33
Итак, язык тургеневских романов необычайно богат и разнообразен по составу, гибок по формам словоупотребления, внутренне организован, наконец, в высокой мере характеристичен для персонажей, которые с его помощью изъясняются. Слово Тургенева свободно, и творчески типизирует все те явления действительности, о которых оно повествует. Оно обладает большой сюжетной нагрузкой. Речи Рудина открывают светлую дорогу перед Натальей, и они же наносят тяжелый удар ее романтическим иллюзиям о силе этого человека.
«А ты, я вижу, опять прибирала свою келейку, — промолвила Марфа Тимофеевна... — Лиза задумчиво посмотрела на свою тетку. — Какое вы это произнесли слово! — прошептала она. — Какое слово, какое? — с живостью подхватила старушка. — Что ты хочешь сказать?» И это «слово» вскоре будет повторено Лизой, которая известит тетку о непреклонном желании — уйти в монастырь. «Многие из слов Михалевича неотразимо вошли... в душу» Лаврецкого, слово, произнесенное Шубиным, «запало глубоко... в душу» Берсенева. «Он утонет, спасите его, спасите!» — закричала Анна Васильевна Инсарову... — Выплывет, — проговорил он с презрительной и безжалостной небрежностью». Это слово потрясло Елену, которая на следующий день записала в своем дневнике: «Как он сказал: выплывет! Это меня перевернуло. Стало быть, я его не понимала... Да, с ним шутить нельзя, и заступиться он умеет». Сказанное Инсаровым слово раскрывает перед Еленой новые стороны его характера.
Крылатая тургеневская речь быстро входила в повседневный язык русского общества, приобретая в нем полные права гражданства. Наиболее ярким примером явилась история слова «нигилист» после опубликования романа «Отцы и дети». Как указывал в 1863 году Щедрин, это крылатое слово было в первую очередь использовано консервативно-реакционными кругами тогдашней России: «...«благонамеренные» накинулись на слово «нигилист» с ожесточением; точь-в-точь, как благонамеренные прежних времен накидывались на слова фармазон и волтерьянец. Слово «нигилист» вывело их из величайшего затруднения. Были понятия, были явления, которые они до тех пор затруднялись, как назвать; теперь этих затруднений не существует: все это нигилисты; были люди, которых физиономии им не нравились, которых речи производили в них нервное раздражение, но они не могли дать себе отчета, почему именно эти люди, эти речи производят на них именно такое действие; теперь все сделалось ясно: да потому просто, что эти люди нигилисты! Таким образом, нигилист, не обозначая собственно ничего, прикрывает собой всякую обвинительную чепуху, какая взбредет в голову благонамеренному, и если б Иван Никифорыч Довгочхун знал, что существует на свете такое слово, то он, наверное, назвал бы Ивана Иваныча Перерепенко не дурнем с писаною торбою, а нигилистом...289*»
«нигилист» в шестидесятые годы существовало и иное, прямо ему противоположное. Оно нашло себе выражение уже в статье Писарева «Базаров». «Невнимательный читатель может подумать, что у Базарова нет внутреннего содержания и что весь его нигилизм состоит из сплетения смелых фраз, выхваченных из воздуха и не выработанных самостоятельным мышлением». По твердому убеждению Писарева, базаровский нигилизм — положительное, прогрессивное явление: «Кто в жизни своей хотя один раз, хоть в продолжение нескольких минут смотрел на вещи глазами Базарова, тот остается нигилистом на весь свой век»290*.
Так двояко было понято тургеневское слово «нигилист» враждовавшими между собой группами русского общества шестидесятых годов. Но как бы они ни относились к «нигилизму», роман глубоко взволновал читателей. Крылатому слову романиста сразу было придано обобщающее и глубоко типическое содержание. Прошло еще несколько лет, и Герцен в письме к Вырубову констатировал: «Слово «нигилизм» принадлежит жаргону; сначала его пустили в ход враги радикального и реалистического движения в России. Слово осталось. Не ищите определение «нигилизма» в этимологии. Разрушение, которое проповедуют наши реалисты, всецело устремлено к созиданию»291*.
Слово «нигилист» не было единственным словом Тургенева, получившим «крылатость». Вместе с ним приобрели права гражданства в разговорном языке множество других слов. Таково, например, выражение «великий писатель Русской земли» из предсмертного письма Тургенева к Льву Толстому. Сравним с этим крылатые слова из «Записок охотника»: «Насчет Федора... распорядиться!», «Гамлет Щигровского уезда», из ранних повестей Тургенева (например, слово «кисляй», впервые произнесенное в повести «Затишье»), «Лишние люди» (из повести «Дневник лишнего человека»). Богатый фонд крылатых слов и выражений находим мы в стихотворениях в прозе: «Мы еще повоюем, чорт возьми!», «Житье дуракам между трусами!», «Изверг добродетели», «Любовь сильнее смерти и страха смерти», «Великий, могучий, правдивый и свободный русский язык», «Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу», «Как хороши, как свежи были розы!» и т. п.
Сопоставим с этим крылатые, а также часто цитируемые слова и выражения из тургеневских романов:
Из «Рудина»: «дважды два — стеариновая свечка», «Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись», «Горе тому, кто это думает, двойное горе тому, кто действительно без нее обходится».
«Дворянского гнезда»: «Дворянское гнездо», «И я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал». «Есть такие мгновения в жизни, такие чувства... На них можно только указать — и пройти мимо».
Из «Накануне»: «Нет еще у нас никого, нет людей, куда ни посмотри. Все либо мелюзга, грызуны, гамлетики, самоеды, либо темнота и глушь подземная, либо толкачи, из пустого в порожнее переливатели да палки барабанные! ... Что ж это, Увар Иваныч? Когда ж наша придет пора? Когда у нас народятся люди? — Дай срок, — ответил Увар Иваныч, — будут».
Из «Отцов и детей»: «Отцы и дети», «Нигилисты», «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник», «Для ради сажмости», «Друг мой, Аркадин Николаевич, об одном прошу тебя: не говори красиво».
Из «Дыма»: «Дым, дым», повторил он несколько раз; и все вдруг показалось ему дымом, все, собственная жизнь, русская жизнь — все людское, особенно все русское».
Из «Нови»: «романтик реализма», «буржуй», «Лбом в полюс упершись, а пятками в Кавказ, спит непробудным сном отчизна, Русь святая!»
при этом речевыми средствами великого романиста. Так, например, Чехов советовал своему брату, беллетристу Александру Чехову: «Для ропщущего попа [в финале] придумай иные выражения, а то ты повторяешь Базарова отца»292*.
Литературному языку Тургенева присущи многие черты, общие всем русским писателям-ре а листам, и вместе с тем некоторые особенности, характерные только для него. Подобно другим писателям, он отличается крайним разнообразием речевых средств, характеризующих все слои русской нации — от высшей дворянской аристократии до нищего, крепостного и «освобожденного» крестьянства. Подобно языку Пушкина, Гоголя и Лермонтова, тургеневский язык прост и ясен, ему глубоко чужда неестественная и неоправданная приподнятость, ложная патетика, речевые выкрутасы Марлинского или Вельтмана.
Вместе с тем язык Тургенева отличается исключительной пластичностью. «Тургенев никогда не накладывает густых красок, никогда не применяет слишком сильных выражений. Наоборот, он повествует с большою пластичностью, употребляет всегда лишь изысканный слог, который необычайно усиливает впечатление от этого поэтически написанного обвинительного акта крепостничеству» К Эти слова, сказанные Герценом о «Записках охотника», вполне применимы и к тургеневским романам, написанным спокойной и в то же время полной внутреннего изящества речью.
Языку тургеневских романов присуща исключительная легкость их конструкции. «Вашего «Гуттаперчевого мальчика» я давно прочел — и все собирался Вам послать подробный отчет о моем впечатлении, да не до писания было! Скажу Вам вкратце, что это вещь очень интересная: все характеры поставлены верно; но в исполнении я нашел какую-то излишнюю обстоятельность и старательность, которые придают медлительность293* рассказу... в первой части особенно, Вы как бы излишне хлопочете... Но я это приписываю именно излишнему старанию, отчего Вы впали в кропотливость. Пишите — как следует авторитету уверенно, бойко, быстро» (XII, 579). Эти советы Григоровичу характеризуют языковую манеру самого Тургенева, чуждую этой «излишней обстоятельности и старательности», быструю по своему темпу, уверенную и «бойкую».
«Художественность, — писал Чернышевский в 1860 году, — состоит в том, чтобы каждое слово было не только у места, — чтобы оно было необходимо, неизбежно и чтоб как можно было меньше слов. Без сжатости нет художественности. Поэзия тем и отличается от прозы, что берет лишь самые существенные черты, и берет их так удачно, что они во всей полноте рисуются перед воображением читателя с двух, с трех слов гениального писателя. На пяти или десяти страницах описать лицо так, чтобы можно было знать все его приметы, — это сумеет сделать самый бездарный прозаик. Нет, Вы художник только тогда, когда Вам нужно всего пять строк, чтобы возбудить в воображении читателя такое же полное представление о предмете»294*.
Из русских прозаиков сороковых — восьмидесятых годов эти слова ни к кому не могут быть применены с таким основанием, как к Тургеневу. Он был убежденным противником не только болтовни и пустословия, но и всякой языковой распространенности. Его романы предельно кратки, языковый фонд их отличается максимальной сжатостью. В характеристике и портрете, в бытовом описании, пейзаже, диалоге эта сжатость обнаруживается с одинаковой силой. Тургенев идет в этом отношении дорогой, отличной от Гончарова и Писемского, Толстого и Достоевского.
В «Литературных и житейских воспоминаниях» Тургенев, между прочим, заявлял: «Преданность моя началам, выработанным западною жизнию, не помешала мне живо чувствовать и ревниво оберегать чистоту русской речи. Отечественная критика, взводившая на меня столь многочисленные, столь разнообразные обвинения, помнится, ни разу не укоряла меня в нечистоте и неправильности языка, в подражательности чужому слогу» (X, 262). Это полностью подтверждается критикой тургеневских произведений, которые вообще отличались безупречной правильностью языка295*.
В речи по поводу открытия памятника Пушкину Тургенев говорил: «Нет сомнения, что он создал наш поэтический, наш литературный язык и что нам и нашим потомкам остается только идти по пути, проложенному его гением» (XI, 215). Тургенев критиковал при этом утверждение, будто «настоящего русского литературного языка вовсе не существует» и что «нам его даст один простой народ вместе с другими спасительными учреждениями». Говоря так, Тургенев имел в виду не только Даля, но и славянофилов. В языке Пушкина, подчеркивал Тургенев, «стройно слились» «русское творчество и русская восприимчивость» (там же).
творческом синтезе «природы» и «культуры» и заключена была национальная сущность тургеневского языка.
«Истинный вкус, — писал Пушкин в 1827 году, — состоит не в безотчетном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности»296*. Критикуя в 1873 году разговоры «эссенциями», Достоевский отмечал, что пишущие таким образом литераторы не могут соблюсти необходимую пропорцию: «Мало меры. Чувство меры уж совсем исчезает». К Тургеневу никогда нельзя было обратить этот упрек: его поэтическая речь, как и вся система его стилевых средств, полна тончайшего чувства «соразмерности и сообразности».
Все эти многообразные достоинства языка Тургенева были высоко оценены его собратьями по перу. Достоевский называл Тургенева «огромным писателем и знатоком русского языка»297*«В овраге» мы читаем: «Будущий историк литературы, говоря о росте русского языка, скажет, что язык этот создали Пушкин, Тургенев и Чехов»298*. Полемизируя с «господами либералами» по вопросу о государственном языке, Ленин говорил им: «Мы лучше вас знаем, что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского — велик и могуч»299*.
289* (Н. Щедрин. Полное собрание сочинений, т. VI, 1941, стр. 47—48.)
290* ()
291* (А. И. Герцен. Полное собрание сочинений и писем, т. XXI, 1923, стр. 290.)
292* (А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем, т. XVI, 1949, стр. 205.)
293* ()
294* ()
295* (Вместе с тем в языке Тургенева имеются и неправильности, правда, немногочисленные: «Берсенев поднял полотно и забросил им статуэтку» (Нак XX) вместо «набросил на статуэтку» или «покрыл им статуэтку». «Елена изредка менялась словами с Инсаровым» (Нак XV) вместо правильного «обменивалась словами». «Дневник свой она покончила» (Нак XXI) вместо «покончила с дневником». Шубин «сидел подгорюнившись» (Нак XXX) вместо «пригорюнившись». «Наезжать лошадей» (Нак XXXIII) вместо «объезжать». «Наблюдал за птичным двором» (ОД 1) вместо «птичьим двором» и т. д. Однако эти неправильности тонут в безбрежном море чистой и правильной тургеневской речи.)
296* (А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений, т. VII, 1949, стр. 53.)
297* (Ф. М. Достоевский. Собрание художественных произведений, т. XI, 1929, стр. 90; т. XII, 1929, стр. 145.)
298* ()
299* (В. И. Ленин. Сочинения, т. 20, стр. 55.)