Реальности Бежина луга.
Этот луг славится в наших околотках
под названием Бежина луга …
И. Тургенев
«Бежин луг» (1851) из «Записок охотника» знаком каждому читателю с детства. Воспринимали его с разных его сторон – как рассказ о крестьянских детях, как поэтическое описание природы родных мест Тургенева с добавлением местного фольклора, как новаторское изображение народной жизни, столь важное для общего антикрепостнического замысла «Записок охотника» . Современникам писателя принадлежали всякого рода критические нарекания в его адрес. Автора упрекали в идеализации образов деревенских мальчишек (Ап. Григорьев), в отсутствии экономии, т. е в перегруженности сюжета (В. Боткин) и т. д. 1. С некоторыми замечаниями Тургенев соглашался, против других возражал. Так, он не был согласен с советом своего московско го знакомого, Е. М. Феоктистова, придать рассказу более «фантастический» характер, т. е., очевидно, усилить тему ночных страхов в духе немецкого романтизма или раннего Гоголя (см.: Письма. 2, 95, 447). Э то противоречило бы общей эстетической и общественной задаче «Записок охотника» и теоретическим принципам его творчества, которые писатель установил сам для себя, – «стараться не только уловлять жизнь во всех её проявлениях, но и понимать её», «сквозь игру случайностей добиваться до типов – и совсем тем оставаться верным правде» (Письма. 11. 280 ).
Известно о большом влиянии «Записок охотника» на общественное сознание и на литературу России и Западной Европы середины и второй половины ХIХ в 2. К открытиям Тургенева в области народной тематики и в теме природы прибавился необыкновенный психологизм созданных им портретов-характеров 3. И все эти качества продолжали и впоследствии воздействовать на читателей и волновать исследователей 4. Критический реализм как основное направление русской литературы XIX в. многим обязан именно этим тургеневским открытиям 5.
Тем не менее время идёт и, как выразился старинный поэт (Вл. Бенедиктов), «хоть пред нами та же книга, но в ней читаем мы не то » – открываются новые стороны литературного наследия Тургенева, которые раньше не привлекали внимания. Мы знаем теперь, что это – писатель с глубоким философским подтекстом, охватывающим человека, природу, религиозные проблемы Бытия 6. Так что наше традиционное представление о том, что именно вкладывал Тургенев в понятие правды жизни стало значительно богаче. «Записки охотника» оказались не только «записками» зоркого наблюдателя российской жизни опреде лённой эпохи, их содержание напоминает скорее родник, вода в котором не убывает, сколько н и черпай.
Но вернёмся к тексту рассказа «Бежин луг». Редко в каком произведении цикла «Записок охотника» (может быть, ещё в рассказах «Касьян с Красивой Мечи» или в очерке «Лес и степь») передаётся такое ощущение огромных пространств. Рассказ начинается и оканчивается картинами неба, а между ними ц арят вечер и ночь среди лесов, полей, оврагов среднерусской возвышенности. Даже само настроение затерянности среди этих пространств (вспомним нечто подобное в «Бесах» Пушкина) и чувство с м утной тревог и говоря т нам о малости человека среди этого сумеречного мира. Рассказчик как-то даже потерянно мечется в темноте, переставая узнавать знакомые прежде м еста. И вот наступает кульминация: « Я <…> вдруг очутился над страшной бездной. – Я быстро отдёрнул занесённую ногу и сквозь едва прозрачный сумрак ночи увидел далеко под собою огромную равнину. Широкая река огибала её уходящим от меня полукругом <…>. Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея , от синеватой воздушной пустоты, и , прямо подо мною, в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, <…> под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг подле дружки два огонька» (Соч. 3 , 89).
Ночная темнота не позволяет рассказчику показать, а читателю – мысленно увидеть весь этот грандиозный ландшафт. Бежин луг – это название несколько обманчиво. Автор знает, что здесь не просто луг, здесь – «бездна», огромный каньон, уходящий к горизонту и разрушающий обычное представление о спокойном пейзаже этих мест. Несмотря на луговое и речное раздолье Бежина луга, есть в этой местности что-то тревожное, необыкновенное, некое нарушение лини й , привычных глазу. Если вглядеться в тургеневский текст, в его лексике обнаружатся свидетельства этого ощущения («бездна», «почти отвесный обрыв », «воздушная пустота», «кручь холма»). Имеется и прелюдия – описание странной лощины, в которую рассказчик попадает во время своих блужданий, и где как бы «сползлись <…> для тайного совещания» большие белые камни (Соч. 3 , 88).
Бежин луг с хрестоматийно известным тургеневским рассказом о прекрасной июльской ночи и о беседах симпатичных крестьянских ребятишек, которые пасли лошадей в середине XIX в. И Бежин луг двоится в нашем сознании: вот он – сегодняшний, подчинённый повседневной прозе хозяйственной жизни или спящий под снегом, и вот он – литературный, тургеневский, погружённый н авсе гда в сумрак тёплой летней ночи и обозначенный огнями двух костерков – традиционными символами поэтической таинственности 7.
В рассказе Тургенева таинственность – выражена ли она в ночном пейзаже или в тех страшных историях, которые мальчики рассказывают друг другу, – не нарушает правдивости повествования. Даже пугающие ночные крики, один из которых как бы повторится потом в повести «Фауст», относятся не столько к мистике, сколько к явлениям психологии и, конечно, к поэтике «ночной» темы. Литературный об раз Бежина луга воспринимается нами вовсе не как вымысел. М ы издавна и не без оснований убеждены в том , что, изменяя детали, Тургенев в «Записках охотника» в общем верно «воспроизводит знакомые места и рассказывает о происходивших здесь событиях» 8. Можно быть уверенными в том, что Тургеневу действительно довелось ночевать на Бежином лугу, как он пишет , « под обглоданным кустиком» (Соч. 3 , 90 ).
Тем не менее понятно, что того , тургеневского Бежина луга, с теми ребятишками и с теми тот Бежин луг, воссозданный и навечно запечатлённый гением писателя в слове и в чёрных значках на белой бумаге, оживает и существует только в нашем, читательском воображении. Теряет ли от этого тот Бежин луг свою ценность для нас? Нет, разумеется. Реализм его и вся прелесть остаются. Вопрос в том, можно ли считать из обр ажение Бежина луга существующим реально.
Издавна, издревле, с античных времён принято считать поэтический вымысел неправдой, ложью, в лучшем случае только «призраком истины» (выражение Н. М. Карамзина). Даже философы и эстетики делают уступку «здравому смыслу». Они хотя и осмеливаются называть этот вымышленный мир реальностью, но всё-таки реальностью не материальной, а «метафизической». На бытовом уровне кажется, что здесь никакой проблемы нет, ибо ложь есть ложь « Traume sind Schaume » («Что пена в вине – то сны в голове»), как гласит немецкая по с ловица. Выдумка никак не может быть правдой. Но ведь выдумка выдумке – рознь. Никто не подвергнет сомнению духовную истинность «Божественной комедии» Данте, «Дон Кихота» Сервантеса или «Фауста» Гёте, г е рои и сюжеты которых явно вымышлены авторами. Точно так же несомненна истинность «Записок охотника», о чём мы только что говорили. Значит, это – правда, н о правда особого качества, которая не только не противоречит вымыслу, но и обусловлена фантазией её создателя. Если она – правда, то почему же не считать её реальной?
Можно спорить о степени реальности литературных образов и сюжетов, однако кто усомнится в том, что реальность присутствует в них? Ведь едва ли не все персонажи «Записок охотника» имели своих реальных прототипов. Огрубляя вопрос, проведём аналогию с зеркалом: зеркальное отражение – правдиво ли оно? В значительной степени правдиво. Реально ли оно? В том смысле, что его нельзя потрогать – нереально. Но ведь его можно видеть ! Следовательно, для глаз оно реально. Так же, и даже в ещё большей степени реально-правдивы для восприятия пр оиз ведения изобразительных искусств. А литература? При её восприятии наши органы чувств заменяются чем-то странным, о чём написано довольно много исследований, но ч то ускользает от чётких определений, – фантазией, воображением. Г. З. Лессинг назвал творческое воображение греческим термином «энаргейя» («наглядность») ка к воплощение поэтических «снов наяву» в живых образах 9. О том же – о воображении как начале всякого т в орчества писал, как м ы помним, Пушкин в стихотворении «Осень»:
– и в сладкой тишине
Я сладко усыплён моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне…
Воображение творит свой особый мир , который находится в сложных отношениях к нашему, так сказать, «материальному» миру. Аристотель считал, что словесное искусство есть подражание «мимесис»), а Платон видел в поэте «передатчика богов» 10. В пользу правоты первого говорит в нашем случае яркая зримость написанных Тургеневым словесных картин («Павел бросил горсть сухих сучьев в огонь. Резко зачернелись они на внезапно вспыхнувшем пламени, затрещали, задымились и пошли коробиться, приподнимая обожжённые концы») (Соч. 3 , 98). В пользу правоты второго свидетельствует то богатство переживаний, которое тургеневское повествование будит в нас. Не найдём мы этих переживаний в реальном пейзаже Бежина луга, и нет их там. Их подарил нам гениальный «передатчик» Тургенев. Стоит здесь вспомнить мысль И. В. Гёте о том, что целью искусства является возвышение души человека над повседневностью, полёт её в те духовные сферы, где
Слух становится острее,
Даль всё шире раздаётся,
В сё вольнее сердце бьётся.
«Пролог к открытию Веймарского театра»
– от осторожных и скептических («…мы привносим от себя смысл, строй и выражение» в то, что читаем) 11 до восторга перед его творческой, созидательной ролью («Поэзия, да и вообще словесность движется впереди науки, прокладывая путь в неведомое – и не только в неисследованное, но и в негаданное») 12. Замечательный тургеневед А. И. Батюто привёл в своей книге высказывание Тургенева о том , что «один реализм губителен – правда, как ни сильна, не художество » 13. Непосредственно о Тургеневе можно также сказать, что для него «действительность выступала лишь сырым жизненным материалом, который подвергался преобразованию в свете определённых иде й писателя » 14. Воображение играет огромную роль в человеческой культуре; в нём – одна из её основ и одно из основных условий е ё существования и развития. Не может же культура опираться на ложь и на пустую выдумку! Следовательно, мы можем говорить об особой духовной , но несомненной правде и реальности творческого воображения.
Мы отметили уже два образа Бежина луга, два вид а его существования в нашем читательском сознании. Но есть ещё и третий его образ. «Я поглядел кругом: торжественно и царственно стояла ночь <…>. Бесчисленные золотые звёзды, казалось, тихо текли все, наперерыв мерцая, по направлению Млечного пути, и , право, глядя на них, вы как будто смутно чувствовали сами стремительный, безостановочный бег земли…» (Соч. 3 , 100) . Это удивительное соединение движения и покоя – физических состояний, которые в нашем земном мире прямо отрицают одно другое, – чувствуют и мальчики, вглядываясь в «Божьи звёздочки»; и чувство это, можно сказать – не земное, оно связывает нас с Космосом, где, вероятно, нет противоречия между движением и покоем и даже, может б ы ть, вообще отсутствует ра з личие между ними, поскольку эти состояния относительны.
Мысль о связи человека с «природой-космосом» – тургеневская мысль 14 , и выразить её помогает весь ход повествования (дополнительная деталь – рассказ Павлуши о солнечном затмении). Но, как представляется, также и само место действия способствовало этому взгляду «вверх». Тому, кто побывал на реальном Бежином лугу, становится понятнее смысл фразы, находящейся в начале главного эпизода рассказа: «Этот луг славится в наших околотках…» (Соч. 3 , 89) . Тургенев не пишет об этом прямо, но мы видим это и сейчас: в ландшафте Бежина луга есть нечто нездешнее, как уже говорилось, и даже космическое. Словно великан (ледник ?) пропахал огромную рытвину, показав человеку, к ак Бог – Иову, что на самом деле не он, человек, здесь хозяин, хотя и мнит себя таковым. Так, от геологического феномена Бежина луга протягивается прочная нить к поэтике и мировоззрению Тургенева. Или, вернее, это – не нить, а единство реальной, современной действительности – и сюже та, созданного воображением гениального русского п исателя полтора столетия назад, – и того мира «над нами», где нет нашего счёта времён. И все эти миры – и наш сегодняшний, и тот, что сохраняется под переплётом «Записок охотника», и тот, которому до Тургенева и до нашей Земли нет дела или, может быть, как раз до них дело -то и есть, – все они, в сущности, реальны, они сосуществуют и воздействуют друг на д руга. Поистине, у Бога все живы.
Примечания
1 См. комментарий А. Л. Гришунина в изд.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 - и т. Сочинения. М., 1979. Т. 3. С. 463-466 (дальнейшие ссылки на это издание в тексте, с указанием тома и страниц) .
«Записки охо т ника» И. С. Тургенева ( 1852-1952): Сб. статей и мат-лов. Орёл, 1955.
3 С м.: Шаталов С. Е. Художественный мир И. С. Тургенева. М., 1979. С. 172-232 ; Курляндская Г. Б. И. С. Тургенев: Мировоззрение, метод, традиции. Тула , 2001. С. 205 - 218.
4 См.: Громов В. А. «Записки охотника» – книга для в с ех времён // И. С. Тургенев в современном мире / Отв. р ед. С. Е. Шаталов. М. , 1987. С. 198-204.
5 См.: Бялый Г. А. Тургенев и русский реализм. М ;Л., 1962.
6 См.: Тиме Г. А. Немецкая литературно-философская мысль Х VIII – X I X веков в контексте творчест ва И. С. Тургенева (генетические и типологические аспект ы ). Мюнхен, 199 7 ; Топоров В. Н. Странный Тургенев. М. , 1 9 98; Курляндская Г. Б. Человек в природно- нравственных и эстетических измерениях в произведениях Тургенева // Спасский вестник. 2001. № 8. С. 4-17.
– «Вечерние огни» (1883 - 1891), а также – на мотив «огней сторожевых», восходящих над «неутешной душой» в «Арабесках» А. Белого (М. , 1911. С. 417).
8 Б огданов Б. В. Орловский край в «Зап и сках охотника» И. С. Тургенева // «Записки охотника» И. С. Тургенева… С. 289.
9 См.: Лессинг Г. Э. Лаокоон, или о границах живописи и поэзии. Пер. с нем. М., 1957. С. 36 9 - 370. См. т акже: Михайлов А. В. Из и стории э стетики «энаргейи»: Бодмер и Брейтингер // Гётевские чтения 1997 / Под. р ед. С. В. Тураева. М., 1997. С. 15. В реальности, хотя и своеобразной, мира воображения убеждают нас не только сны, но и и зо бра з ител ь н ы е искусства, и театр, и всякая вообще игра, и движущаяся ф о тография (кино ) и «виртуальная» действительность компьютера, и интернет.
М. Дунаев в цикле лекци й «Правосла в ие и русская литература». (М., 1997. Ч. 3. С. 289) . Творческая ф антазия – она и есть дар Божий. О других «фантазиях» м ы здесь не говорим.
«Внутренний человек» и внешняя речь: Очерки психопоэтики русской литератур ы Х VIII –ХIХ в еков. М. , 1999. С. 413.
13 Батюто А. И. Творчество И. С. Тургенева и критико-эстетическая мысль его времени / Отв. ред. К. Д. Муратова. Л. , 1990. С. 220.
15 См.: Курляндская Г. Б. Человек в природно - нравстве н н ом и эстетическом измерениях в произведениях Тургенева. С. 7