ГЛАВА IV.
Базаровъ, какъ отрицатель и какъ общественно-психологическiй и нацiональный типъ.
Въ "Этюдахъ о творчестве И. С. Тургенева"* разбирая фигуру Базарова, я высказалъ, между прочимъ, мысль, что этотъ образъ не можетъ считаться вполне вернымъ отраженiемъ того типа "нигилиста", который процветалъ въ 60-хъ годахъ {"Этюды о творч. И. С. Тургенева", изданiе 2-ое, стр. 55--56.}. Правда, Базаровъ держится "нигилистическихъ взглядовъ": отрицаетъ искусство и эстетику, ниспровергаетъ все старыя понятiя и предразсудки, не признаетъ авторитетовъ; онъ - убежденный матерiалистъ (въ философiи и психологiи) и занимается естественными науками, въ чемъ и полагаетъ главнейшее занятiе, достойное мыслящаго человека,-- совершенно такъ, какъ училъ Писаревъ. Но все это только сближаетъ Базарова съ "нигилистами"; это - черты времени, отразившiяся на немъ, какъ отражались оне на многихъ, не только на "нигилистахъ" или "мыслящихъ реалистахъ" писаревскаго толка. Базаровъ, какъ умъ, характеръ, натура, гораздо значительнее и содержательнее техъ умовъ и натуръ, которымъ въ то время присвоилась кличка "нигилистъ". Какъ общественно-психологическiй типъ, онъ гораздо шире и устойчивее такого временнаго, скоро сошедщаго со сцены явленiя, какимъ былъ нашъ нигилизмъ" 60-хъ годовъ. "Базаровщина" выступила на арене нашей умственной и общественной жизни раньше движенiя, связаннаго cъ именемъ Писарева, и своими важнейшими сторонами пережила это движенiе... Наконецъ, въ Базарове и "базаровщине" мы видимъ, вследъ за Страховымъ {См. H. Страховъ, "Критическiя статьи объ И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстомъ", С. -Петербургъ, изд. 2-ое, стр. 29.}, также отраженiе известныхъ чертъ великорусской нацiональной психологiи, которыя, конечно, являются еще более стойкими и общими, чемъ признаки общественно-психологическiе. - Все это мы постараемся разобрать и обосновать съ возможною обстоятельностью, какъ заслуживаетъ того монументальная фигура Базарова, которой въ галлерее нашихъ художественныхъ типовъ принадлежитъ одно изъ самыхъ видныхъ местъ.
", а "революцiонера". Онъ говоритъ: "мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, до половины выросшая изъ почвы, сильная, злобная и все-таки обреченная на погибель, потому что она все-таки стоитъ въ преддверiи будущаго,-- мне мечтался какой-то странный pendant съ Пугачевымъ". - Разбирая (въ "Этюдахъ о творч. И. С. Тургенева", стр. 52 и след.; стр. 56) это показанiе автора и другiя данныя, сюда относящiеся, я пришелъ къ выводу, что, хотя и задуманный въ этомъ направленiи, Базаровъ, однако, не вышелъ типичнымъ революцiонеромъ. У него есть только задатки для революцiонной деятельности; онъ могъ бы сыграть роль, имеющую ревоюцiонное значенiе. Но, по всему складу своей натуры и по реобладающимъ чертамъ ума, онъ - отнюдь не революцiонеръ по призванiю: для такого призванiя онъ слишкомъ скептикъ и мизантропъ, слишкомъ отрицатель; онъ не способенъ уверовать въ принципъ, въ идею; онъ человекъ разлагающей критики и широкой внутренней свободы,-- и отнюдь не принадлежитъ къ тому психологическому типу "верующихъ и исповедующихъ", къ которому относятся истинные революцiонеры вместе съ религiозными подвижниками. - Нельзя представить себе Базарова фанатикомъ идеи. Мало того: у него нетъ вкуса къ пропаганде и къ партiйной деятельности. Во всякой партiи ему будетъ тесно и скучно. Какой же онъ "революцiонеръ"?
Прежде всего, онъ - отрицатель, и при томъ - русскiй отрицатель, не похожiй на западно-европейскихъ. Во вторыхъ, онъ - "демократъ до конца ногтей", какъ характеризуетъ его самъ Тургеневъ въ томъ же письме къ Случевскому. Этими двумя основными чертами намечается тотъ общественно-психологическiй типъ, который воплощенъ въ Базарове. Но чтобы раскрыть содержанiе и психологiю этого типа и установить его историческое значенiе, нужно выяснить его отношенiя къ старшимъ общественно-психологическимъ типамъ, предшествовавшимъ ему на арене нашей общественной жизни. На нихъ-то по преимуществу и направлено то отрицанiе, представителемъ котораго является Базаровъ. Чтобы понять Базарова исторически и психологически, нужно уяснить себе, что, кого и почему онъ отрицаетъ. Постараемся сделать это.
2.
Прежде всего, Базаровъ отрицаетъ все то, что въ романе представлено фигурами Николая Петровича и Павла Петровича Кирсановыхъ. Къ первому онъ относится еще съ некоторымъ снисхожденiемъ и ценитъ его душевныя качества - его доброту, простоту, отсутствiе претензiй. Николай Петровичъ не становится, какъ это делаетъ его братъ, въ оппозицiю молодому поколенiю,-- онъ идетъ навстречу новымъ идеямъ, старается понять ихъ. Базаровъ, не придавая этому большого значенiя, все-таки ценитъ эту терпимость и благожелательность и, со своей стороны, столь же терпимо относится къ антипатичнымъ ему дворянскимъ, барскимъ чертамъ въ душевномъ складе Николая Петровича и къ его "устарелымъ" понятiямъ. - "Отецъ у тебя славный малый", говоритъ онъ Аркадiю. "Стихи онъ напрасно читаетъ, и въ хозяйстве врядъ ли смыслитъ, но онъ добрякъ". - Тутъ же, съ свойственной ему наблюдательностью и меткостью сужденiя, Базаровъ отмечаетъ, что Николай Петровичъ "робеетъ" и говоритъ по этому поводу: "Удивительное дело - эти старенькiе романтики! Разовьютъ въ себе нервную систему до раздраженiя... ну, равновесiе и нарушено" (гл. IV). - Едва ли Базаровъ сознавалъ самъ, какъ глубоковерно и метко это замечанiе, и какъ блистательно оправдывается оно всемъ, что мы знаемъ о психологiи того поколенiя, котораго представителями въ романе являются "старики" Кирсановы. Обратимъ вниманiе на то, что не только въ глазахъ Базарова они - "старики", но и они сами склонны смотреть на себя какъ на людей, преждевременно состарившихся и отживающихъ (хотя Павелъ Петровичъ и скрываетъ это). Такъ же смотритъ на нихъ и самъ Тургеневъ; они и выведены какъ представители отживающаго типа. А между темъ, Николаю Петровичу всего 40 съ небольшимъ летъ у (гл. I), Павлу Петровичу - 45 летъ (гл. IV). Они, можно сказать, въ томъ зреломъ возрасте, когда человекъ и является настоящимъ деятелемъ, съ определившимся мiровоззренiемъ, съ устойчивымъ душевнымъ укладомъ, и долженъ бы чувствовать себя на своей дороге - идущимъ впередъ, а не назадъ, живущимъ, а не отживающимъ. Кирсановы, несомненно, состарились душою и отживаютъ. Они привязаны къ прошлому и впередъ не могутъ идти. Такъ это было и въ действительности: къ концу 50-хъ годовъ (действiе романа отнесено въ 1859 году) типъ передового, мыслящаго человека 40-хъ годовъ, "либерала-идеалиста", уже отживалъ свой векъ, и его представители преждевременно старели,-- ихъ мысль тускнела, ихъ психика изнашивалась. Это объясняется прежде всего темъ, что эти люди вынесли на своихъ плечахъ 40-е годы и глухое время первой половины 50-хъ. Но была и другая, более отдаленная причина, которую нужно искать въ условiяхъ быта, жизни и образованности ихъ класса въ начале XIX века и въ конце XVIII-го: поколенiе людей 40-хъ годовъ въ юности уже было отмечено расшатанностью нервной системы и являло нередко признаки душевной неуравновешенности; это проявлялось, между прочимъ, излишнею чувствительностью, мечтательностью, восторженностью, иногда вспышками религiознаго чувства, близкаго къ мистицизму. Въ своемъ месте {См. ч. I, гл. II, 2 и гл. IV, 4.} мы говорили уже объ этихъ признакахъ психической неустойчивости молодого поколенiя 30-хъ годовъ. Почти все деятели той эпохи пережили въ юности кризисъ экзальтацiи и сентиментальности. Съ годами и благодаря умственному труду, ихъ душевный мiръ оздоровлялся, въ особенности у техъ изъ нихъ, которые, какъ Герценъ, были одарены исключительными качествами ума и натуры. Но у многихъ следы душевной дезорганизацiи такъ или иначе сказывались,-- чаще всего темъ, что можно назвать психическою усталостью, изношенностью. И къ концу 50-хъ годовъ они превращались въ "старенькихъ романтиковъ", въ людей "отставныхъ", которыхъ "песенка спета", какъ выражается Базаровъ о Николае Петровиче, или въ такихъ позирующихъ чудаковъ, какъ изображенъ Павелъ Петровичъ.
антипатiя. - "Архаическое явленiе!" - такъ на первыхъ же порахъ охарактеризовалъ Базаровъ Павла Петровича - "Чудаковатъ у тебя дядя", говоритъ онъ Аркадiю, "щегольство какое въ деревне, подумаешь! Ногти-то, ногти, хоть на выставку посылай..." (гл. IV). - Ему претятъ и накрахмаленные воротнички Павла Петровича, и его гладко, выбритый подбородокъ, и вся его щегольская, барская фигура, и его манеры, все его позы и претензiи. Когда Аркадiй разсказалъ ему исторiю дяди, его романтическую любовь, приведшую его къ разочарованности и деревенскому уединенiю, Базаровъ вынесъ такой приговоръ: "А я все-таки скажу, что человекъ, который всю свою жизнь поставилъ на карту женской любви, и когда ему эту карту убили, раскисъ и опустился до того, что ни на что не сталъ способенъ, этакiй человекъ - не мужчина, а самецъ. Ты говоришь, что онъ несчастливъ: тебе лучше знать;* но дурь изъ него не вся вышла..." - Въ оправданiе дяди, Аркадiи ссылается на его воспитанiе и на время, когда онъ жилъ,-- какъ и мы делаемъ это, объясняя психологiю людей 40-хъ годовъ. На это Базаровъ и Аркадiю, и отчасти намъ отвечаетъ такъ: "Воспитанiе? Всякiй человекъ самъ себя воспитать долженъ, ну, хоть какъ я, напримеръ... А что касается до времени, отчего я отъ него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависитъ отъ меня. Нетъ, братъ, все это распущенность, пустота! И что за таинственныя отношенiя между мужчиной и женщиной? Мы, физiологи, знаемъ, какiя это отношенiя. Ты проштудируй-ка анатомiю глаза: откуда тутъ взяться, какъ ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизмъ, чепуха, гниль, художество..." (VII).
Здесь, кроме ригоризма, свойственнаго Базарову, отметимъ два пункта: 1) у Базарова нетъ того снисхожденiя къ людямъ, которое обусловливается историческою точкою зренiя; 2) отрицанiе Базарова направлено не столько на идеи, понятiя, направленiе и т. д., сколько на общественно-психологическiя и личныя черты человека: въ Павле Петровиче онъ отрицаетъ прежде всего не либерала, не идеалиста, а барина, испорченнаго воспитанiемъ, избалованнаго жизнью, ничего не делающаго, убившаго лучшiе годы на любовь къ женщине.
различныхъ душевныхъ организацiй, двухъ моральныхъ началъ. Если бы даже - предположимъ - Павелъ Петровичъ усвоилъ себе те матерiалистическiя идеи, какихъ держится Базаровъ, сталъ бы читать Бюхнёра и т. д., оставаясь во всемъ остальномъ темъ же "бариномъ" и "джентльменомъ",-- все равно это не подкупило бы Базарова въ его пользу. Даже больше: теперь онъ только чувствуетъ къ Павлу Петровичу неодолимую антипатiю,-- тогда онъ презиралъ бы его, какъ презираетъ Кукшину, Ситникова и имъ подобныхъ. - Сделаемъ и другое предположенiе: перенесемъ Базарова въ 40-е годы,-- ведь и тогда появлялись, хотя сравнительно редко,-- разночинцы въ рядахъ интеллигенцiи, и такая натура и такой складъ ума, какими характеризуется Базаровъ, возможны во все времена. Базаровъ въ 40-е годы не былъ бы матерiалистомъ, отрицателемъ всехъ авторитетовъ, "нигилистомъ", но онъ неизменно былъ бы все темъ же человекомъ труда, дела, положительнаго знанiя,-- и не могъ бы сойтись съ кругами протестующихъ идеалистовъ того времени, не могъ бы примириться съ ихъ барскими привычками, ихъ прекраснодушiемъ, ихъ безконечными спорами и разговорами, ихъ красивой разочарованностью, "романтизмомъ" и т. д. И онъ, конечно, очутился бы далеко въ стороне отъ движенiя умои того времени, и, вероятно, ушелъ бы съ головой въ какую-либо спецiальную деятельность, ученую или прикладную (напр., врачебную), тая про себя свое отрицательное отношенiе къ передовому тогда общественно-психологическому типу. - Разночинцы, выступившiе во второй половине 50-хъ годовъ, не съ неба свалились. Они втихомолку росли и развивались въ предшествующую эпоху, воспитывая сами себя, какъ воспиталъ себя Базаровъ. По большей части это были люди духовнаго происхожденiя, выходцы изъ семинарiй и духовныхъ академiй. И когда, съ наступленiемъ новой эпохи, они могли выступить въ жизни и въ литературе, то сейчасъ же обнаружилась рознь между нимъ и баричами-идеалистами, пережившими 40-е годы. Эта рознь была не столько идейная, сколько психологическая, бытовая и моральная. Вотъ именно появленiе на арене нашей умственной и общественной жизни этого типа "семинаристовъ" и "разночинцевъ", какъ представителей новой интеллигенцiи, и было первымъ обнаруженiемъ важнейшихъ сторонъ "базаровщины", Въ жизни и деятельности Чернышевскаго, Добролюбова, Елисеева и др. мы найдемъ ея характерныя черты.
3.
Отрицательное отношенiе къ идеалистамъ 40-хъ годовъ, очень близкое къ базаровскому, мы находимъ у Добролюбова (въ особенности въ статье "Что такое обломовщина?"). Страстное и - съ исторической точки зренiя - не вполне справедливое осужденiе людей "рудинскаго" типа, произнесенное Добролюбовымъ, было однимъ изъ первыхъ по времени и однимъ изъ самыхъ резкихъ проявленiй у насъ "базаровскаго" умонастроенiя. Раньше Добролюбова, но далеко не такъ резко высказался въ томъ же духе Чернышевскiй въ статье "Русскiй человекъ на rendez-vous" (въ "Атенее" 1858 г.,-- по поводу повести Тургенева "Ася"). Разбирая известныя черты героя "Аси", Чернышевскiй вспоминаетъ и Рудина, и Бельтова. Герой "Аси", оказавшiйся столь слабымъ, столь ничтожнымъ, представляется критику фигурою типичною для всего поколенiя 40-хъ годовъ и характеризуется следующими чертами: "... пока о деле нетъ речи, а надобно только занять праздное время, наполнить праздную голову и праздное сердце разговорами и мечтами, герой очень боекъ; подходитъ дело къ тому, чтобы прямо и точно выразить свои чувства и желанiя,-- большая часть героевъ начинаетъ уже колебаться и чувствовать неповоротливость въ языке... Вздумай кто-нибудь схватиться за ихъ желанiя, сказать: вы хотите того-то и того-то; мы очень рады; начинайте же действовать, а мы васъ поддержимъ,-- при такой реплике одна половина храбрейшихъ героевъ падаетъ въ обморокъ, другiе начинаютъ очень грубо упрекать васъ за то, что вы поставили ихъ въ неловкое положенiе, начинаютъ говорить, что они не ожидали отъ васъ такихъ предложенiй, что совершенно теряютъ голову, не могутъ ничего сообразить..." и т. д. - "Таковы-то наши лучшiе люди - все они похожи на нашего Ромео" (героя "Аси"), заключаетъ Чернышевскiй ("Критическiя статьи", С. -Петербургъ, 1895 г., изд. 2-е, стр. 250). - Любопытно отметить еще следующее место, где, во-первыхъ, весьма прозрачно указана классовая отчужденность новаго типа разночинцевъ въ отношенiи къ старшему, "барскому", типу, и где, во-вторыхъ, сказалась присущая Чернышевскому склонность (въ противоположность Добролюбову и Базарову) къ исторической точке зренiя и къ вытекающей оттуда снисходительности въ оценке деятелей прошлаго: "Но хотя и со стыдомъ, должны мы признаться, что принимаемъ участiе въ судьбе нашего героя. {Курсивъ мой.}. Но мы не можемъ еще оторваться отъ предубежденiй, набившихся въ нашу голову изъ ложныхъ книгъ и уроковъ, которыми воспитана и загублена наша молодость... намъ все кажется (пустая мечта, но все еще неотразимая для насъ мечта), будто онъ оказалъ какiя-то услуги нашему обществу, будто онъ представитель нашего просвещенiя, будто онъ лучшiй между нами, будто бы безъ него было бы намъ еще хуже. Все сильней и сильней развивается въ насъ мысль, что это мненiе о немъ - пустая мечта, мы чувствуемъ, что не долго уже остается намъ находиться подъ ея влiянiемъ; что есть люди лучше его, именно те, которыхъ онъ обижаетъ; что безъ него намъ было бы лучше жить,-- но въ настоящую минуту мы все еще недостаточно свыклись съ этою мыслью, не совсемъ оторвались отъ мечты, на которой воспитаны; потому мы все еще желаемъ добра нашему герою и его собратамъ" (тамъ же, стр. 264--265). - Это была перчатка, брошенная представителемъ молодого поколенiя и новаго общественно-психологическаго типа старшему поколенiю. Статья задела за живое некоторыхъ "собратовъ" героя "Аси", въ томъ числе и А. И. Герцена. Вскоре после того (въ 1859 г.) Чернышевскiй посетилъ Герцена въ Лондоне, и споръ, возгоревшiйся между ними, отразилъ въ себе, какъ въ зеркале, это столкновенiе двухъ поколенiй, двухъ типовъ. Въ передаче спора, сделанной Герценомъ въ статье "Лишнiе люди и желчевики", Чернышевскiй говоритъ Герцену: "Что вы заступаетесь за этихъ лентяевъ, дармоедовъ, трутней, тунеядцевъ а la Oneghine?.. И извольте видеть, они образовались иначе, мiръ, ихъ окружающiй, имъ слишкомъ грязенъ, недовольно натертъ воскомъ, замараютъ руки, замараютъ ноги. То ли дело стонать о несчастномъ положенiи и при томъ спокойно есть да пить". - "Неужели вы въ самомъ деле думаете, что эти люди по доброй воле ничего не делали, или делали вздоръ?" вопрошаетъ Герценъ. - "Безъ всякаго сомненiя", отвечаетъ Чернышевскiй, "они были романтики и аристократы, они ненавидели работу, себя считали бы униженными, взявшись за топоръ или за шило; да и того, правда, они не умели" ("Сочиненiя А. И. Герцена", С. -Петербургъ, 1905 г., томъ V, стр. 346) {Въ статье Герцена Чернышевскiй не названъ. Но что здесь выведенъ именно онъ и что весь дiалогъ воспроизводитъ споръ Герцена съ Чернышевскимъ въ 1859 г., это установлено на основанiи различныхъ свидетельствъ, о чемъ см. въ книге В. П. Батуринскаго ("А. И. Герцет, его друзья и знакомые", т. I, стр. 103).}. - Спорщики разстались, не поладивъ другъ съ другомъ. Характерны ихъ отзывы другъ о друге, приведенные въ воспоминанiяхъ Павлова ("Изъ пережитого"): "Удивительно умный человекъ", сказалъ Герценъ о Чернышевскомъ, "и темъ более при такомъ уме поразительно его самомненiе... Насъ грешныхъ они совсемъ похоронили. Ну, только кажется, ужъ очень они торопятся съ нашей отходной,-- мы еще поживемъ!" - "Какой умница! какой умница!" восклицалъ въ свою очередь Чернышевскiй. "И какъ отсталъ... Ведь, онъ до сихъ поръ думаетъ, что продолжаетъ остроумничать въ московскихъ салонахъ и препирается съ Хомяковымъ. А время теперь идетъ съ страшной быстротой: одинъ месяцъ стоитъ прежнихъ десяти летъ! Присмотришься,-- у него все еще въ нутре московскiй баринъ сидитъ!" {В. П. Батуринскiй, "А. И. Герценъ", стр. 103, откуда я и взялъ эту цитату.}. Въ томъ же 1859 году отозвался Герценъ въ "Колоколе" и на знаменитую статью Добролюбова "Что такое обломовщина?" статьею "Very dangerous", где обнаружилъ странное и печальное непониманiе новаго типа вообще и деятельности Добролюбова въ частности. И здесь имя Добролюбова не названо, но все содержанiе статьи и некоторые намеки (напр. на "Свистокъ") не оставляютъ сомненiя, что тутъ разумеется именно онъ. Защищая "Онегиныхъ, Печориныхъ" и людей 40-хъ годовъ отъ нападокъ Добролюбова, Герценъ заподозреваетъ его и всю редакцiю "Современника" въ низменности побужденiй, въ мелкомъ завистничестве, приравниваетъ "Свистокъ" къ балагурству Сенковскаго и кончаетъ статью очень ужъ опрометчивыми словами: "Истощая свой смехъ на обличительную литературу, милые паяцы наши забываютъ, что по этой скользкой дороге можно досвистаться {Курсивъ Герцена.} не только до Булгарина и Греча, но (чего Боже сохрани) и до Станислава на шею!1). Можетъ, они объ этомъ и не думали,-- пусть подумаютъ теперь" ("Сочиненiя А. И. Герцена", С. -Петербургъ, 1905, т. VI, стр. 246). - Въ ответъ на это Добролюбовъ и Чернышевскiй могли бы съ полнымъ правомъ сказать Герцену то, что говоритъ Базаровъ Павлу Петровичу Кирсанову: "Вотъ и изменило вамъ хваленое чувство собственнаго достоинства" ("Отцы и дети", гл. X). - Есть указанiя о свиданiи Герцена съ Добролюбовымъ и объ уничтожающемъ письме последняго къ Герцену, напоминавшемъ по силе негодованiя и страстности тона знаменитое письмо Белинскаго къ Гоголю... Это письмо Добролюбова доселе не найдено...
изъ той же характеристики, которую онъ далъ въ статье "Лишнiе люди и желчевики", где Чернышевскiй, Добролюбовъ и ихъ единомышленники рисуются "желчевиками", какими-то мрачными, озлобленными неудачниками, какими-то педантами радикализма. Онъ называетъ ихъ "невскими Данiилами" и видитъ въ ихъ проповеди, въ ихъ отрицанiи что-то болезненное и безжизненное. Кроме того, заметно, что Герценъ личныя черты некоторыхъ эмигрантовъ, съ которыми у него были недоразуменiя и столкновенiя, переносилъ на весь типъ. Съ такимъ предвзятымъ мненiемъ подошелъ Герценъ и къ фигуре Базарова, о чемъ у насъ будетъ речь ниже.
"отцами" и "детьми", которая воспроизведена въ знаменитомъ романе Тургенева. Мы отметили "базаровскiя" черты въ воззренiяхъ Чернышевскаго и Добролюбова. Но первый, какъ человекъ, какъ натура, всего менее напоминаетъ Базарова. Гуманный, кроткiй, всепрощающiй, онъ бывалъ резокъ лишь на словахъ, въ жару спора; въ его натуре не было базаровской суровости, жесткости и силы. Другое дело - Добролюбовъ, у котораго явственно сказывались некоторые черты базаровскаго уклада, кроме, разумеется, грубости и эгоизма Базарова {Отношенiе Добролюбова къ отцу и матери (въ особенности къ последней) было дiаметрально-противоположно отношенiю Базарова къ его родителямъ.}. И, повидимому, справедливо мненiе Пыпина, что именно сильное впечатленiе, произведенное Добролюбовымъ на Тургенева, и внушило поэту первую мысль о характере Базарова. "Едва ли сомнительно", говоритъ Пыпинъ, "что, изображая, впоследствiи, Базарова, Тургеневъ (хотя и имелъ въ виду другой живой оригиналъ, какъ говорятъ) вложилъ въ это изображенiе некоторыя черты Добролюбова: Базаровъ, въ собственномъ представленiи Тургенева, былъ натура почти героическая, суровая, честная и непреклонная..." (А. Н. Пыпинъ, "Н. А. Некрасовъ", 1905, стр. 40--41).
Изъ всего вышесказаннаго, между прочимъ, видно, что, такъ сказать, "идея Базарова" зародилась у Тургенева и частью была выполнена почти независимо отъ того движенiя, самымъ яркимъ представителемъ котораго былъ Писаревъ.
Съ самимъ Писаревымъ Тургеневъ познакомился гораздо 1 позже (въ 1867 г.). Да и натура Писарева, равно какъ и его классовыя черты,-- не базаровскаго уклада,-- ведь онъ - не "разночинецъ", а "кающiйся дворянинъ", т. -е. представитель другой разновидности молодого поколенiя того времени.
4.
Всматриваясь въ идеи и умонастроенiе Базарова и въ его отношенiе къ различнымъ вопросамъ жизни, мы прежде всего отметимъ то резкое и суровое отрицанiе, съ какимъ онъ относится къ русской действительности вообще, къ народу и формамъ народнаго быта въ частности. Базаровъ всего всего менее народникъ, и съ этой стороны онъ уже не можетъ служить представителемъ того направленiя, во главе котораго стояли Чернышевскiй, Добролюбовъ и Елисеевъ. - Базаровъ, напр., говоритъ П. II. Кирсанову: "... я тогда готовъ буду согласиться съ вами, когда вы представите мне хоть одно постановленiе въ современномъ нашемъ быту, въ семейномъ или общественномъ, которое не вызывало бы полнаго и безпощаднаго отрицанiя". Тутъ Павелъ Петровичъ, защищая русскую действительность, прежде всего вспомнилъ о томъ учрежденiи, которое тогда было предметомъ нападокъ со стороны буржуазныхъ экономистовъ и на защиту котораго дружно ополчились демократы-радикалы, народники и славянофилы: Павелъ Петровичъ указалъ Базарову на общину. Но это слово не смутило "нигилиста". - "Холодная усмешка скривила губы Базарова". "Ну, насчетъ общины", промолвилъ онъ, "поговорите лучше съ вашимъ братцемъ. Онъ теперь, кажется, изведалъ на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобныя штучки" (гл. X). - Нетъ сомненiя, на этомъ пункте Чернышевскiй и его единомышленники решительно стали бы на сторону Павла Петровича. "Община", "артель", "круговая порука" были тогда для большинства друзей народа теми великими словами, въ которыя верили, передъ которыми останавливалось самое смелое, самое последовательное отрицанiе. Вспомнимъ: действiе романа происходитъ въ 1859 году, и Базарову, конечно, была известна знаменитая статья Чернышевскаго "Критика философскихъ предубежденiй противъ общиннаго землевладенiя", напечатанная въ 12-ой книге "Современника" 1858 года. Безъ всякаго сомненiя, Базаровъ, какъ вся мыслящая Россiя, усердно читалъ "Колоколъ", где Герценъ также выступалъ на защиту крестьянской общины. Это движенiе не захватило Базарова. По вопросу о крестьянскомъ общинномъ землевладенiи и вообще въ своихъ взглядахъ на бытъ и психологiю народа онъ, очевидно, не примыкалъ къ передовому тогда демократическому направленiю, литературнымъ органомъ котораго былъ "Современникъ". Но это, разумеется, не значитъ, что Базаровъ принадлежалъ къ дворянскому, помещичьему, "буржуазному" лагерю и что онъ разделялъ мненiя либеральныхъ экономистовъ, желавшихъ уничтоженiя общины. Очевидно только, что Базаровъ не идеализируетъ общину и не возлагаетъ на нее техъ надеждъ, какiя питали демократы-радикалы, народники и славянофилы. Базаровъ, этотъ, по выраженiю Тургенева, "демократъ до конца ногтей", который гордо заявляетъ, что его дедъ землю пахалъ, совершенно чуждъ всякаго "романтизма" и "сентиментализма" въ отношенiи къ народу, къ его исконнымъ бытовымъ учрежденiямъ, къ его мiровоззренiю и морали. Онъ не изменяетъ и здесь последовательности своего отрицанiя. Въ томъ же споре съ Павломъ Петровичемъ, когда последнiй указалъ на семью, "такъ какъ она существуетъ у нашихъ крестьянъ", онъ говоритъ: "И этотъ вопросъ, я полагаю, лучше для васъ же самихъ не разбирать въ подробности. Вы, чай, слыхали о снохачахъ?" (гл. X). - Но мало сказать, что Базаровъ не идеализируетъ мужика: онъ отзывается о немъ более, чемъ неуважительно. Осмотревъ именiе Николая Петровича, онъ говоритъ Аркадiю: "Виделъ я все заведенiя твоего отца... работники смотрятъ отъявленными лентяями... и добрые мужички надуютъ твоего отца всенепременно. Знаешь поговорку: русскiй мужикъ Бога слопаетъ..." (гл. IX). - Въ споре съ Павломъ Петровичемъ, на замечанiе последняго: "стало-быть, вы идете противъ народа?" - онъ прямо заявляетъ: "А хоть бы и такъ? Народъ полагаетъ, что когда громъ гремитъ, это Илья пророкъ въ колеснице по небу разъезжаетъ. Что же? Мне соглашаться съ нимъ?.." - Павелъ Петровичъ упрекаетъ, далее, Базарова въ томъ, что онъ презираетъ мужика. На это Базаровъ говоритъ: "Что же, коли онъ заслуживаетъ презренiя?" - Ниже онъ утверждаетъ, что "мужикъ нашъ радъ самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману въ кабаке" (гл. X).
интеллигенцiи того времени, было лишь крайнимъ выраженiемъ общаго отрицательнаго, критическаго и реалистическаго направленiя эпохи. Почти все выдающiеся деятели ея отдали свою дань этому "духу отрицанiя и сомненiя". Одинъ направлялъ свою критику на такiя-то стороны жизни и мысли, другой - на другiя. Одинъ былъ более последователенъ, другой - менее. Въ Базарове соединились все отрицанiя,-- и въ нихъ онъ последовательнее всехъ. Къ числу весьма последовательныхъ отрицателей - по известнымъ вопросамъ - принадлежалъ и самъ И. С. Тургеневъ: онъ отрицалъ идеализацiю мужика, культъ общины, артели и т. д. Въ предыдущей главе я указалъ на эти взгляды Тургенева, выраженные имъ очень определенно въ письмахъ къ Герцену. Вотъ именно ихъ-то, эти взгляды, и это отношенiе къ народу Тургеневъ и приписалъ Базарову. Имелъ ли онъ право поступить такъ? Если эти взгляды были понятны и психологически возможны у Тургенева, какъ представителя "барскаго" типа, то приличествуютъ ли они разночинцу Базарову, "демократу до конца ногтей?"
Въ принципе нетъ противоречiя между демократизмомъ настроенiя и стремленiй и критическимъ, резко-отрицательнымъ, скептическимъ отношенiемъ къ народу, его быту, его понятiямъ въ ихъ данномъ, исторически-сложившемся состоянiи. Съ другой стороны, разъ данъ такой сильный, здравый, трезвый критическiй умъ, какой былъ у Тургенева и какой увековеченъ въ Базарове, то, при господстве въ то время реализма, критики и отрицанiя, этотъ умъ легко придетъ къ устраненiю всякаго общественнаго романтизма, всякой идеализацiи, всякаго сентиментальнаго отношенiя къ чему бы то ни было, не исключая и народа. Базаровъ ниспровергаетъ все "святыни", въ томъ числе и "культъ" мужика, сходясь на этомъ последнемъ пункте, какъ и на некоторыхъ другихъ, съ Тургеневымъ, который, въ общемъ, не шелъ такъ далеко въ своемъ отрицанiи, какъ Базаровъ. - И оба желали всехъ благъ народу,-- Тургеневъ въ качестве добраго барина и гуманнаго человека, Базаровъ - въ качестве демократа по натуре и убежденiямъ.
5.
Теперь разсмотримъ ту сторону въ воззренiяхъ и умонастроенiи Базарова, которою онъ сближается съ "мыслящими реалистами" писаревскаго толка. Это именно: 1) отрицанiе эстетики и 2) "культъ" естественныхъ наукъ.
Ни у Чернышевскаго, ни у Добролюбова, ни вообще въ направленiи "Современника" мы не найдемъ принципiальнаго отрицанiя эстетики, какъ таковой. Но несомненно, что передовое тогда теченiе нашей общественной мысли, органомъ котораго былъ "Современникъ", выдвигая впередъ требованiя общественной пользы и народнаго блага, относилось враждебно къ тому излишнему эстетизму, къ тому романтическому культу "красоты", какимъ характеризовались идеалисты 40-хъ годовъ. "Современникъ" открыто выступалъ противъ такъ называемаго "чистаго искусства", которому онъ противопоставлялъ искусство, служащее потребностямъ времени, прогрессу, общему благу. Отдавая должное великимъ историческимъ заслугамъ Пушкина, Чернышевскiй и, вследъ за нимъ, Добролюбовъ считали его поэзiю какъ бы отрешенною отъ жизни, не отвечающею запросамъ передовой части общества {Нередко высказывалась мысль, что резко-отрицательный взглядъ Писарева на Пушкина (изложенный въ статье "Пушкинъ и Белинскiй") былъ только крайнимъ выраженiемъ мненiй Добролюбова о великомъ поэте. Это совершенно неверно. Между взглядами Добролюбова (и темъ более Чернышевскаго) и Писарева на Пушкина - целая пропасть. Охлажденiе къ Пушкину, какъ известно, началось еще при его жизни. Въ 40-е годы его поэзiя вновь овладела вниманiемъ общества. Во второй половине 50-хъ годовъ и въ 60-хъ и 70-хъ Пушкинъ былъ, такъ сказать, "въ загоне"; его поэзiю перестали понимать, иные умаляли даже его историческiя заслуги. Только съ 80-хъ годовъ, когда началось более основательное изученiе Пушкина въ его творчестве и прежнiя предубежденiя потеряли острый характеръ, было положено основанiе реабилитацiи Пушкина, какъ великаго поэта, который неизменно остается нашимъ поэтомъ. Затемъ опубликованiе новыхъ матерiаловъ открыло намъ настоящаго Пушкина.}. Они признавали его великимъ поэтомъ и приветствовали появленiе перваго критическаго изданiя его сочиненiй (подъ редакцiей П. В. Анненкова), но онъ не былъ властителемъ ихъ думъ, не былъ ихъ поэтомъ. - Властителемъ ихъ думъ, ихъ поэтомъ былъ Гоголь, къ которому Чернышевскiй относился съ такою же восторженною любовью, какую питали къ нему люди 40-хъ годовъ. Другимъ поэтомъ, отвечавшимъ ихъ запросамъ, былъ Некрасовъ.
"Порядочный химикъ въ 20 разъ полезнее всякаго поэта" (гл. VI), "Рафаэль гроша меднаго не стоитъ" (гл. X) - таковы известные афоризмы Базарова, за которые не одобрилъ его даже Писаревъ {"Базаровъ завирается - это, къ сожаленiю, справедливо. Онъ съ плеча отрицаетъ вещи, которыхъ не знаетъ или не понимаетъ; поэзiя, по его мненiю, ерунда; читать Пушкина - потерянное время; заниматься музыкой - смешно; наслаждаться природой - нелепо" ("Сочиненiя Д. И. Писарева", 1900 г., томъ II, статья "Базаровъ", стр. 393).}.
же направленiемъ Писарева. Въ статье "Реалисты" Писаревъ говоритъ, что "эстетика - его кошмаръ", что эстетика и реализмъ находятся въ непримиримой вражде между собой", и "реализмъ долженъ радикально истребить эстетику", которая, по его мненiю, всюду,-- и въ науке, и въ поэзiи, и въ жизни, въ особенности же въ отношенiяхъ между мужчиной и женщиной,-- приноситъ огромный вредъ. Критикъ утверждаетъ, что "эстетика есть самый прочный элементъ умственнаго застоя и самый надежный врагъ разумнаго прогресса" ("Сочиненiя Д. И. Писарева", С. -Петербургъ, 1900 г.; т. IV, статья "Реалисты"), гл. XIV, стр. 58). - Доказательству (заметимъ,-- не вполне удачному) этого положенiя посвящена глаза XV-я статьи "Реалисты". Мы не будемъ входить здесь въ разборъ этого разсужденiя по существу и только укажемъ на историческое происхожденiе и значенiе этого антиэстетическаго направленiя, возникшаго у насъ раньше Писарева и только получившаго въ его статьяхъ ("Реалисты", "Разрушенiе эстетики") наиболее яркое и крайнее выраженiе.
Передъ нами одна изъ любопытнейшихъ сторонъ того вполне понятнаго, разумнаго и исторически необходимаго протеста, съ которымъ поколенiе "разночинцевъ" выступило противъ старшаго поколенiя, противъ людей 40-хъ годовъ. Последнiе были, несомненно, "эстетики" - по воспитанiю, по вкусамъ, по натуре - и уделяли эстетической стороне жизни и мысли слишкомъ много места. Пусть такъ называемыя "эстетическiя наслажденiя" принадлежатъ къ числу высшихъ и "благороднейшихъ" отправленiй нашей психики, но когда человекъ - въ своей жизни, въ своемъ труде, въ науке, въ искусстве, наконецъ въ любви - прежде всего и по преимуществу ищетъ "эстетическихъ наслажденiй", отодвигая все остальное на второй планъ, то мы въ праве сказать, что онъ находится на ложномъ пути, и въ его душевной организацiи есть нечто нездоровое, есть какое-то извращенiе. Весьма многое имеетъ или можетъ иметь - для человека - свою "эстетическую сторону", но эта последняя не должна заслонять другихъ, более важныхъ сторонъ. Природа, наука, искусство, любовь и т. д., имея свою эстетическую сторону, существуютъ однако не для того только, чтобы человекъ ими наслаждался. Можно установить такое положенiе: такъ называемое "эстетическое наслажденiе" является какъ бы наградою человеку за разумное, целесообразное, благотворное отношенiе къ данному делу, къ другому человеку, къ науке, искусству и т. д. "Эстетическое наслажденiе" нужно заслужить. Люди 40-хъ годовъ зачастую прегрешали (одни больше, другiе меньше) противъ этого принципа и, преследуя эстетическiя наслажденiя безъ достаточныхъ правъ на нихъ, доходили до сибаритства, предосудительнаго вообще и совсемъ ужъ непростительнаго у насъ, въ Россiи, да еще въ дореформенное время, когда кругомъ была тьма кромешная и всяческая "бедность да бедность". Вотъ почему исторически и психологически былъ вполне уместенъ и благотворенъ протестъ противъ эстетизма этого поколенiя, предъявленный Чернышевскимъ, Добролюбовымъ и Писаревымъ. Отрицанiе "чистаго искусства" было, въ существе дела, только протестомъ противъ сибаритства въ искусстве. И все наши сочувствiя въ этомъ случае, какъ и во многихъ другихъ,-- на стороне протестовавшихъ. Ихъ протестъ имелъ, несомненно, оздоровляюще-моральное и общественное значенiе, ради котораго можно отпустить, напр., Писареву его крайности и ошибки, его непониманiе Пушкина и т. д. Мы не согласимся съ Базаровымъ, что "Рафаэль гроша меднаго не стоитъ", но всецело присоединяемся къ его мысли, что "природа не храмъ, а мастерская, и человекъ въ ней работникъ", и предложимъ расширить формулу такъ: природа, культура, жизнь, наука, искусство, все это - мастерскiя, въ которыхъ человекъ - работникъ, и если онъ работаетъ въ нихъ хорошо, рацiонально и плодотворно, согласно закону экономiи умственныхъ силъ, то и получитъ, какъ награду, соответственное "эстетическое наслажденiе".
"эстетизма" во всехъ его видахъ, постольку Базаровъ для писаревскаго направленiя общественной мысли является более типичнымъ, чемъ для направленiя радикально-демократическаго. Органомъ, выражавшимъ "базаровщину" въ 60-хъ годахъ, былъ не "СовременникъVгде. Антоновичъ напечаталъ крайне несправедливую и совсемъ неуместную статью объ "Отцахъ и детяхъ", а "Русское Слово", где Писаревъ, въ статье "Базаровъ", провозгласилъ это лицо вернымъ и лучшимъ выразителемъ направленiя и идеологiи молодого поколенiя.
пришелъ къ отрицанiю эстетики не темъ путемъ, какимъ пришелъ къ тому же Базаровъ. Это различiе находится въ непосредственной связи съ темъ фактомъ, что Писаревъ по рожденiю, воспитанiю и по классовой психологiи былъ дворянинъ, баричъ, между темъ какъ Базаровъ - яркiй типъ разночинца, куда мы относимъ и лицъ духовнаго происхожденiя, какъ Чернышевскiй, Добролюбовъ, Елисеевъ и друг. Последнiе, подобно Базарову, выросли не на даровыхъ хлебахъ, не на крепостномъ праве, и выбились въ люди личнымъ трудомъ, энергiей, умомъ, дарованiями. Писаревъ, какъ известно, рос-р и развивался въ той же среде и въ той же обстановке, которая воспитала эстетиковъ и идеалистовъ 40-хъ годовъ. Мало того: по самой натуре своей онъ былъ "эстетикъ", т. -е. человекъ очень чуткiй къ изящной стороне жизни и идей. Въ начале своей литературной деятельности онъ и выступалъ поборникомъ "чистаго искусства". Обращенiемъ своимъ къ реализму, утилитаризму и трудовой морали онъ обязанъ былъ другимъ сторонамъ своего ума и натуры, въ особенности же - духу времени. Воспрiимчивый и отзывчивый, Писаревъ со всемъ жаромъ неофита воспринялъ новыя идеи, новое отрицанiе, потому что оне выдвигались всемъ ходомъ вещей, и уже явились ихъ проповедники и адепты, которые были, такъ сказать, призваны къ отрицанiю эстетики по своей классовой психологiи, по своей натуре, по складу ума. Базаровы предварили Писарева, разночинцы увлекли кающихся дворянъ и "навязали" имъ свою - демократическую - идеологiю и этику. Какъ все отрекшiеся отъ старыхъ "заблужденiй" и уверовавшiе въ новую "истину", Писаревъ въ борьбе за эту "истину" обнаружилъ энергiю, горячность и задоръ, какихъ мы не видимъ у разночинцевъ, въ томъ числе и у Базарова.
Въ связи съ этимъ любопытно отметить одно резкое различiе между Писаревымъ и Базаровымъ,-- въ ихъ отношенiяхъ къ своимъ излюбленнымъ идеямъ. Писаревъ многоречивъ, Базаровъ лакониченъ. Писаревъ пишетъ длинныя, въ свое время увлекательныя, статьи, Базаровъ вскользь, словно нехотя, бросаетъ свои афоризмы. Писаревъ - горячiй, ревностный проповедникъ, Базаровъ - совсемъ не пропагандистъ. Онъ говоритъ Павлу Петровичу: "мы ничего не проповедуемъ,-- это не въ нашихъ привычкахъ..." (гл. X). На вопросъ-упрекъ Павла Петровича: "не такъ же ли вы болтаете, какъ и все?" - онъ совершенно справедливо отвечаетъ: "чемъ, другимъ, а этимъ грехомъ не грешны" (X). Этотъ лаконизмъ, эта несловоохотливость Базарова вполне гармонируютъ съ его деловитостью, съ его ригоризмомъ и съ самимъ его умомъ, исключительно большимъ и сильнымъ... И я представляю себе, что, если бы Базаровъ остался живъ и прочиталъ статьи Писарева, оне произвели бы на него впечатленiе невыгодное; ничего новаго оне бы ему не сказали, и, пожалуй, ему показалось бы, что это пишетъ его другъ Аркадiй Николаевичъ Кирсановъ, котораго такъ не любитъ Писаревъ и съ которымъ однако, со стороны классовой психологiи, воспитанiя и некоторыхъ чертъ натуры, у него есть кое-что общее...
6.
что онъ связывался тогда и у насъ, и въ Западной Европе съ поворотомъ философскихъ направленiй отъ метафизики, отъ идеалистической философiи (въ частности отъ Гегеля) къ философiи матерiалистической, основанной на естествознанiи. Это умонастроенiе, обозначившееся - въ Германiи - сперва въ тесныхъ кругахъ ученыхъ и мыслителей, вскоре распространилось въ, массе образованнаго общества, породило обширную популярную литературу и превратилось въ такое же просветительное и освободительное движенiе, какимъ въ 30-хъ и 40-хъ годахъ было гегелiанство. "Левая" фракцiя этого последняго уже въ 40-хъ годахъ становилась матерiалистическою (Фейербахъ). Огромные успехи, сделанные естествознанiемъ въ теченiе первой половины ХІX-го века, дали матерiализму солидную опору. Матерiалистическое мiровоззренiе подкупало своею простотою и кажущеюся ясностью и распространялось въ читающей публике темъ легче, что, подобно французскому матерiализму XVIII-го века, оно являлось въ одной изъ своихъ наиболее наивныхъ и наименее философскихъ формъ. Это былъ тотъ общедоступный, вульгарный матерiализмъ, который даже и не подозреваетъ, что онъ - также "метафизика", а не "положительная" научная философiя. Таковымъ и былъ наивный матерiализмъ Бюхнера, Карла Фохта и другихъ, сочиненiя которыхъ ("Сила и матерiя" перваго, "Физiологическiя картины" второго) имели огромный успехъ въ Германiи и у насъ.
Въ Россiи уже въ 50-хъ годахъ явственно обозначился особливый интересъ къ естествознанiю. Къ концу десятилетiя это движенiе уже оформилось. Молодежь стремилась на физико-математическiе и медицинскiе факультеты. Въ особенномъ почете были химiя и физiологiя. Имена выдающихся естествоиспытателей, иностранныхъ и русскихъ, пользовались великимъ уваженiемъ, при чемъ молодежь вовсе не интересовалась знать, какихъ политическихъ убежденiй придерживается тотъ или другой ученый. Отрицанiе авторитетовъ не мешало ценить научныя заслуги и чтить такiя имена, какъ Либихъ, Бэръ, Дарвинъ. И былъ моментъ, когда отъ этихъ именъ и научныхъ идей, съ ними связанныхъ, молодыя головы кружились не меньше, если не больше, чемъ отъ такихъ головокружительныхъ словъ, какъ "народъ", "свобода", "равенство", "братство", "справедливость". Казалось, передовая молодежь готова была уйти въ науку и въ матерiалистическую философiю и отодвинуть на второй планъ помыслы о народномъ благе, о служенiи народу, равно какъ и о техъ формахъ общественнаго протеста, какiя тогда были возможны. Занятiе естественными науками и распространенiе матерiалистической философiи представлялись если не единственнымъ, то важнейшимъ деломъ, могущимъ принести существенную пользу и сыграть роль прогрессивнаго и освободительнаго движенiя. На этой-то точке зренiя и стоитъ Базаровъ. Вотъ какъ представляетъ онъ ходъ вещей въ передовой части общества: "Прежде, въ недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берутъ взятки, что у насъ нетъ ни дорогъ, ни торговли, ни правильнаго суда... {Обличительная литература, процветавшая во второй половине 50 годовъ и осмеянная Добролюбовымъ.} А потомъ мы догадались, что болтать, все только болтать о нашихъ язвахъ не стоитъ труда, что это ведетъ только къ пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, такъ называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздоромъ, толкуемъ о какомъ-то искусстве, безсознательномъ творчестве, о парламентаризме, объ адвокатуре и чортъ знаетъ о чемъ, когда дело идетъ о насущномъ хлебе, когда грубейшее суеверiе насъ душитъ, когда все наши акцiонерныя общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостатокъ въ честныхъ людяхъ, когда самая свобода, о которой хлопочетъ правительство {Эмансипацiя крестьянъ.}, едва ли пойдетъ впрокъ, потому что мужикъ нашъ радъ самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману въ кабаке...". - Такимъ образомъ, для Базарова толки, напр., о парламентаризме и адвокатуре (чемъ особенно усердно занимался - тогда либеральный и англоманскiй - "Русскiй Вестникъ" Каткова) - такой же вздоръ, какъ и разсужденiя объ искусстве и безсознательномъ творчестве... Базаровъ более чемъ скептически относится ко всему движенiю идей въ передовой части общества и въ литературе, находя его нецелесообразнымъ, безпочвеннымъ, поверхностнымъ. Онъ сторонится отъ всякой "политики" и "публицистики" и уходитъ въ отрицанiе и въ положительную науку. И надо сказать правду: отрицанiе и наука въ самомъ деле являются всегда и везде живымъ источникомъ оздоровленiя умственныхъ и нравственныхъ силъ общества, а въ 50--60-хъ годахъ нарождавшаяся "молодая Россiя" въ особенности нуждалась въ такомъ оздоровленiи, въ воспитанiи сознательной и самостоятельной критической мысли, которое безъ отрицанiя и безъ науки невозможно. - Пусть въ то время это отрицанiе было слишкомъ неосмотрительно и часто направлялось не туда, куда нужно,-- пусть область науки искусственно и произвольно суживалась пределами естествознанiя,-- пусть матерiалистическая философiя была поверхностна и недолговечна (вскоре на смену ей явился позитивизмъ),-- въ основе своей и по результатамъ это движенiе умовъ было здоровое и благотворное. Оно воспитывало умы въ научныхъ интересахъ и серьезныхъ занятiяхъ, оно увлекало молодежь въ лабораторiи, оно создавало дисциплину мысли. Упреки (исходившiе тогда изъ весьма различныхъ круговъ общества, консервативныхъ и передовыхъ), будто молодежь только читаетъ поверхностныя популярныя книжки да статьи Писарева и его сподвижниковъ, а настоящею наукою не занимается, были несправедливы въ своей огульности: именно поколенiе 60-хъ годовъ и выдвинуло целый рядъ ученыхъ-естествоиспытателей, которые потомъ на университетскихъ кафедрахъ явились воспитателями последующихъ поколенiй. Некоторые изъ нихъ обогатили науку крупными открытiями и прiобрели всемiрную известность. Вспомнимъ, напр., славныя имена А. О. Ковалевскаго, Ценковскаго, Сеченова... Нельзя учесть и взвесить сумму благъ, принесенныхъ этими и другими деятелями науки и кафедры, воспитавшимися въ 60-хъ годахъ, конечно, не безъ заметнаго влiянiя того движенiя умовъ, о которомъ идетъ речь. Но тотъ, кто ценитъ науку и понимаетъ ея воспитательное значенiе, кто въ умственной дисциплине, основанной на систематической работе въ области научнаго знанiя, видитъ важнейшую оздоровляющую и освободительную силу, тотъ добромъ помянетъ 60-е годы съ ихъ культомъ естествознанiя и съ ихъ - хотя бы и односторонней - "базаровщиной".
7.
указанiе Страхова на то, что будто бы свойственное Базарову непониманiе поэзiи, искусства и отрицательное отношенiе ко всякой эстетике, а равно и деловое, практическое, утилитарное направленiе его мысли являются чертами нацiональными, т. -е. характерными для русской (точнее, великорусской) нацiональности, какъ таковой. Не трудно видеть, что рядомъ съ такими чертами въ великорусской нацiональной психологiи найдутся и другiя, даже прямо противоположныя. Мечтательность, поэтичность, склонность къ созерцательности, къ мистицизму и т. д. не менее часто встречаются въ психологiи русскаго человека, какъ такового,-- и можно было бы привести убедительныя подтвержденiя этому наблюденiю,-- и при томъ изъ всехъ классовъ и слоевъ народа и общества. Романтики, мечтатели, идеалисты 30--40-хъ годовъ были люди столь же русскiе по нацiональности, по духу, какъ и реалисты и матерiалисты Базаровы. Сектантское движенiе въ народе достаточно ясно обнаруживаетъ соответственныя черты и въ народной массе. Но самымъ убедительнымъ подтвержденiемъ моего взгляда я считаю фактъ появленiя у насъ первостепенныхъ талантовъ и генiевъ искусства вообще, поэзiи въ частности: характерныя черты нацiональной психологiи ярче всего обнаруживаются въ художественномъ творчестве крупныхъ дарованiй и генiевъ. Отправляясь отсюда, мы скажемъ, что не отсутствiе поэтичности, не недостатокъ способности къ мечте, къ игре воображенiя и т. д. является характерною чертою русской нацiональной психики, а только - реализмъ художественной мысли и самой мечты. Это даетъ намъ верное указанiе для определенiя нацiональнаго элемента въ психологiи Базарова: Базаровъ по складу своей мысли - реалистъ по преимуществу, какимъ былъ и самъ Тургеневъ. Въ своихъ взглядахъ, мненiяхъ, стремленiяхъ и самыхъ ошибкахъ онъ отправляется отъ действительности, а не отъ идеи, какъ делала это и Пушкинъ, и Тургеневъ, и Гончаровъ, и Некрасовъ, и самъ "романтикъ" Герценъ. - Далее, Страховъ указываетъ на будто бы особливо свойственное русскому человеку, какъ таковому, пристрастiе ко всему "положительному", техническому, прикладному, утилитарному,-- и, связывая съ этимъ успехи русской науки въ области естествознанiя, видитъ отраженiе этой черты въ базаровскомъ "культе" естественныхъ наукъ, Это соображенiе не выдерживаетъ критики. Ибо этотъ "культъ" достаточно объясняется общимъ - въ Западной Европе и у насъ - движенiемъ умовъ въ этомъ направленiи въ ту эпоху, на что указываетъ и самъ Страховъ. Съ другой стороны, более чемъ странно говорить объ исключительной склонности русскаго человека ко всему прикладному и техническому: именно въ этой-то области прикладнаго знанiя мы и отстали отъ другихъ культурныхъ народовъ, именно въ этой-то сфере мы и безпомощны. Что же касается Базарова, то чистая наука (естествознанiе) занимаетъ его мысль не меньше прикладной (медицины). Изъ него могъ бы выйти первостепенный ученый физiологъ, бiологъ, и въ самой медицине онъ явился бы не только практическимъ врачомъ, но и ученымъ. Отвлеченные, чисто-научные интересы составляютъ весьма существенный элементъ въ его умственной жизни. Онъ - отличный наблюдатель природы. И не случайно то обстоятельство, что онъ - физiологъ, химикъ, зоологъ, а не техникъ, не инженеръ, не агрономъ...
формы выраженiя. - Давно замечено, что мы, русскiе, далеко не такъ связаны традицiей культуры, какъ связанъ ею западно-европейскiй человекъ. Зависитъ это, конечно, прежде всего отъ нашей культурной отсталости, отъ недостаточной интенсивности труда, положеннаго нами на созданiе нашей цивилизацiи. Веками "воспитывались" мы въ духе этой неинтенсивности труда, въ духе обломовщины, культурной безпечности и, въ конце-концовъ, усвоили себе обломовщину-какъ черту нацiональную. Вместе съ темъ сложилась у насъ, на той же почве, и другая черта: склонность и, такъ сказать, вкусъ къ самоотрицанiю, къ насмешке надъ своею жизнью, своими нравами, формами быта, понятiями,-- къ критическому и отрицательному отношенiю къ себе самимъ, какъ исторически сложившейся нацiональности. Русскiй человекъ, какъ только онъ достигаетъ самосознанiя и начинаетъ критически мыслить,-- прежде всего принимается отрицать исторически и психологически данныя формы нашего нацiональнаго уклада. Въ этомъ - чисто-психологическомъ - смысле мы не консервативны, какъ консервативенъ европеецъ; но вместе съ темъ это еще не обязываетъ насъ къ рацiональному отрицанiю въ культуре, морали, политике и т. д.: это только приводитъ къ тому психологическому, иррацiональному отрицанiю, которое легко обходится безъ положительныхъ идеаловъ и носитъ названiе нигилизма. Въ предыдущей главе я указалъ на этотъ русскiй нигилизмъ, какъ онъ выразился въ "Дыме" Тургенева - въ речахъ Потугиш и въ общей концепцiи романа, при чемъ мы заподозрели въ этомъ природномъ русскомъ нигилизме самого Тургенева. На "нигилизмъ" Тургенева указывали неоднократно. Онъ самъ разсказываетъ: "Ни отцы, ни дети",-- сказала мне одна остроумная дама, по прочтенiи моей книги: - "вотъ настоящее заглавiе вашей повести - и вы сами нигилистъ" (По поводу "Отцовъ и детбй"). - Едва ли можно сомневаться въ томъ, что и у Базарова, подъ особыми формами отрицанiя, обусловленными духомъ времени, скрывается, какъ его психологическая основа, именно указанный природный русскiй нигилизмъ. Вспомнимъ: на замечанiе Аркадiя, что Базаровъ "решительно дурного мненiя о русскихъ", онъ отвечаетъ: "Эка важность! Русскiй человетъ только темъ и хорошъ, что онъ самъ о себе пресквернаго мненiя" (гл. IX). - Базаровъ и самъ, повидимому, сознаетъ, что этотъ нигилизмъ его есть черта русская - нацiональная: "... а разве самъ я не русскiй?" говоритъ онъ Павлу Петровичу въ ответъ на слова последняго; "стало быть, вы идете противъ своего народа?" - Еще знаменательнее следующее место. Павелъ Петровичъ бросаетъ ему упрекъ въ томъ, что онъ презираетъ мужика. На это Базаровъ отвечаетъ такъ: - "Что-жъ, коли онъ заслуживаетъ презренiя? Вы порицаете мое направленiе, а кто вамъ сказалъ, что оно во мне случайно, что оно не вызвано темъ самымъ народнымъ духомъ, во имя котораго вы такъ ратуете?" (гл. X).
Итакъ, сделавъ вышеуказанныя поправки въ аргументацiи Страхова, мы можемъ повторить его выводъ, что "Базаровъ представляетъ живое воплощенiе одной изъ сторонъ русскаго духа..." - "Весьма замечательно (говоритъ далее Страховъ), что онъ (Базаровъ) - такъ сказать, более русскiй, чемъ все остальныя лица романа. Его речь отличается простотою, меткостью, насмешливостью и совершенно русскимъ складомъ..." ("Крит. статьи", стр. 29).
8.
антипатiей. Оба писателя, какъ и Страховъ, сразу поняли жизненность и правду этого типа, въ противоположность близорукой или пристрастной оценке его, сделанной Антоновичемъ и потомъ Скабичевскимъ {По этому поводу г. Батуринскiй говоритъ: "Безпристрастнымъ, историческимъ изображенiемъ нигилиста 60-хъ годовъ остается романъ Тургенева, и, право, надо бы перестать повторять старыя глупости на ту тему, что Базаровъ "клевета на молодое поколенiе*; въ особенности непрiятно встречать подобныя партiйныя утвержденiя въ такихъ книгахъ, какъ "Исторiя новейшей литературы" г. Скабичевскаго. Авторъ приводитъ ниже авторитетное свидетельство кн. Крапоткина, который говорилъ Тургеневу: "Базаровъ - удивительно верное изображенiе нигилиста..." (В. П. Батуринскiй, "А. И. Герценъ", т. I, стр. 175).}. - Не только идеи, мненiя, направленiе Базарова, но и черты его психологiи, какъ общественнаго типа, были взяты Тургеневымъ изъ действительности: такой типъ въ самомъ деле намечался въ самой жизни и вскоре оформился и выступилъ на сцену. Писаревъ свидетельствуетъ, что "явленiя", изображенныя въ романе, "очень близки къ намъ {Т. -е. къ молодому поколенiю той эпохи.}, такъ близки, что все наше молодое поколенiе со своими стремленiями и идеями можетъ узнать себя въ действующихъ лицахъ этого романа..." ("Сочиненiя", т. II, статья "Базаровъ", стр. 373). - Базаровъ - "представитель нашего молодого поколенiя; въ его личности сгруппированы те свойства, которыя мелкими долями разсыпаны въ массахъ..." (тамъ же, стр. 375).
типе. Этотъ вопросъ прежде всего приводитъ къ выясненiю генеалогiи типа, къ раскрытiю его историческихъ и общественно-психологическихъ отношенiй къ другимъ типамъ, предшествовавшимъ ему въ жизни и въ литературе. И вотъ Писаревъ и обращается къ разсмотренiю того, "въ какихъ отношенiяхъ находится Базаровъ къ разнымъ Онегинымъ, Печоринымъ, Рудинымъ, Бельтовымъ и другимъ литературнымъ типамъ, въ которыхъ, въ прошлыя десятилетiя, молодое поколенiе узнавало черты своей умственной физiономiи (тамъ же, стр. 382). - Писаревъ приходитъ къ выводу, что Базаровъ есть новый типъ передового человека, выделившагося изъ массы и ставшаго какъ бы отщепенцемъ, подобно тому, какъ въ свое время выделялись изъ общества и становились отщепенцами Печорины, Рудины и другiе. Следовательно, положенiе и отношенiя къ массе у Базарова оказываются такими же, какъ и у его предшественниковъ, начиная (скажемъ мы, вследъ за Герценомъ) не Онегинымъ, а Чацкимъ, котораго Писаревъ пропустилъ. Итакъ, Базаровъ - въ своемъ роде "лишнiй человекъ" или, по крайней мере, можетъ стать таковымъ, если обнаружится разладъ между нимъ и обществомъ. Различiе между Базаровымъ, съ одной стороны, и его литературными предшественниками, съ другой, Писаревъ усматриваетъ въ томъ, какъ реагируютъ они на свое душевное одиночество. Одни изъ его предшественниковъ томились, скучали, но не умели отнестись критически къ действительности и къ себе самимъ (Печорины); другiе "боязливо спрашивали другъ друга: а пойдетъ ли за нами общество? а не не останемся ли мы одни съ нашими стремленiями?" и т. д. Оттуда - внутреннiй разладъ, неуменiе согласовать свою жизнь съ новыми понятiями, съ высшими запросами, которые эти люди развили въ себе (Рудины). Наконецъ, третьи "сознаютъ свое несходство съ массой и смело отдаляются отъ нея поступками, привычками, всемъ образомъ жизни. Пойдетъ ли за ними общество, до этого имъ нетъ дела. Они полны собою... Здесь личность достигаетъ полнаго самоосвобожденiя полной особности и самостоятельности" (тамъ же, стр. 388-- 389). Это - Базаровы. Итогъ этому разсужденiю Писаревъ подводитъ въ формуле: "у Печориныхъ есть воля безъ знанiя, у Рудиныхъ - знанiе безъ воли, у Базаровыхъ есть и знанiе, и воля. Мысль и дело сливаются въ одно твердое целое" (стр. 389). - Отсюда видно, что Писаревъ виделъ въ Базарове какъ бы идеальный типъ техъ новыхъ людей", которые появились въ конце 50-хъ годовъ на смену Рудинымъ, людямъ 40-хъ годовъ, но не прiурочивалъ его непременно къ разряду разночинцевъ. Выше онъ подробно говоритъ, что хотя Тургеневъ и взялъ своего героя изъ среды разночинцевъ, изъ трудящейся массы, но это для пониманiя Базарова несущественно: можно легко представить себе Базарова вышедшимъ изъ другой среды и воспитавшимся не въ нужде и труде изъ-за куска хлеба, человекомъ съ хорошими манерами, "совершеннымъ джентльменомъ". "Онъ (Базаровъ) действительно mal élevé и mauvais ton, но это нисколько не относится къ сущности типа", говоритъ Писаревъ (стр. 380). - Съ этимъ взглядомъ нельзя согласиться. Правда, Базаровъ могъ бы и не быть mal élevé и mauvais ton, но то, что онъ - не дворянинъ, не баричъ, а разночинецъ, что онъ воспитался въ суровой обстановке трудовой жизни и вынесъ оттуда презренiе и ненависть къ барству, изнеженности, "романтизму" и т. д.,-- это въ высокой степени характерно для него, и именно на этомъ и обоснованъ его протестъ противъ дворянскаго, барскаго типа. Вспомнимъ то, что на прощанiе говоритъ Базаровъ Аркадiю: "... для нашей горькой, терикой, бобыльной жизни ты не созданъ. Въ тебе нетъ ни дерзости, ни злости, а есть молодая смелость да молодой задоръ; для нашего дела это не годится. Вашъ братъ, дворянинъ, дальше благороднаго смиренiя или благороднаго кипенiя дойти не можетъ, а это пустяки. Вы, напримеръ, не деретесь - и ужъ воображаете себя молодцами,-- а мы драться хотимъ. Да что! Наша пыль тебе глаза выестъ, наша грязь тебя замараетъ, да ты и не доросъ до насъ, ты невольно любуешься собою, тебе прiятно самого себя бранить; а намъ это скучно - намъ другихъ подавай! намъ другихъ ломать надо! Ты славный малый; но ты все-таки мякенькiй, либеральный баричъ..." (гл. XXVI). - Самъ Тургеневъ указывалъ (въ письмахъ) на то, что Базаровъ былъ задуманъ, какъ демократъ не по убежденiямъ только, но преимущественно по натуре, и противопоставленъ дворянскому, барскому психологическому укладу. "Вся моя повесть", писалъ Тургеневъ Случевскому (1862 г.), "направлена противъ дворянства, какъ передового класса... Базаровъ въ одномъ месте у меня говоритъ (я это выкинулъ для цензуры) Аркадiю: твой отецъ честный малый, но будь онъ расперевзяточникъ, ты все-таки дальше благороднаго смиренiя или кипенiя не дошелъ бы, потому что ты дворянинъ..."
Этотъ прирожденный, натуральный, классовый демократизмъ Базарова есть фактъ первостепенной важности, отъ котораго и следуетъ отправляться для правильной постановки вопроса объ отношенiяхъ базаровскаго типа къ предшествующимъ ему. Базаровъ, какъ типъ, отнюдь не произошелъ отъ Рудиныхъ и Бельтовыхъ и не унаследовалъ духовныхъ благъ, имъ накопленныхъ. Онъ - не преемникъ ихъ, онъ - имъ не сынъ, хотя бы и блудный (какъ понималъ и определялъ его Герценъ). Онъ пришелъ имъ на смену, какъ ихъ отрицанiе, и никакихъ узъ духовнаго сродства мы не найдемъ между нимъ и всей серiей типовъ отъ Чацкаго до Рудина, связанныхъ между собою единствомъ классовой психологiи.
Съ этой точки зренiя я оспариваю и мысль Писарева о психологическомъ сродстве натуръ Печорина и Базарова, которую онъ развиваетъ въ статье "Реалисты". Онъ говоритъ: "Печорины и Базаровы совершенно не похожи другъ на друга по характеру своей деятельности; но они совершенно сходны (?) между собой по типическимъ особенностямъ натуры" ("Сочиненiя Д. И. Писарева, т. IV, стр. 26). - "Печорины и Базаровы выделываются изъ одного и того же матерiала" (стр. 25). Сходство между ними Писаревъ усматриваетъ въ следующемъ: "и те, и другiе - очень умные и последовательные эгоисты; и те, и другiе выбираютъ себе изъ жизни все, что въ данную минуту можно выбрать самаго лучшаго, и, набравши себе столько наслажденiй, сколько возможно добыть (?), оба остаются неудовлетворенными, потому что жадность ихъ непомерна (?), а также и потому, что современная жизнь не очень богата наслажденiями" (стр. 26). - Если это, съ грехомъ пополамъ, применимо къ Печорину, то совершенно не подходитъ къ Базарову, какъ бы мы ни понимали приписываемый ему "эгоизмъ" и "непомерную жадность" къ "наслажденiямъ". Нужно помнить, во избежанiе недоразуменiй, что, въ отношенiи къ Базарову, Писаревъ имеетъ здесь въ виду наслажденiя высшаго порядка - умственнаго труда, науки, общественной деятельности и т. д. Въ другомъ месте статьи Писаревъ подробно развиваетъ эту - очень популярную въ то время - теорiю высшаго и разумнаго эгоизма, доказывая, что правильно понятые интересы личности совпадаютъ съ интересами общества, народа и всего человечества. Если этого рода "эгоизмъ" свойственъ Базарову, то онъ не свойственъ Печорину - и не потому, что у последняго нетъ "знанiя", нетъ истиннаго развитiя, а просто потому, что, по самой натуре своей, Печоринъ не можетъ быть "эгоистомъ" въ этомъ смысле, и "наслажденiя", которыя онъ преследуетъ, во всякомъ случае не высшаго порядка. Писаревъ забываетъ, что Печоринъ прежде всего - человекъ страстей, чего отнюдь нельзя сказать о Базарове. Базаровъ слишкомъ свободенъ внутренно, чтобы быть игралищемъ страстей... Единственное, на что можно указать, сравнивая натуры Печорина и Базарова, это - сила воли и стремленiе подчинять другихъ своей воле. Но этого слишкомъ мало, чтобы отождествлять эти две натуры, столь различныя во всемъ остальномъ. - Какимъ бы эгоистомъ ни казался Базаровъ, онъ отнюдь не человекъ, который жаждетъ наслажденiй, хотя бы и высшаго порядка. Онъ - человекъ труда и трудовой этики. Самый терминъ "наслажденiе" какъ-то странно звучитъ и, такъ сказать, режетъ ухо въ примененiи къ Базарову. Мы предпочтемъ другой терминъ: "умственное и нравственное удовлетворенiе", и скажемъ, что Базаровъ легко и непроизвольно его находитъ - въ своемъ труде и въ отрицанiи. - Но послушаемъ дальше: по воззренiю Писарева, Печорины и Базаровы никакъ не могутъ ужиться ("существовать вместе") въ одномъ обществе (именно потому, что они "выделываются изъ одного матерiала"), "стало быть, чемъ больше Печориныхъ, темъ меньше Базаровыхъ, и наоборотъ. Вторая четверть XIX столетiя особенно благопрiятствовала производству Печориныхъ..." (стр. 25). Ныне ихъ время прошло, но ихъ запоздалые эпигоны упорно не хотятъ сойти со сцены и продолжаютъ разыгрывать или пародировать ихъ роль. Такого эпигона Писаревъ и видитъ въ Павле Петровиче Кирсанове, котораго онъ называетъ "отживающею тенью печоринскаго типа" (стр. 25).
Петровича Кирсанова, съ коорымъ онъ только расходится въ мiросозерцанiи, въ умственныхъ вкусахъ, да и во всемъ! Нетъ нужды опровергать но. Для насъ интересно отметить только, что, по воззренiю Писарева, базаровскiй типъ не составляетъ безусловно новаго явленiя жизни и находится въ некоторой преемственной связи съ передовыми типами прошлаго, ближайшимъ образомъ роднясь съ типомъ Печорина {Любопытно отмстить, что Писаревъ приписываетъ Базарову своеобразные романтизмъ: "И страшно, и мучительно волнуются и борются въ широкой груди Базарова ненависть и любовь, безпощадный, стальной и холодный, судорожно улыбающiйся, демоническiй скептицизмъ и горячее, тоскливое, порою радостное и ликующее романтическое стремленiе въ даль, въ даль, но не прочь отъ земли, а впередъ, въ манящую, ласкающую, глубокую синеву необозримаго лучезарнаго будущаго" (стр. 19). - Въ другомъ месте Писаревъ отмечаетъ душевное одиночества Базарова, который, такимъ образомъ, сопричисляется къ сонму "лишнихъ людей" (что, конечно, еще больше сближаетъ его - въ глазахъ Писарева - съ Печоринымъ): "Базаровъ", говоритъ Писаревъ, "съ первой минуты своего появленiя приковалъ къ себе все мои симпатiи... Я долго не могъ объяснить себе причину этой исключительной привязанности, но теперь я ее вполне понимаю. Ни одинъ изъ подобныхъ ему героевъ не находится въ такомъ трагическомъ положенiи, въ какомъ мы видимъ Базарова. Трагизмъ базаровскаго положенiя заключается въ его полномъ уединенiи среди всехъ живыхъ людей, которые его окружаютъ" (стр. 17).}.
еще более - черты своихъ духовныхъ и классовыхъ предковъ. Базаровъ Писарева, это - Базаровъ, переиначенный на дворянскiй ладъ: черты классовой психологiи разночинца отодвинуты на второй планъ, представлены (и совершенно ошибочно) несущественными, а на первый планъ поставлены те особенности натуры Базарова, которыя можно, съ некоторыми натяжками, сопоставить и даже отождествлять съ аналогичными чертами такого ультра-барскаго типа, какъ Печоринъ, къ которому Писаревъ, очевидно, питаетъ особое расположенiе. - Итакъ, Писаревъ понимаетъ и ценитъ Базарова подъ особымъ угломъ зренiя,-- скажемъ,-- подъ угламъ зренiя умственныхъ вкусовъ, моральныхъ понятiй, идей, симпатiй и антипатiй "кающихся дворянъ" 60-хъ годовъ. Это - пониманiе не полное, не безъ изъяновъ, но это - наименьшая и самая простительная изъ всехъ ошибокъ, какiя тогда были сделаны критиками и судьями тургеневскаго Базарова. Одинъ только Страховъ взглянулъ на Базарова въ некоторыхъ отношенiяхъ шире и глубже Писарева. Какъ бы то ни было, для того времени взглядъ Писарева, за вычетомъ указанныхъ выше неточностей, можетъ считаться правильнымъ. Мало того: онъ, такъ сказать, душевно-правдивъ,-- совершенно такъ, какъ душевно-правдиво личное отношенiе Тургенева къ Базарову, этому "любимому детищу" великаго художника, этому "умнице и герою" {Объ этомъ я говорилъ подробно въ "Этюдахъ о творчестве И. С. Тургенева".}.
Иное приходится сказать о взгляде Герцена на Базарова.
нельзя назвать не только "душевно-правдивымъ", но и безпристрастнымъ. Вся статья Герцена ("Еще разъ Базаровъ" въ VIII томе "Полярной Звезды", перепечатана въ V-мъ томе "Сочиненiй А. И. Герцена", стр. 426 и сл.) написана въ защиту "Рудиныхъ и Бельтовыхъ", вообще деятелей прошлаго, отъ нападокъ Базарова, Писарева и другихъ представителей молодого поколенiя. Базаровъ, какъ натура и какъ типъ, антипатиченъ Герцену. Великiй писатель, одинъ изъ типичнейшихъ людей 40-хъ годовъ, не можетъ простить Базарову его резкости, грубости, цинизма. Его мiросозерцанiе, его отрицанiя кажутся Герцену узкими, односторонними, аляповатыми. Базаровщина - явленiе болезненное, плодъ недомыслiя. Базаровскiй типъ представляется Герцену "натянутымъ, школьнымъ, взвинченнымъ" (стр. 430). Однимъ словомъ, Герценъ отнесся къ Базарову и къ базаровщине какъ разъ такъ, какъ относится къ нимъ Павелъ Петровичъ Кирсановъ. - Герценъ въ претензiи и на Тургёнева за то, что онъ унизилъ "отцовъ", представилъ-Кирсановыхъ " стертыми и пошлыми" представитетелями ихъ поколенiя (стр. 430). Но онъ ошибается, говоря, что это не входило въ задачу Тургенева и вышло какъ-то нечаянно. Мы знаемъ, что таково и было намеренiе художника, какъ это и засвидетельствовано имъ самимъ. По мненiю Герцена, "крутой Базаровъ увлекъ Тургенева, и вместо того, чтобъ посечь сына, онъ выпоролъ отцовъ" (стр. 429). - Герценъ почувствовалъ обиду за свое поколенiе, чуть ли не за себя лично: "... часть молодого поколенiя узнала себя въ Базарове. Но мы вовсе не узнаемъ себя въ Кирсановыхъ..." (419).
Явленiе "нигилизма" составляло предметъ долгихъ и скорбныхъ думъ Герцена. Къ нему онъ возвращался неоднократно и приходилъ къ выводу, что это - родъ умственной и, пожалуй, моральной болезни, которою русское общество занемогло въ тяжелый перiодъ реакцiи 1848--1855 гг. - "Темная, семилетняя ночь пала на Россiю и въ ней-то сложился, развился и окрепъ въ русскомъ уме тотъ складъ мыслей, тотъ, прiемъ мышленiя,. который назвали нигилизмомъ" (стр. 437). - Но непосредственно за этими строками, изображающими нигилизмъ какъ исчадiе тьмы, онъ даетъ ему следующее определенiе, которое, полагаю, всякому безпристрастному человеку покажется не осужденiемъ, а оправданiемъ "нигилизма", какъ вполне здраваго и въ высокой степени плодотворнаго "склада мысли": "Нигилизмъ это - логика безъ структуры, это наука безъ догматовъ, это - безусловная покорность опыту и безропотное принятiе всехъ последствiй, какiя бы они ни были, если они вытекаютъ изъ наблюденiя, требуются разумомъ. Нигилизмъ не превращаетъ что-нибудь въ ничего, а раскрываетъ, что ничего, принимаемое за что-нибудь, оптическiй обманъ, и что всякая истина, какъ бы она ни перечила фантастическимъ представленiямъ, здоровее ихъ и во всякомъ случае обязательна".
"складъ мыслей" Базарова,-- и этотъ "нигилизмъ"' давно известенъ во всемъ образованномъ мiре подъ именемъ эмпирическаго и критическаго отношенiя къ действительности. Это - приматъ разума надъ чувствомъ, перевесъ наблюденiя и опыта надъ фантазiями и иллюзiями, предпочтенiе "низкихъ истинъ" "насъ возвышающему обману", господство реализма и критики. Излишне пояснять, что это - явленiе общечеловеческое, а не специфически-русское, и что оно ничего общаго не имеетъ съ реакцiей 1848--1855 годовъ. - Этотъ " нигилизмъ " совпадаетъ съ наукой, научнымъ мiросозерцанiемъ, критической философiей. Герценъ тутъ же оговаривается, что подъ данное имъ определенiе наши русскiе "нигилисты" не подойдутъ (ведь и у нихъ была своя "догма" и свои иллюзiи), но зато подойдетъ И. С. Тургеневъ, "бросившiй въ нихъ первый камень, и, пожалуй, его любимый филосовъ Шопенгауеръ" (стр. 487). - Но вследъ за симъ Герценъ, несколько неожиданно, указываетъ на признаки того, что онъ называетъ "нигилизмомъ", у Белинскаго и Бакунина (очевидно, это только случайно подвернувшiеся подъ руку примеры, изъ коихъ второй - о Бакунине - представляется мне неидущимъ къ делу). Значитъ, тутъ уже имеется въ виду русскiй нигилизмъ въ одной изъ его первоначальныхъ формъ, что явствуетъ и изъ следующихъ за симъ строкъ: "Нигилизмъ съ техъ поръ расширился, яснее созналъ себя, далее сталъ доктриною, принялъ въ себя много изъ науки и вызвалъ деятелей съ огромными силами, съ огромными талантами... Все это неоспоримо". Такимъ образомъ, Герценъ отдаетъ ему дань справедливости, готовъ признать его заслуги и право на существованiе. Но примириться съ нимъ романтикъ Герценъ не можетъ: прежде всего, ему такъ жаль техъ "насъ возвышающихъ обмановъ", которыхъ не щадитъ "нигилизмъ". Этого мотива Герценъ однако не приводитъ, выдвигая другое, столь же характерное для романтика-идеалиста, основанiе: "новыхъ началъ, принциповъ, онъ не внесъ", говоритъ Герценъ...
"нигилизма", т. -е. эмпирической науки и критической мысли, ответилъ бы Герцену, что изобретать "новыя начала, принцицы" - дело не науки, которая только изследуетъ природу явленiй,-- пусть сама жизнь выдвигаетъ какiе ей угодно принцины, хоть старые, хоть новые... Русскiй же "нигилистъ" Базаровъ сказалъ бы тутъ то, что сказалъ онъ Павлу Петровичу, когда последнiй, начавъ съ указанiя на англiйскую аристократiю, которая "дала свободу Англiи", закончилъ свою тираду изреченiемъ, что "безъ принциповъ жить въ наше время могутъ одни безнравственные или пустые люди": - "Аристократизмъ, либерализмъ, прогрессъ, принципы", сказалъ Базаровъ, "подумаешь, сколько иностранныхъ... и безполезныхъ словъ! Русскому человеку они даромъ не нужны" (гл. X).
На вопросъ: что же именно нужно русскому человеку (т. -е. Россiи)?-- Базаровъ, какъ известно, отвечаетъ, что всего нужнее отрицанiе. "Въ теперешнее время полезнее всего отрицанiе - мы отрицаемъ", говоритъ онъ Павлу Петровичу Кирсанову (гл. X). Выше я старался выяснить происхожденiе и смыслъ базаровскаго отрицанiя. Къ сказанному добавлю здесь следующее.
Въ томъ же 1859 году, къ которому прiурочено действiе романа, появилось художественное произведенiе, въ которомъ большая и существенная часть того, что отрицаетъ Базаровъ, была подвергнута иному - чисто-художественному - отрицацiю: Гончаровъ старую, отживающую, спящую, лениво мечтающую Россiю свелъ къ обломовщине. Добролюбовъ показалъ, какъ рудинскiй типъ перешелъ въ обломовскiй.
не что иное, какъ всероссiйскую обломовщину - во всехъ ея видахъ и проявленiяхъ.
Это даетъ намъ возможность уловить и положительную, идейную сторону базаровскаго отрицанiя. Оно оказывается вовсе не столь безпринципнымъ, какъ это представлялось, напр., Герцену.
"русскому человеку даромъ не нужны" разныя хорошiя иностранныя слова, въ томъ числе даже такiя, какъ "либерализмъ" и "прогрессъ". Онъ называетъ ихъ "безполезными". Очевидно, онъ возстаетъ не противъ идей, а противъ пустыхъ словъ, а пустыми делаетъ ихъ всероссiйская обломовщина. "Идея", базаровскаго "нигилизма", кажущагося безпринципнымъ, такова: "русскому человеку" прежде всего нужны трудъ, знанiе, энергiя, критика и отрицанiе всехъ старыхъ предразсудковъ, шаблонныхъ понятiй,-- ему нужно подавить апатiю, лень, безволiе,-- вылечиться отъ обломовщины. Это - очередная задача ("въ теперешнее время", говоритъ онъ, "полезнее всего отрицанiе"). Базаровъ вовсе не проповедуетъ отрицанiе для отрицанiя. Онъ руководится критерiемъ пользы,-- именно пользы для "русскаго человека". - Разъ это такъ, то само собой падаетъ утвержденiе Герцена, что "нигилизмъ" (Базаровъ) не внесъ новыхъ началъ, принциповъ. Разве базаровскiй "культъ" труда, положительной науки, критики не есть новое начало въ классической стране обломовщины? Разве демократизмъ и трудовая этика Базарова - не принципъ, который былъ и новымъ и настоятельно-нужнымъ въ аристократической, крепостнической Россiи накануне великой реформы? Разве ригоризмъ, трудоспособность и внутренняя свобода Базарова не были тогда и не остаются доныне оздоровляющими и движущими началами?
болезнью - обломовщины.