Едошина И. А.: "Странник, ушедший в добровольное изгнание…"

«Странник, ушедший в добровольное изгнание…»

Любовь Тургенева в размышлениях Розанова

Удивительную любовь Тургенева мы именно можем назвать священною…

Василий Розанов

Розанов неоднократно обращался к произведениям Тургенева и в специальных статьях (в частности, «Ив. С. Тургенев», 1903; «О памятнике И. С. Тургеневу», 1908), и отдельных пассажах, например, в объёмной работе «С вершины тысячелетней пирамиды» (1918). Кроме того, Тургенев стабильно входит в литературный ряд писателей, который даётся Розановым как своеобразная отсылка к классической (реалистической) русской литературе – Островский, Л. Толстой, Писемский. Особое место в «тургеневских» текстах Розанова занимают две статьи: «Виардо и Тургенев» (Русское слово. 1910. 10 мая) и «Загадочная любовь (Виардо и Тургенев)» (Русское слово. 1911. 8 сентября).

Не касаясь пока содержания самих статей, хотелось бы обратить внимание, что «Русское слово» было изданием сугубо либерального толка (а именно как представителя либеральной части общества Розанов справедливо воспринимал творчество Тургенева). Кроме того, обе статьи подписаны псевдонимом В. Варварин, фамильная часть которого образована от имени его жены – Варвары. Будучи любимой женой (в своих «листьях» Розанов называет её другом ), матерью его пятерых детей, Варвара Дмитриевна Бутягина так и не стала Розановой, поскольку первая жена Розанова – А. П. Суслова – решительно не давала ему развода. Таким образом, Варварин есть тот, кто принадлежит Варваре, пусть официально этот факт ничем не подтверждён, кроме одного свидетельства, но свидетельства для Розанова в высшей степени значимого, если не вообще единственно подлинного – любви. Такова одна сторона сугубо розановского контекста обозначенных статей.

Другая не в последней степени обусловлена стремлением писателя издать законченную им к этому времени книгу «В тёмных религиозных лучах», одна из главных тем которой располагается в области пола и христианства. В начале 1910 г. книга в количестве 2400 экземпляров была издана, но тут же запрещена цензурой и уничтожена 1. В одном из эпизодов книги приводятся фрагменты автобиографии первой в России доктора философии М. В. Безобразовой (1857 – 1914), где, в частности, автор упоминает статьи о Тургеневе и женских типах в русской литературе, напечатанные её матерью во французских журналах. Как мне представляется, этот эпизод из автобиографии Безобразовой, в свою очередь, вполне мог напомнить Розанову о книге «Неизвестные письма И. С. Тургенева к г-же Полине Виардо и его французским друзьям. Собранные и изданные г. Гальпериным-Каминским» (М., 1900).

«К числу… прилипнувших к душе моей впечатлений относится одна сцена из “Призраков” Тургенева. В “Призраках” этих, кажется, кто-то летает, что-то видит, конечно, призрачное и прекрасное… Но я всё это забыл или у меня перепуталось в голове, но один эпизод остался: как душа (душа Тургенева?) смотрела в маленькое окно деревенской церкви. Что она там увидела и для чего посмотрела – я тоже забыл, и помнится мне только одна ситуация человека, смотрящего в окно церкви» 2. Думаю, что и в отношении писем Тургенева к Виардо произошла такого же рода процедура: они вспомнились как нечто созвучное раздумьям и переживаниям самого Розанова 1910 – 1911 годов 3.

Если первая (майская) статья называется «Виардо и Тургенев», то во второй (сентябрьской) – обозначение главных героев уходит в подзаголовок, а заголовком становится словосочетание «Загадочная любовь (Виардо и Тургенев)». В статье «Виардо и Тургенев» Розановым актуализируется несколько тезисов. Во-первых, такая любовь, как между Тургеневым и Виардо в мире всегда была и будет, просто о ней не всегда рассказывается. И тут же Розанов добавляет: «Для справедливости мы должны сказать, что семейные супружеские привязанности бывают столь же сильны, как эти кометообразные привязанности законом не связанных между собой людей» 4.

Указав, что всем известна только история любви Тургенева к Виардо, он сразу оговаривается, что собственно истории не было, поскольку этой любви ведомо не движение, «а только стояние»: «Тургенев как бы пал под ноги этой женщины… и остался так недвижим до конца жизни. В этой странной физической, но именно, однако, физической связи… пьедестала и статуи, канделябра и свечи. Она горит, светит… Он – ничего. Она счастлива, цветёт… Он – смотрит на её счастье. Она вполне [здесь и далее курсив Розанова. – И. Е.] живёт. Он вполне не живёт… Именно “не живёт”, поскольку любит и оттого, что любит её. Он вовсе не живёт » 5. В силу такого рода «физической связи» Розанов определяет любовь Тургенева как несчастливую, в основе которой лежит физическое ощущение писателем Виардо: «Потом это осложнилось “духом”. Как она “умна”, как “образованна”, до чего вообще “талантливая натура”. Да, но это – потом . И могло быть отнесено ко всякой – и всё Тургенев любил бы её» 6. И Розанов предлагает свой (скажем прямо: весьма субъективный) ответ, «проливающий» свет на тайну этой любви. Виардо была испанкой, в ней текла масса сильной густой крови. Тургенев же обладал «слабым организмом», «кровь Тургенева была белая, слабая, жидковатая “от северного климата”… и предков, живших долгою культурною жизнью и уставших этой жизнью» 7. Потому отношения Тургенева и Виардо целиком располагаются в области рока 8.

В сентябрьской статье Розанов расставляет иные акценты, что во многом опять-таки объясняется событиями, произошедшими в его собственной жизни. В августе 1910 г. жену Розанова разбил паралич (было ей всего 45 лет), причиной которого оказалась запущенная форма венерического заболевания, полученного ею в своё время от первого мужа. Естественно, ни Варвара Дмитриевна, ни тем более её супруг ничего о заболевании не знали. Тем страшнее оказалась открывшаяся правда. Самое дорогое в жизни Розанова, его «друг», какой-то невидимой силой буквально втаптывалось в грязь самого низкого быта. Но жизнь тела и жизнь духа – не одно и то же. Словно в подтверждение Розанов вновь обращается к «загадочной любви» Тургенева и Виардо, усматривая в постижении сути этой любви оправдание любых физических недостатков (особенно во внешности).

Физический аспект отношений Тургенева и Виардо отвергается Розановым сразу в силу их длительного протяжения во времени: «от 25-летнего возраста Тургенева до его смерти» 9. Кроме того, Тургенев много лет просто жил в семье Виардо, чего он, как глубоко порядочный человек, не мог себе позволить, если бы его с Полиной Виардо связывали интимные отношения. Потому, как замечает Розанов, «отношения Тургенева и Виардо были явно анормальны. Это какой-то особенный феномен любви, страшно редкий, трогающий нежностью, глубиной, продолжительностью до “вечности” и без всякого субстата в себе материи» 10. Казалось бы, этот феномен мог быть возможен только в некоем далёком времени, но никак не сегодня. Однако, как уже было замечено, сверхзадачей Розанова являлось убедительно показать могущую быть непервичность плоти. Он приводит рассказ о двух супругах, где муж (между тем, лавочник, читай: обычный человек) был так влюблён в свою жену, что исключал всякую возможность каких бы то ни было интимных отношений. А жена позволяла себя любить и довольствовалась этим. Розанов делает чрезвычайно важные для русской культуры в целом выводы: «Мы имеем редчайший случай, не риторический, не “преувеличенный”, настоящего обоготворения, обoжения человека человеком, женщины мужчиною… Притом не в слове, а в самом чувстве»; «могу посягнуть, но не смею… Ведь она – богиня …»; «”Вечная любовь”. Это черта божественная. Как не чувствовать, что Тургенев испытал в “счастье своей жизни”, во “встрече с Виардо”, то, что никогда, быть может, мы не испытаем: божественное ощущение божественного порядка вещей, божественного отношения вещей» 11. Сам Розанов усматривает в подобном отношении элементы язычества. Мне же хочется обратить внимание на иной аспект.

в реальном облике, чего, кстати, не могла понять Анна Шмит, пытавшаяся представить себя в этой роли. По указанной причине Соловьёвым её попытка была решительно отвергнута. В русской же культуре феномен Вечной женственности, восходящий, по-видимому, к культу Богородицы, изначально был дан именно в реальном облике в предании о «Петре и Февронии», написанном Ермолаем Еразмом в середине Х VI в. Благодаря Февронии Пётр исцелился не только физически, но и нравственно. Их союз, основанный на любви и согретый совместной молитвой, был идеальной парадигмой, заданной русской культуре. Но когда, например, Пушкин попытался повторить этот опыт, он потерпел фиаско, забыв, что к «мадонне», чистейшей прелести чистейшему образцу, в кровать не забираются. Феврония стала женой Петру после его исцеления, опять-таки не без её участия.

Мне думается, что именно Тургеневу, первому в ХIХ в., удалось в своей любви к Виардо реализовать образ Вечной женственности, ставший позднее путеводной звездой Серебряного века. Кто знает, могли бы без истории великой любви Тургенева к Виардо состояться поиски Вечной женственности того же Владимира Соловьёва, обретение Блоком и Белым Прекрасной Дамы в лице Любови Менделеевой?

В данном контексте в высшей степени значимым является следующее замечание Розанова: «Виардо не была красива. Это очень важно. Кожная красота вообще малосодержательна и потому малозначительна» 12. Эти размышления, как, впрочем, и все у Розанова, в немалой степени обусловлены личной ситуацией: собственной некрасивостью (во всяком случае, таким видел себя он со стороны), простым лицом «друга» – Варвары Дмитриевны. Но за не бросающейся в глаза внешностью, Розанов это знал, скрывался богатый мир искренних чувств и глубоких мыслей. Потому он не только безоговорочно принял, но и как никто другой сумел постичь подлинный смысл любви писателя к Виардо. Бесплотная, на первый взгляд, любовь Тургенева есть отражение божественной природы любого тела, которое по этой причине «может зажигать дух», почему и «Тургенев – вечный “жених” (с приключениями на стороне, как это бывает и у монахов)» 13. Слово «жених» Розанов многозначительно берёт в кавычки, отсылая, таким образом, читателя к библейскому тексту Песни Песней. Но в реальности русской культуры таким «вечным женихом» станет, например, Владимир Соловьёв с его культом софийности, художественного творчества в том числе. Но первым был именно Тургенев, как справедливо указывает Розанов.

«задумчивым странником». Странничество Тургенева особого рода, может быть, менее всего в прямом смысле слова: он человек «без родины», потому что любовь его не имеет границ, но именно в пределах любви и располагается подлинная родина русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева, а с ним и России. «Да и самая жизнь Тургенева: странник, ушедший в добровольное изгнание, человек без родины. “Где ваша родина?” – спрашивают русского инока в Сирии, араба в Греции, грека в России. – “Родины на земле не имамы. Наша родина на небе”. Таков Тургенев. И это он – весь » 14.

Розанов был не одинок в подобном понимании смысла любви Тургенева к Виардо. Так, в 1925 г. Зинаида Гиппиус, рассуждая о жёнах великих писателей, замечает: «Есть большой писатель, на мой взгляд – “счастливейший”. Но я едва решаюсь назвать имя, так спорно его “счастье” в глазах большинства. Однако нет сомнения, что никто не переживал любовь – влюблённость к женщине так полно, остро, длительно, и ничьё дарование не отразило любовь так особенно, с такой своей глубиной и сиянием. А женщина не была из “лучших” жён: она совсем не была женой, потому, что и брака, в обыкновенном смысле, не было. Я говорю о Тургеневе. Для него в цельности, т. е. для него с его дарованием, такая любовь была воистину счастливейшей. И, пожалуй, его судьба – есть лучшее, что можно пожелать большому писателю. Но ведь “брака” не было? Ни брака, ни семьи, ни заботливой “няньки таланта”, лучшей из жён? Или замечательному человеку, большому писателю, гению, для которого жены “идеальной” и придумать невозможно – лучше оставаться без всякой, даже самой лучшей? Этого я не знаю. Этот вопрос, неразрешимый для нас, он сам как-то решается, самой жизнью» 15.

воплощением этой любви можно назвать героев из «Оды греческой вазе» Китса, «вечных женихов» в лице Флобера и Кафки. Тургенев, будучи ярким воплощением «всемирной отзывчивости» русской культуры, дал человечеству образец идеальной реализации подлинно платоновского чувства любви, в котором угадываются его софийные очертания. Но это уже предмет иных размышлений.

Примечания.

1 Николюкин А. Н. Возвращённая книга / Розанов В. В. Собр. соч. В тёмных религиозных лучах /Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М.: Республика, 1994. С. 440.

2 Розанов В. В. Собр. соч. В тёмных религиозных лучах. С. 429.

3 Что касается «фантазии» Тургенева «Призраки», то в ней никаких «заглядываний» в церковное окно нет, но весь текст пронизывают визуальные ощущения героя. Кроме того, представляется значимым фрагмент из письма от 1 (13) августа 1849 г. Тургенева к Полине Виардо: «Мне этой ночью приснился весьма странный сон… Мне казалось, что я иду вдоль дороги, обсаженной тополями <…> Вдруг я вижу, что на меня идёт какая-то высокая белая фигура и делает мне знак следовать за нею <…> Несколько мгновений спустя мне кажется, что мы стоим на сильном ветру… на вершине чрезвычайно высокого утёса, поднимающегося над морем. – Да куда же мы идем? – спрашиваю я у своего путеводителя. – Мы птицы, ? отвечает он, – летим <…> Но в это самое мгновение меня подхватывает ветер…» / Тургенев И. С. Полное собр. соч и писем: В 30 т. Сочинения: В 12 т. Т. 7. М.: Наука, 1981. С. 483. Тургенев видел в Виардо творческую личность, одного с ним масштаба, потому его письма полны размышлений об искусстве, форма изложения которых свидетельствует о внутренней общности писателя и певицы. Не случайно в «Призраках» есть эпизод, где герой слышит захватывающее все его существо женское пение. Он не даёт нам описания лица певицы, но посвященным понятно, о ком

4 Розанов В. В. Собр. соч. О писательстве и писателях / Под общ. ред. А. Н. Николюкина. М.: Республика, 1995. С. 437.

5 Там же. С. 439.

6 Там же. С. 442.

7 Там же.

9 Там же. С. 536.

10 Там же. С. 537.

11 Там же. С. 540.

12 Там же. С. 543.

14 Там же.

15 Гиппиус З. Н. Мечты и кошмар (1920 – 1925) /Сост., вступ. ст., коммент. А. Н. Николюкина. СПб.: ООО «Издательство “Росток”», 2002. С. 471–472.

Раздел сайта: