Конышев Е. М.: Образ нигилиста и байроническая традиция в русской литературе

Образ нигилиста и байроническая традиция в русской литературе.

Общепризнанно, что поэзия Байрона оказала большое влияние на духовное развитие русского общества. Но при этом обычно имеют в виду эпоху Пушкина и Лермонтова. Между тем отзвуки байронических мотивов сохранялись в творчестве классических писателей даже тогда, когда тон в общественной жизни задавали нигилисты и утилитаристы. Это объясняется тем, что эпоха великих реформ сконцентрировала перед Россией проблемы, решавшиеся в Европе на протяжении весьма длительного исторического периода. Определённые условия были и для утверждения просветительских идеалов, и для романтической реакции на просветительство, и всё это было неизмеримо усложнено тем новым опытом разочарований и открытий, который мог быть наиболее адекватно отражён только в реалистическом типе творчества. Как справедливо отмечал В. М. Маркович, «стремление и способность синтезировать традиции отдалённых друг от друга эпох (или несовместимых на иной исторической почве литературных направлений) составляет, по-видимому, одну из общих типологических черт, характерных для всей «большой» русской литературы нового времени» 1.

Синтетический характер творческого метода Тургенева был убедительно доказан в нашем литературоведении ещё в 60-70 годы прошлого века. В работах Г. Б. Курляндской была решена задача «раскрытия очень сильных преемственных связей Тургенева-реалиста с искусством классического романтизма, тех связей, которые сказались и в эстетических взглядах писателя, и в его концепции человека, и в приёмах психологического анализа, в богатой системе определений-эпитетов, в использовании художественных тропов вообще, в любых компонентах стиля» 2. Но, если статическое определение художественного метода писателя как прочно сложившегося, замкнутого в себе, неподвижного реализма давно и единодушно отброшено, то вопрос о влиянии на Тургенева конкретных романтических течений, несомненно, нуждается в дополнительном изучении.

Ещё более сложным представляется вопрос о художественном методе Достоевского. Некоторые зарубежные учёные вообще трактуют его как романтика, что, конечно, является преувеличением 3. Трактовку метода писателя как своеобразного синтеза реализма и романтизма отстаивал Л. П. Гроссман 4. Наиболее правильным, на наш взгляд, является свойственное большинству отечественных исследователей стремление разделить отношение к романтизму автора и его героев 5. В любом случае можно уверено говорить о проявлении разнообразных романтических традиций в творчестве Достоевского.

Байронизм очень характерен для молодого Тургенева. Отнюдь не случайно одним из первых литературных опытов начинающего писателя станет драматическая поэма «Стено», где он пытается подражать английскому поэту. Байронические настроения звучат и в том часто цитируемом исследователями письме к Полине Виардо, где Тургенев пишет: «Я предпочитаю Прометея, предпочитаю Сатану, тип возмущения и индивидуальности. Какой бы я ни был атом, я сам себе владыка; и хочу истины, а не спасения; я чаю его от своего ума, а не от благодати» 6. Конечно, в дальнейшей своей жизни Тургенев во многом отойдёт от юношеского увлечения Байроном, но отзвуки его поэзии будут сохраняться и в реалистических произведениях писателя. Вспомним, что писал Аполлон Григорьев о рассказе «Бежин луг». Среди крестьянских ребятишек, сидящих возле костра, он увидел «байронического мальчика», и «в лице байронического мальчика» 7 критик нашёл отражение поэтической личности самого писателя. Конечно, подобное замечание поражает своей неожиданностью и оригинальностью. Всё-таки речь идёт о русской деревне. Казалось бы, причём здесь Байрон? Но, если вдуматься, оно вполне обоснованно. Просто романтик Аполлон Григорьев более, чем кто-либо другой, был способен уловить в «Записках охотника» отдалённую связь с художественным миром великого английского поэта. Сохраняется эта связь и в романе, посвящённом изображению современной Тургеневу демократической молодёжи, в романе «Отцы и дети».

