизнь его завершилась самоубийством.
Но Аркадий совершенно справедливо предсказывал своему другу славную будущность. Базаров, бесспорно, талантлив. Очевидно, тургеневского героя ожидала совсем иная судьба. Может быть, в период обострения революционной ситуации, в 1860-1861 годы, Базаров вступил бы на путь революционной борьбы с самодержавием и попал бы в Петропавловскую крепость, как Писарев. Салтыков-Щедрин, например, считал, что Тургенев был неправ, заставляя своего героя погибнуть жертвою случайности. "Такого рода люди погибают совсем иным образом",- писал он, намекая на возможную судьбу Базарова как революционера. В тургеневском герое есть черты Рахметова из "Что делать?", и герой Чернышевского вполне мог бы положиться на того, кто умер так, как умер Базаров. Но Рахметов был "особенный человек", а к тому же, судя по роману, тургеневский герой не проявляет большого интереса к социально-политическим вопросам. Едва ли привлекла бы его и политическая деятельность.
Герцен считал, что, "уцелей Базаров от тифа, он, наверное, развился бы вон из базаровщины, по крайней мере в науку, которую он любил и ценил..."40*.
Таков в изображении Чернышевского студент-медик Кирсанов, ставший крупным ученым. Он учился в Петербурге почти одновременно с тургеневским героем и не мог его не знать. Своей талантливостью, своей бескорыстной преданностью науке, своим практическим к ней отношением Базаров очень близок Кирсанову. Реальными прообразами их обоих были такие люди, как Сеченов, Менделеев.
В образе отца и сына Берсеневых в "Накануне" Тургенев показал тип ученых, сложившийся на почве идеалистической философии, что вообще было характерно для мировоззрения людей 30 - 40-х годов. В образе Базарова, начинающего естествоиспытателя-материалиста, воплощается такая типическая черта мировоззрения демократической молодежи 60-х годов, как ее увлечение естествознанием.
"Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов" великий русский ученый-демократ К. А. Тимирязев восхищался "ярким образом Базарова, в котором художник воплотил едва только намечавшиеся черты типа, при всех его второстепенных недостатках проявившего ту сосредоточенную энергию, благодаря которой русский естествоиспытатель в такой короткий срок завоевал себе почетное место не только у себя дома, но и далеко за его пределами..." "В неизвестном провинциальном докторе он угадал будущих Боткина, Сеченова и вообще все могучее движение русской науки, первый в русской литературе выдвинул как центральную фигуру скромного труженика науки"41*,- писал Тимирязев о Тургеневе.
Базаров, вероятно, не стал бы революционером, как не стал им и Сеченов. Однако от этого все они не перестали быть "новыми людьми".
Укажут на то, что герои Чернышевского совсем не таковы в общежитии, каков Базаров, но по этому поводу еще Писарев справедливо заметил: "Если бы г. Чернышевскому пришлось изображать новых людей, поставленных в положение Базарова, то есть окруженных всяким старьем и тряпьем, то его Лопухов, Кирсанов, Рахметов стали бы держать себя почти совершенно так, как держит себя Базаров"42*.
В критике неоднократно отмечалась полемичность романа "Что делать?" в трактовке образов новых людей по отношению к роману Тургенева.
к народу, что порождает у него нотки пессимизма. Герои Чернышевского верят в силу народа, в широкие исторические перспективы, и это окрашивает их настроение в бодрые тона. Базаров отрицает искусство, герои Чернышевского отрицают чуждое им искусство, а Некрасова, например, и читают и распевают хором. Кирсанов и Вера Павловна неравнодушны ко всему красивому, увлекаются оперой, музицируют. И все же можно сказать, что роман "Что делать?" явился не столько полемикой с романом "Отцы и дети", сколько произведением, в котором нарисованы другие типы разночинцев-демократов, во многом, однако, родственные Базарову. Герои Чернышевского воплощают в себе как дух отрицания старого мира, так и конкретную программу действия и конкретные идеалы не только в сфере общественной, но и в области личной жизни, идеалы, вдохновленные великой идеей социализма.
Несмотря на различие общественных позиций, социально-идеологический роман Тургенева и по методу изображения действительности может быть сопоставлен с "Что делать?" Чернышевского. Оба романа близки друг другу по своей идеологической насыщенности, по вниманию к проблемам идейного развития молодого поколения. А главное - оба романа, взаимно дополняя друг друга, дают яркий и всесторонний образ передовой демократической молодежи 60-х годов в ее разных течениях - от Базарова до Рахметова,- но единой в своем социальном происхождении, в условиях своего трудового быта, в ненависти к старому дворянско-крепостническому обществу, в основах своего материалистического и демократического мировоззрения, в уважении к труду и науке, в своей устремленности к свободе и знанию.
4
Ни одно из произведений Тургенева не вызывало столь ожесточенных споров, как "Отцы и дети". "Я не запомню, чтобы какое-нибудь литературное произведение наделало столько шуму и возбудило столько разговоров, как повесть Тургенева "Отцы и дети",- рассказывает А. Я. Панаева. - Можно положительно сказать, что "Отцы и дети" были прочитаны даже такими людьми, которые со школьной скамьи не брали книги в руки"43*. Как отмечал сам Тургенев в письме к Анненкову 8 июня 1862 года, "эта повесть попала в настоящий момент нашей жизни, словно масло в огонь; точно нарочно ее подогнали, как говорится, в самый раз"44*.
Действительно, "Отцы и дети" появились в очень острый политический момент. Положение об отмене крепостного права, объявленное в марте 1861 года, сразу же обнаружило крепостнический характер реформы. В защиту народа, оставшегося в кабале у помещиков, выступили революционные демократы, начавшие борьбу с самодержавием... В 1861 году появились прокламации "Барским крестьянам", "Великорусе" и "К молодому поколению" с призывом вести революционную агитацию в народе.
"Положение", и, боясь общественного возбуждения, предприняло полицейские меры: летом 1861 года был закрыт С. - Петербургский университет и произведены многочисленные аресты среди студентов, устраивавших демонстрации протеста. В 1862 году были арестованы Чернышевский и Писарев и временно запрещены журналы "Современник" и "Русское слово". Самодержавие всеми мерами стремилось подавить демократическое движение.
Понятно, что в такой накаленной общественной атмосфере роман "Отцы и дети" должен был вызвать самые разнообразные и противоречивые оценки и толки. Стоял вопрос о том, что такое современная молодежь и куда она должна была направить свои силы и интереса?
В своей статье "Асмодей нашего времени" критик "Современника" М. А. Антонович, обращаясь к Тургеневу, писал: "Вы не умели определить своей задачи, вместо изображения отношений между "отцами" и "детьми" вы написали панегирик "отцам" и обличение "детям"; да и "детей" вы не поняли, и вместо обличения у вас вышла клевета... Роман есть не что иное, как беспощадная и разрушительная критика молодого поколения"45*. Критик находил в высказываниях Базарова "слова и фразы, часто встречающиеся в печати и выражающие мысли, одобряемые молодым поколением". Но вместе с тем он увидел в тургеневском герое "не живую личность, а карикатуру, чудовище с крошечной головкой и гигантским ростом... и притом карикатуру самую злостную", "пошлого циника, любящего кутеж и крепкие напитки", "грубого, холодного, неспособного к любви". Антонович указывал и на противоречивость образа Базарова: "Автор не умел изобразить своего героя так, чтобы он постоянно оставался весь верен самому себе... вложил в его голову мысли, в его сердце чувства, совершенно несообразные с характером героя, с другими его мыслями и чувствами"46*. Считая роман "крайне неудовлетворительным в художественном отношении", Антонович не нашел в нем "ни одного живого лица и живой души, а все только отвлеченные идеи и разные направления, олицетворенные и названные собственными именами"47*.
"Критик написал статью чрезвычайно резкую, напал на Тургенева с неслыханным ожесточением, уличил его в таких мыслях и стремлениях, о которых Тургенев никогда и не думал, выдержал самую упорную борьбу с несуществующими заблуждениями автора..."48* - справедливо указывал Писарев в своей статье о романе Тургенева. Чем же объяснить, что "Современник" резко отрицательно отозвался о романе Тургенева?
Образ Базарова не отвечал полностью тем представлениям о положительном герое, идеал которого складывался в сознании молодежи в период революционной ситуации 1859-1861 годов под влиянием революционные идей Чернышевского и Добролюбова. Тургенев начал писать свой роман еще до падения крепостного права и на материале предреформенной поры. Появились же "Отцы и дети" уже после падения крепостного нрава, когда исчезли опасения, что крепостники могут сорвать дело реформы. Изменились обстановка и конкретные лозунги и в самом демократическом движении. После реформы, когда со всей остротой встал вопрос о дальнейших путях развития русского общества, базаровский нигилизм, чистое отрицание выглядели уже не так, как они выглядели бы в глазах читателя, появись роман на год-два раньше, когда все вопросы все еще сводились к уничтожению крепостного права. После того как эта ближайшая цель осуществилась, все общественные лагери пореформенной поры, каждый, конечно, по-своему, занялись вопросами уже не прошлого, а ближайшего и отдаленного будущего. "На его долю,- замечает сам Тургенев о Базарове,- не пришлось - как на долю Онегина или Печорина,- эпохи идеализации, сочувственного превознесения" (X, 350). Только успев появиться, Базаров уже оказался не ко двору и либеральному и демократическому лагерям, первому - своими крайностями, а второму - своей бесперспективностью. Как ни много было современного в Базарове, все же жизнь опередила художника, которого стали громить и справа и слева.
"Записках революционера". "Молодежь не могла быть удовлетворена исключительно отрицательным ко всему отношением тургеневского героя,- рассказывает он. - Нигилизм, с его декларацией прав личности и отрицанием лицемерия, был только переходным моментом к появлению "новых людей", не менее ценивших индивидуальную свободу, но живших вместе с тем для великого дела. В нигилистах Чернышевского, выведенных в несравненно менее художественном романе "Что делать?", мы уже видели лучшие портреты самих себя"49*.
Естественно, что либерально настроенному Тургеневу прежде всего бросилась в глаза идеология и психология отрицателей. В образе Базарова он сумел воплотить только одну, но в канун падения крепостного права, в период нарастания революционной ситуации едва ли не главную сторону всего демократического движения 60-х годов.
Ограниченность тургеневского изображения передовой молодежи состояла не в том, что писатель показал ее как "отрицателей", а в том, что он не связал своего героя с социалистическими идеалами, которые вдохновляли лучшую часть передовой молодежи, шедшей за Чернышевским и Добролюбовым. По словам В. В. Воровского, "ослепленный идеологией своего класса" Тургенев "усмотрел в молодом поколении только черты разрушения, совершенно проглядев, что оно несло в себе могучие творческие элементы"50*. Либерально настроенному писателю претил мужицкий демократизм, что не могло не сказаться на изображении Базарова как разночинца-демократа. Это почувствовал и Писарев.
"Тургенев - чужой в отношении к людям нового типа,- писал критик,- он мог наблюдать их только издали и отмечать только те стороны, которые обнаруживают эти люди, приходя в столкновение с людьми совершенно другого закала". Он не показал своего героя среди других базаровцев, в любезной его сердцу среде, в которой, несомненно, раскрылись и другие стороны его личности. Тургенев не показал этой среды, как Чернышевский в "Что делать?". "Базаров является один в таком кругу, который вовсе не соответствует его умственным потребностям,- продолжает Писарев,- Базарову некого любить и уважать, и потому всякому читателю, а "проницательному" в особенности, может показаться, что Базаров неспособен любить и уважать. Это последнее мнение составляет совершенную нелепость; нет того человека, у которого не было бы способности и потребности любить и уважать подобных себе людей; ничто не дает права думать, чтобы Тургенев захотел взвести на своего героя такую пустую небылицу; он просто не знал, как держат себя Базаровы с другими Базаровыми; не знал, как проявляются у таких людей чувства серьезной любви и сознательного уважения; он чувствует небывалость этого типа и недоумевает перед ним, да так и останавливается на этом недоумении все-таки потому, что не хватает материалов"51*.
По словам Н. А. Островской, Тургенев, причисляя себя к поколению 40-х годов и сравнивая его с "детьми", говорил: "У нас, людей сороковых годов, было (Содержание без воли, а у них есть - воля без содержания"52*. Это было явно ошибочное представление о демократической молодежи 60-х годов, отразившееся и в облике Базарова. Писарев дал совсем другую формулу исторической соотнесенности Базарова как типа русской жизни. "У Печориных есть воля без знания, у Рудиных - знание без воли; у Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое"53*"безжалостная сухость и резкость", сгущение красок в обрисовке его нигилизма, изображение Базарова в отрыве от какой-либо практической деятельности и от родственной ему среды, ранняя смерть тургеневского героя, как бы выражавшая неверие писателя в демократическое движение, не могли не вызвать неудовлетворенности романом со стороны передовой молодежи 60-х годов. "Базаров не удовлетворял нас. Мы в то время нашли его слишком грубым, например, в отношениях к старикам родителям, а в особенности мы думали, что он слишком пренебрегал своими обязанностями как гражданин"54*
Нельзя не учитывать и того, что отрицательное отношение к Базарову большинства передовой молодежи было в известной степени связано с тем, что критика "Современника" - кумира передовой молодежи - на сей раз не сумела правильно разъяснить образ Базарова и его значение. Сам Чернышевский в статье "Безденежье", написанной вскоре после появления "Отцов и детей", упрекнул Тургенева в искажении облика демократической молодежи. "Эти небритые, нечесаные юноши,- писал он,- отвергают все, все: отвергают картины, статуи, скрипку и смычок, оперу, театр, женскую красоту,- все, все отвергают, и прямо так и рекомендуют себя: мы, дескать, нигилисты, все отрицаем и разрушаем"55*.
Роман "Отцы и дети" и личность его главного героя вызвали иной отклик в других кругах демократического движения 60-х годов. Общественный смысл типа Базарова Герцен правильно ставил в связь с теми долго накапливающимися в русском обществе настроениями гнева и отрицания, которые вызывал деспотизм николаевского режима, что не могло не вылиться в ту разрушительную силу, которую и воплотил в себе Базаров. Герцен, по свидетельству Н. Огаревой-Тучковой, "удивлялся негодованию русской молодежи на Тургенева", видя в Базарове "много человеческого"56*.
В демократическом "Русском слове" роман Тургенева и его главный герой встретили восторженную оценку. Базаров - "представитель нашего молодого поколения,- указывал Писарев в статье "Базаров" (1862). - В его личности сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах; и образ этого человека ярко и отчетливо вырисовывается перед воображением читателя"57*"Тургенев вдумался в тип Базарова и понял его так верно, как не поймет ни один из наших молодых реалистов"58*. В Базарове, отмечал Н. В. Шелгунов, воплощены "черты живого человека, черты не измышленные, а созданные логикой жизни"59*.
Писарев вступился за роман Тургенева и как произведение искусства. "Художественная отделка безукоризненно хороша; характеры и положения, сцены и картины нарисованы так наглядно и в то же время так мягко, что самый отчаянный отрицатель искусства почувствует при чтении романа какое-то непонятное наслаждение"60*,- писал он об "Отцах и детях". Эту высокую оценку поддержал позднее Чехов. "Боже мой! Что за роскошь "Отцы и дети"! Просто хоть караул кричи. Болезнь Базарова сделана так сильно, что я ослабел, и было такое чувство, как будто я заразился от него. А конец Базарова? А старички? А Кукшина? Это черт знает как сделано. Просто гениально"61*
"Отцов и детей" и образа Базарова и в реакционном лагере. Катков, по свидетельству самого Тургенева, в Базарове "увидал апофеозу "Современника" (XII, 344). С другой стороны, в отчете III отделения за 1862 год указывалось, что Тургенев своим романом "неожиданно для молодого поколения, недавно ему рукоплескавшего, заклеймил наших недорослей-революционеров едким именем нигилистов и поколебал учение материализма и его представителей"62*. Словом "нигилист" реакционный лагерь, приводя в доказательство образ Базарова, воспользовался для того, чтобы обвинить демократическую молодежь и прежде всего кружок "Современника" в отрицании вообще каких бы то ни было нравственных принципов, в проповеди разрушения без созидательной программы. Этот факт отметили и Герцен и Салтыков-Щедрин. К середине 60-х годов "образовалась,- по словам Салтыкова-Щедрина,- целая литература, поставившая себе целью исследовать свойства ядов, истекающих из молодого поколения, или, лучше сказать, не исследовать, а представить в живых (более или менее) образах, что молодое поколение никуда не годно, что оно не имеет будущего и что оно сплошь одарено способностью испускать из себя гангрену разрушения. Бессмысленное слово "нигилисты" переходит из уст в уста, из одного литературного органа в другой, из одного литературного произведения в другое. Беллетристы положительно упитываются им"63*. Этого использования изображения нигилиста не мог не предвидеть "Современник", когда он давал оценку романа "Отцы и дети". Необходимость подчеркнуть положительные идеалы передовой молодежи 60-х годов и привела М. А. Антоновича к осуждению нигилиста Базарова. Тургеневу пришлось нести ответственность за то, что его роман давал не полную правду о разночинце-демократе 60-х годов.
"Я испытал тогда впечатления, хотя разнородные, но одинаково тягостные. Я замечал холодность, доходившую до негодования, во многих мне близких и симпатических людях; я получал поздравления, чуть не лобызания, от людей противного мне лагеря, от врагов" (X, 347).
Между тем Тургенев, как великий художник-реалист, добивался объективности в изображении облика "отцов" и "детей". По поводу Базарова Тургенев прямо выражал свою радость, что его "образ вышел до того определенный, что немедленно вступил в жизнь и пошел действовать особняком на свой салтык" (XII, 423). В отношениях к своему герою Тургенев колебался. "Хотел ли я обругать Базарова или его превознести? Я этого сам не знаю, ибо не знаю, люблю ли я его, или ненавижу!" - писал он Фету (XII, 338). В момент одного из таких колебаний Тургенев допустил известные катковские "поправки" в журнальном тексте романа, ухудшавшие облик Базарова. Об этом Тургенев потом искренне сожалел. И, несомненно, в высказываниях самого писателя о его отношении к герою романа чаще и настойчивее звучат мотивы сочувствия и симпатии. Он признавался Герцену, что "при сочинении Базарова... не только не сердился на него, но чувствовал к нему "влечение, род недуга" (XII, 344). Антонович был совершенно неправ, утверждая в своей статье, что Тургенев "главного своего героя презирает и ненавидит от всей души". "- Напротив, я любил его, сильно любил... - Вот приедем домой, я покажу вам дневник, где записал, как я плакал, когда закончил повесть смертью Базарова"64*
Тургеневу импонируют в Базарове и некоторые эти взгляды и его критическое отношение к крепостническому прошлому, его ум и научное мышление, его стремление к практической деятельности, его честность и правдивость... "Вероятно, многие из моих читателей удивятся, если я скажу им, что, за исключением воззрений на художества,- я разделяю почти все его убеждения,- заявлял Тургенев о Базарове в статье "По поводу "Отцов и детей". - А меня уверяют, что я на стороне "Отцов" (X, 349).
"нигилист". В этой же статье об "Отцах и детях" (1869) Тургенев, вспоминая о полемике вокруг романа, писал: "Выпущенным мною словом "нигилист" воспользовались тогда многие, которые ждали только случая, предлога, чтобы остановить движение, овладевшее русским обществом. Не в виде укоризны, не с целью оскорбления было употреблено мною это слово; но как точное и уместное выражение проявившегося - исторического - факта; оно было превращено в орудие доноса, бесповоротного осуждения,- почти в клеймо позора. Несколько печальных событий, совершившихся в ту эпоху, дали еще более пищи нарождавшимся подозрениям... на мое имя легла тень" (X, 353). Тургенев имеет в виду здесь петербургские пожары летом 1862 года, которые полиция приписывала "нигилистам", стремясь разжечь вражду к демократической молодежи среди населения столицы.
Сам Тургенев признал неудачность своего определения типа Базарова. "Я не имел права давать нашей реакционной сволочи возможность ухватиться за кличку, за имя" (XII, 485),- писал он Салтыкову-Щедрину в 1876 году. Но на ядовитый вопрос Салтыкова-Щедрина: "отчего он не воспитатель наследника-цесаревича?"- Тургенев отвечал: "После "Отцов и детей" я более чем когда-либо удалился от того круга, в который, собственно, никогда вхож не был и писать или трудиться для которого почел бы глупостью и позором" (XII, 485).
Тем не менее слово "нигилист" было использовано реакционной печатью как чуть ли не бранное слово. Обидным оно показалось и части передовой молодежи. Создалось недоразумение. Тургенев попал во враги передовой молодежи в значительной степени благодаря предвзятому и, во всяком случае, противоположному авторскому толкованию слова "нигилист". Писарев попытался выяснить недоразумение и, истолковав Базарова как представителя реалистического мировоззрения, заменил слово "нигилист" словом "реалист". Некрасов также попробовал исправить положение и, конечно, не ради Тургенева, а ради спасения того положительного, что он усматривал в базаровском нигилизме.
"Газетная" (1865) Некрасов, можно сказать прямо по роману Тургенева, рисует облик демократа-нигилиста:
Говорит - но когда ты под ним
Разумел человека прямого,
Кто не любит живиться чужим,
Не без пользы старается жить,
Прямо в нос негодяя освищет,
А при случае рад и побить -
"характеристика Базарова, и ею Некрасов защищал нигилиста от нападок реакции.
Шло время, и чем дальше развивалась русская жизнь и русское освободительное движение, тем рельефнее и значительнее представлялись положительные качества Базарова, особенно в пору все сильнее распространявшегося с 80-х годов в кругах разночинной интеллигенции либерального соглашательства, фразерства, приспособления к действительности, хныканья и мягкотелости. В своих воспоминаниях И. Е. Репин свидетельствует о том, что "из литературы два героя как образчики для подражания преобладали в студенчестве: Рахметов и Базаров"65*.
В своей статье "Развитие естествознания в России в эпоху 60-х годов" К. А. Тимирязев величайшее влияние образа Базарова - энтузиаста, эмпирика, естествоиспытателя на развитие, формирование молодых русских ученых сравнивал с преобразовательной деятельностью Петра I. "Если один был самым ярким положительным явлением на тусклом фоне русской истории, то не был ли другой естественной положительной, "героической" фигурой на бесцветном фоне русских литературных типов, этой бесконечной вереницы нытиков и жуиров! Тот и другой,- продолжал Тимирязев,- были прежде всего воплощением "вечного работника", все равно - "на троне" или в мастерской науки... Оба с безжалостною грубоватостью и непримиримостью шли напролом. Оба созидали - разрушая. Оба встретили искренних сторонников и еще более многочисленных врагов"66*" Базаров произвел "сильнейшее впечатление, как "герой-боец" "революционной партии"67*. По справедливому заключению критика-марксиста В. В. Воровского, Тургенев стремился к объективному изображению молодого поколения 60-х годов. "Пусть Тургенев неверно изобразил Базарова в тех или других деталях, пусть он - в силу психической чуждости этому типу - утрировал в нем как раз отрицательные черты,- одно несомненно: в основу характеристики нигилиста он положил действительные черты реального общественного типа, развернувшегося вскоре пышным цветом"68*"внушили читателю весьма высокую оценку духовных данных революционера"69*.
В романах "Накануне" и "Отцы и дети" Тургенев в меру своего понимания, но с несомненным сочувствием запечатлел мужественный и благородный облик передового разночинца-демократа 60-х годов, его непримиримую вражду и отрицание старого мира. Другие писатели пришли за ним, воплотили другие стороны и типы демократического движения 60-х годов, но это не умаляет исторической заслуги Тургенева.
"Современником" не мог не повлиять отрицательно на творческое развитие писателя. Салтыков-Щедрин высказал даже мысль, что этот шаг Тургенева "убил его" как писателя. Это, конечно, сказано несправедливо. Но разрыв с "Современником" лишал Тургенева возможности правильно и всесторонне оценивать пути развития русского общественного движения, что особенно сказалось в его творчестве 60-х годов.
Примечания
1* (Н. А. Добролюбов, Собр. соч. в 3-х томах, т. 3, стр. 36.)
2* ( "Первое собрание писем И. С. Тургенева", СПб. 1884, стр. 97.)
3* ()
4* ("Москвитянин", 1842, кн. I, стр. XXVIII-XXIX.)
5* (Н. А. Добролюбов, Собр. соч. в 3-х томах, т. 2, стр. 29.)
6* (Связь базаровских насмешек над либерализмом с сатирическими выступлениями добролюбовского "Свистка" показал еще Л. В. Пумпянский в статье о романе "Отцы и дети" в издании сочинений Тургенева (т. VI, М. 1929, стр. 173-174).)
7* ("Воспоминания об отношениях между Тургеневым и Добролюбовым и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым". - Полн. собр. соч., т. I, стр. 741.)
8* (А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, род ред. М. К. Лемке, т. XV, стр. 109.)
9* (И. Мечников, А. О. Ковалевский. - "Вестник Европы", 1902, кн. 12, стр. 773.)
10* (П. В. Анненков, Литературные воспоминания, Гослитиздат, М. 1960, стр. 463.)
11* ("Русское слово", 1864, март, стр. 64.)
12* ("Вестник Европы", 1902, кн. 12, стр. 773-774. Об этом свидетельствует и Герман Лопатин. "В Базарове не укладывается, конечно, вся молодежь 60-х годов,- замечает он. - Но, несомненно, такие бывали, в особенности с таким отношением к искусству" ("И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников", "Academia", 19Э0, стр. 134).)
13* ("Воспоминания Н. А. Островской". - В сб. "И. С. Тургенев в воспоминаниях современников и его письмах", ч. I, M. 1924, стр. 67.)
14* (А. И. Герцен, Полн. собр. соч. и писем, под ред. М. К. Лемке, т. XXI, стр. 224.)
15* ()
16* (Л. В. Пумпянский, ссылаясь на статью Добролюбова "Что такое обломовщина" и появление "Свистка", справедливо указывает, что "литературные отношения 1869 года сложились так, что отрицание, осмеяние именно в этом году получили особое, ярко бросающееся в глаза развитие" (И. С. Тургенев, Сочинения, т. VI, М. 1929, стр. 172). Дело, однако, заключалось не только в обострении литературных отношений.)
17* ("Разрушение, проповедуемое нашими реалистами (Герцен предпочел термин, предложенный Писаревым. - С. П.), стремится всеми своими побуждениями к созиданию" (А. И. Герцен, Полн. собр. соч. И писем, под ред. М. К. Лемке, т. XXI, стр. 290).)
18* (А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах, изд. АН СССР, т. VI, стр. 7.)
19* ()
20* (В. И. Ленин, Сочинения, т. 2, стр. 492.)
21* ("Русский вестник", 1861, август, стр. 108.)
22* ()
23* ("Романы И. С. Тургенева 50-х - начала 60-х годов", ("Ученые записки Казанского университета", 1956, стр. 117).)
24* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 26.)
25* (Д. П. Писарев. Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 33, 35.)
26* (Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., т. VI, стр. 324.)
27* ("История одной вражды. Переписка Достоевского и Тургенева", "Academia", Л. 1928, стр. 77.)
28* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 42.)
29* (И. И. Векслер, И. С. Тургенев и политическая борьба шестидесятых годов, изд. АН СССР, 1934, стр. 33.)
30* (В. В. Боровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, М. 1956, стр. 231, 233.)
31* ("Письма К. Д. Кавелина и И. С. Тургенева к А. И. Герцену", Женева, 1892, стр. 153.)
32* ("И. С. Тургенев в воспоминаниях современников и его письмах", М. 1924, ч. I, стр. 68.)
33* ("Отечественные записки", 1862, март, стр. 119.)
34* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 45.)
35* ()
36* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 4, стр. 424, 425.)
37* ()
38* (М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, Гослитиздат, М. 1953, т. 25, стр. 346.)
39* ()
40* (А. И. Герцен, Собр. соч. в 30-ти томах, изд. АН СССР, т. XX, кн. 1, стр. 345.)
41* (К. А. Тимирязев, Сочинения, Сельхозгиз, М. 1939, т. VIII, стр 173.)
42* ()
43* ()
44* (И. С. Тургенев, Собр. соч., изд. "Правда", т. 11, стр. 217.)
45* (М. А. Антонович, Избранные статьи, ГИХЛ, Л. 1938, стр. 152.)
46* (М. А. Антонович, Избранные статьи, ГИХЛ, Л. 1938, стр. 146.)
47* ()
48* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 3, стр. 15.)
49* (П. А. Кропоткин, Записки революционера, "Academia", 1933, стр. 185.)
50* (В. В. Боровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, М. 1956, стр. 210.)
51* ()
52* ("Тургеневский сборник", под ред. Н. К. Пиксанова, Пг. 1915, стр. 75.)
53* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 21.)
54* (П. А. Кропоткин, Записки революционера, "Academia", 1933, стр. 185.)
55* ()
56* (Н. А. Огарева-Тучкова, Воспоминания, Гослитиздат, М. 1959, стр. 290.)
57* ()
58* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 26.)
59* ("Дело", 1869, декабрь, стр. 16.)
60* (Д. И. Писарев, Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 7.)
61* (А. П. Чехов, Полн. собр. соч., Гослитиздат, М. 1949, т. XVI, стр. 31-32.)
62* ("И. С. Тургенев", сб. Центрархива, М. 1923, стр. 166. Публикация Н. Ф. Бельчикова.)
63* ()
64* ("И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников", "Academia", Л. 1930, стр. 148.)
65* (И. Е. Репин, Далекое близкое, "Искусство", М. 1953, стр. 200.)
66* (К. А. Тимирязев, Сочинения, Сельхозгиз, М. 1039, т. VIII, стр. 174. Указано Н. П. Лощининым в его статье "Роман "Отцы и дети" Тургенева" (в сб. "Творчество Тургенева", Учпедгиз, 1958, стр. 340).)
67* ()
68* (В. В. Боровский, Литературно-критические статьи, Гослитиздат, М. 1956, стр. 222.)
69* (М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 24, стр. 63.)