Знаменательно, что замысел этого произведения возникает в Англии, где писатель отдыхал летом 1860 года. Знаменательны отзывы критиков и писателей, которые указывали (хотя часто в ироническом смысле), что в образе тургеневского нигилиста проступают черты романтического героя. Вспомним, как трактовал конфликт романа Н. Н. Страхов: «Базаров – это титан, восставший против своей матери-земли», и, «как бы то ни было, Базаров всё-таки побеждён, побеждён не лицами …, но самою идеею этой жизни» 8. Базаров – титан. Пусть это всего лишь образное выражение, но оно возникло не случайно. Н. Н. Страхов верно уловил, что тургеневский Базаров может расцениваться как одно из воплощений грандиозной, восстающей против всего мира титанической личности, которая в своё время была опоэтизирована романтиками. Даже М. А. Антонович это почувствовал. Он писал: «По-видимому, г. Тургенев хотел изобразить в своём герое, как говориться, демоническую или байроническую натуру, что-то вроде Гамлета; но, с другой стороны, он придал ему черты, по которым и даже эта натура кажется самою дюжинною и даже пошлою, по крайней мере, весьма далёкой от демонизма. И от этого в целом выходит не характер, не живая личность, а карикатура…» 9. Обвиняя Тургенева в злостном искажении облика передовой молодёжи, критик «Современника», безусловно, ошибался, и всё-таки демонические и байронические черты в образе Базарова он отметил, пусть, может быть, случайно, но вполне обоснованно. Самое же главное, конечно, это восприятие романа Достоевским. Как известно, он не раз высказывался о Базарове. Остановимся на одной реплике, прозвучавшей в романе «Бесы». Степан Трофимович Верховенский заявляет: «Я не понимаю Тургенева. У него Базаров это какое-то фиктивное лицо, не существующее вовсе; они же первые и отвергли его тогда, как ни на что не похожее. Этот Базаров это какая-то неясная смесь Ноздрёва с Байроном…» 10. При всем ироническом отношении писателя к данному персонажу он часто передаёт ему собственные мысли, и, думается, что байронические черты в Базарове отмечены Достоевским вполне серьёзно.

резкости. В ряде сцен описание его таково, что о романтизме не может быть и речи. И всё же к достоверному описанию демократической молодёжи шестидесятых годов образ Базарова не сводится. Об этом в своё время весьма убедительно писал Д. Н. Овсянико-Куликовский: «Смотреть на Базарова, как на тип наших «нигилистов» или «мыслящих реалистов» 60-х гг. нет никакой возможности. К этому «движению», в сущности безобидному, Базаров примыкает чисто внешним образом. Отрицание искусства, глумление над Пушкиным, культ естественных наук, материалистическое мировоззрение – всё это только «механически» связывает Базарова с известными кругами молодёжи того времени. Но ведь Базаров интересен и так значителен вовсе не этими «взглядами», не «направлением», а внутренней содержательностью и сложностью натуры, в самом деле «сумрачной», «наполовину выросшей из почвы», огромной силой духа, наконец – при демократизме «до конца ногтей» – такой независимостью мысли и такими задатками внутренней свободы, каких дай Бог настоящему философу» 11. Особенно значительным в данном высказывании известного литературоведа представляется указание на то, что в Базарове воплощено стремление к свободе и независимости человеческого духа. Д. Н. Овсянико-Куликовский считает подобные качества свойством настоящего философа, и с ним можно согласиться. Но следует добавить, что для Тургенева это признак ещё и несколько иной системы ценностей. Вспомним слова писателя: «Романтизм есть не что иное как апофеоза личности» (С., 1, 220). Между тем именно как апофеоза человеческой личности представлен в романе образ Базарова. И в этом, несомненно, отразилась глубинная связь Тургенева с романтизмом. Современный английский исследователь Р. Фриборн пишет: «В контексте развития мировой литературы, русская литература девятнадцатого века трансформировала образ уединённого, байроновского героя, типичного для романтического воображения, в реалистический образ «нового человека», обусловленного, но и как-то пересозданного условиями русской действительности» 12. Трансформация образа, конечно, была очень значительной. Но сохранялась и связь байроновской идеи личности с осмыслением типа «нового человека» в романе «Отцы и дети». С романтическим бунтарём и отщепенцем Базарова роднит его индивидуализм. Мы как-то не очень охотно признаём, насколько он присущ тургеневскому герою. Некоторые характерные высказывания Базарова мы склонны объяснять временными обстоятельствами, депрессией. Например: «А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет… да и на что мне его спасибо? Ну, будет он жить в белой избе, а из меня лопух расти будет; ну, а дальше?» (С., 8 , 325). Между тем подобное заявление вполне соответствует основам базаровского мировоззрения. Нельзя не вспомнить, что Базаров весьма не понравился значительной части революционно-демократической молодёжи. И для этого были причины. Люди базаровского типа, если они не маскируют своих взглядов, мало уместны в той среде, где человека призывают к дисциплине, самопожертвованию, служению народу. Думается, что именно индивидуализм Базарова был одной из причин неприятия его теми, кто мечтал о хрустальных дворцах, кто идеализировал общину и верил в социалистические инстинкты русского крестьянина. Индивидуализм Базарова, кстати, хорошо почувствовал Писарев: «Ни над собой, ни вне себя, ни внутри себя он не признаёт никакого регулятора, никакого нравственного закона, никакого принципа» 13. Писарев, правда, возмущения этим не выражал, истолковывая взгляды Базарова в духе собственных утилитарных этических принципов.

Важно ещё раз подчеркнуть, что индивидуализм тургеневского героя носит во многом именно романтический характер. Ведь Базаров предстаёт перед нами во многом как мятежный бунтарь и разрушитель. Он восстаёт против авторитетов и готов переступить все преграды, воздвигаемые законом, властью, государством:

<…>

- Как? Не только искусство, поэзию … но и … страшно вымолвить …

Здесь ощущается то упоение идеей отрицания, то демоническое вдохновение, которое затем привлечёт внимание Достоевского. Базаров увлечён наукой, много работает, способен к созиданию, но чувствуется, что жажда разрушения также находит отклик в его сердце. Следует добавить, что в романтизме выделяется ряд течений. Для того из них, которое связано с именем Байрона, характерна как раз идеализация отрицания. Подобной идеализации подвергаются настроения, в которых выражено неприятие не только существующего общественного порядка, но и всего мироустройства. Это было обусловлено глубоким кризисом просветительских воззрений в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века. Достоевский указывал, что именно в поэзии Байрона «зазвучала тогдашняя тоска человечества и мрачное разочарование его в своём назначении и обманувших его идеалах. Это была новая и неслыханная тогда муза мести и печали, проклятия и отчаяния. Дух байронизма вдруг пронёсся как бы по всему человечеству» (26, 114). Для России нечто подобное сохраняло своё значение и в более поздний период. Наша страна, как известно, запаздывала в своём историческом развитии. Те феодальные порядки, которые на Западе были разрушены в ходе Великой Французской буржуазной революции, у нас оставались по крайней мере до 1861 года. Как отмечал В. В. Кожинов, «русские революционные демократы, одновременно являвшиеся и просветителями – Белинский, Герцен, Щедрин, Чернышевский. Добролюбов, Некрасов, – решали в России задачи, подобные тем, которые решали во Франции такие просветители, как, скажем, Руссо или Дидро» 14. Но в России в середине девятнадцатого века просветители, испытывая многочисленные иллюзии, самой историей были подведены гораздо ближе к тому, чтобы ощутить трагическое противоречие между своими идеалами и действительностью. В романе Тургенева «Отцы и дети» именно это противоречие передано с огромной художественной силой. С одной стороны, Базаров по своим взглядам очень близок к просветителям. Не случайно есть версия, что прототипом его был Добролюбов. Для Базарова характерна, особенно в начале романа, безраздельная вера в разум, в науку, в способность человека на рациональной основе перестроить и самого себя, и окружающую действительность. Но, с другой стороны, его просветительские представления всё время оказываются слишком схематичными и односторонними. Жизнь, загадочная, сложная, таинственная, постоянно опровергает тургеневского героя. В результате Базаров оказывается в состоянии духовного кризиса, глубокого нравственного смятения. По мере развития сюжета Тургенев изображает уже не самоуверенного, а, как писал Достоевский, «беспокойного и тоскующего Базарова (признак великого сердца), несмотря на весь его нигилизм» ( 5, 59). Именно этому Базарову становятся свойственны тоска, скука, меланхолия и разочарование в жизни: «Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностью, где меня не было и не будет… » ( С., 8 , 323) Тургенев передаёт здесь герою свои мысли и чувства, свои настроения космического пессимизма, но и это та мировая скорбь, которая впервые была опоэтизирована Байроном.

Конечно, следует признать, что байронические мотивы звучат в романе Тургенева достаточно приглушённо. Но они становятся совершенно очевидными, когда нигилиста начинает изображать Достоевский. Л. П. Гроссман писал: «Манфред, Арбенин или пушкинский Сильвио… являются различные варианты мрачного протестанта, могучего духа, демонической натуры, сверхчеловека или титана – этого основного романтического типа, достигающего, быть может, высшего своего проявления в образе Раскольникова» 15. Создавая образ Ставрогина, в котором даётся один из вариантов базаровского типа, Достоевский специально подчёркивает в своём герое байроническое начало: «Его воспитатель сумел дотронуться в сердце своего друга до глубочайших струн и вызвать в нём первое, ещё неопределённое ощущение той вековечной, священной тоски, которую иная избранная душа, раз вкусив и познав, уж не променяет потом никогда на дешёвое удовлетворение» (10, 35).

разочарование в просветительских идеалах Достоевский считал уже пройденным этапом. Он верил, что России предстоит открыть всему миру истины Православия, показать пример настоящего братства и любви к людям. В свете этих религиозно-философских воззрений писателя байронический герой представал как тип человеческой личности, достойный резкого осуждения. Как указывает Н. Ф. Буданова, в байроническом герое Достоевский видел «такие черты, как крайний индивидуализм, эгоизм, демонизм, отсутствие высокого нравственного идеала, во имя которого вершится суд над неправдой жизни, отрыв от народа» 16.

Проницательный критик С. Рассадин пишет: «Смесь гоголевского гротескного буяна и романтичнейшего из поэтов – взрывоопасна. И, главное, если всё-таки не примем сказанное Верховенским-старшим за формулу базаровского феномена, то она точь в точь подходит тому, кто, не будь Базарова, может быть, и не появился бы на свет. Николаю Ставрогину. Его чисто ноздрёвским безобразиям, преступающим нормы и приличий и нравственности; его почти байроновской жертвенности. Пусть даже Грецию, за которую отправился жертвенно умирать (и умер) Джордж Гордон Байрон, в безумно-нелепом мире Бесов заменила безумная же «хромоножка» Марья Тимофеевна, с которой богач и красавец Ставрогин пошёл под венец» 17. Важно отметить, что сочетание идеального и низменного, которое наблюдается в характере Ставрогина, не противоречит важнейшим канонам романтизма. Этому литературному направлению был свойствен интерес к изображению безобразного. В. Б. Шкловский писал: «Виктор Гюго создал теорию гротеска и сам ввёл в своё искусство гротеск. Он был услышан Достоевским, развёрнут, обогащён, потому что гротеск Гюго соединил низкое и высокое» 18. С одной стороны, Ставрогин описывается так, что он вполне соответствует высокому романтическому герою. Этот аристократ и нигилист красив, силён, смел, умен, таинственен. Ему свойственно сознание своего превосходства над другими людьми, спокойная властность и гордость. Он буквально царит над окружающими в силу своего неоспоримого превосходства над ними. С другой стороны, многие действия Ставрогина, его преступления отличаются нарочитой низостью и некрасивостью. Но безобразное в Ставрогине, вызывая отвращение, не производит комического впечатления. Это всё же романтическая традиция в изображении литературного героя.

Подводя общий итог, необходимо подчеркнуть следующее. В образах нигилистов, созданных Тургеневым и Достоевским, отразилась отнюдь не только характерные черты людей шестидесятых годов девятнадцатого века. В них запечатлены важнейшие моменты духовного развития как русского, так и европейского общества. В них нашли своё выражение субъективные переживания писателей, прошедших школу романтизма, опиравшихся на его традиции. Влияние байронизма отчётливо выражено в «Бесах» Достоевского и в заметно более приглушённом виде в «Отцах и детях» Тургенева.

Раздел сайта: