Архангельская Т. Н.: Л. Н. Толстой за чтением сочинений И. С. Тургенева в издании 1880 г.

Л. Н. Толстой за чтением сочинений И. С. Тургенева в издании 1880 г.

(По материалам библиотеки Л. Н. Толстого в Ясной Поляне).

Произведения И. С. Тургенева представлены в яснополянской библиотеке Л. Н. Толстого достаточно широко и разнородно: это и одно из первых собраний сочинений писателя – анненковское издание «Повестей и рассказов» (второй выпуск, 1 856 г.), и последнее прижизненное издание собрания сочинений писателя 1880 г. ( сохранилось 9 томов из 10; отсутствие четвертого тома, вероятно, восполнялось четвертой частью издания 1868 г., в единственном числе представляющей здесь это издание). Солидные книги – такие , как тургеневский том серии «Русская б и бл иотека». «Первое собрание писем» (1884); (Неизданные письма к г-же Виардо и его французским друзьям» (1900), соседствуют со сборником рассказов Тургенева и Толстого для детей (1883) и тоненькими книжками, каковы «Перепёлка» (1890) и «Живые мощи» (1910).

В изданном библиографическом описании библиотеки отмечено наличие более ста помет Толстого (отчёркиваний или – чаще – загнутых и м уголков страниц) – свидетельств его повышенного внимания к текстам Тургенева. Почти все подобные знаки чтения принадлежат собранию сочинений Тургенева издания 1880 года. Постраничный перечень (в принятой в описании форме, например: « После 5-й строки сверху – косой отчерк ногтем») представлял их их весьма мало «говорящими», они до сих пор не привлекли внимания исследователей, между тем как при самой первоначальной «расшифровке» оказывается, что они относятся более чем к двадцати большим или малым произведениям Тургенева.

из других – представляется целесообразной в интересах «воссоединения» этих сведений с уже известным о фактах чтения Толстым произведений Тургенева и с его отзывами об авторе и сочинениях.

Известие о смерти Тургенева вызвало у Толстого обострённое ощущение необходимости высказаться о нём; была задумана речь перед публикой; направление её проясняют, например, например, слова Толстого в записи Г. А. Русанова (авг у ст 1883 г.): «Тургенев – хороший человек, огромный ум, гуманный…» ( 1 ) Позднее Толстой говорил о том времени А. Б. Гольденвейзеру (1900 г.): «Мне хотелось, особенно ввиду бывших между нами недоразумений, вспомнить и рассказать вс ё то хорошее, чего в нём было так много и что я любил в нём » . (2 )

Отвечая Толстому, Н. Н. Страхов в письме от 16 сентября 1883 г. говорил: « Вы пишете , что Вам о нём – конечно, Вы понимаете его и его смерть лучше, чем кто-нибудь» ( 3 ) – и побуждал Толстого написать о Тургеневе. Вероятно, в два д цат ы х числах сентября Толстой, находясь в Москве, дал согласие на выступление в Обществе любителей российской словесности. Но речь оказалась запрещённой, а статья осталась ненаписанной.

Именно в пору этих размышлений Толстой вновь пере читал всего Тургенева, очевидно, по тексту собрания его сочин ений в издании 1880 г. 2 9 сентября 1883 г. он писал жене в Москву из Ясной Поляны: «Переночевал в Крапивне. В се читал Тургенева» (83, 395). ( 4 ) И на следующий день ей же: « О Тургеневе вс ё думаю и ужасно люблю е го , жалею и вс ё читаю. Я всё с ним живу » (83 , 397 ) . Или – в письме от 1 октября: « Вчера очень долго не мог заснуть – читал Тургенева» (83, 395). Запись о чтении Тургенева есть и в письме к жене от 4 октября. Когда вся наша семья переехала на зиму в Москву, – писал в воспоминаниях И. Л. Толстой, – отец остался в Ясной Поляне оди н <…> и начал усиленно перечитывать всего Тургенева » . (5)

Исследованные В. А. Громовым в его статье « К истории запрещения речи Л. Н. Толстого об И. С. Тургеневе » («Яснополянский сборник » , 1988) позиции для условной « реставрации » основных положений речи Толстого подтверждают речь о том , что своеобразным «сжатым конспектом» р ечи явилось письмо Толстого к А. Н. Пыпину от 1 0 января 1884 г. Тогда ещё у Толстого не остыло желание писать о Тургеневе, о чём свидетельствует письмо Страхова Толстому от 12 декабря 1883 г. , где он не в первый раз советовал: «<…> напишите же, бесценный Лев Николаевич, о Тургеневе!» (6)

« Я ничего не пишу о Тургеневе, по тому что слишком много и всё в одной связи имею сказать о нём. Я и всегда любил его; но после его смерти только оценил его как следует <... > Не могу, однако, удержаться не сказать то, что я думаю о нём. Главное в нём это его правдивость < …> (63, 149). «Это был независимый, до конца жизни , пытливый ум, – говорил Толстой в середине 80-х годов Г. П. Данилевскому, – и я, несмотря на нашу когда-то мимолётную размолвку , всегда высоко чтил его и горячо любил. Это был истинный , самостоятельннй художник <…> Он мог заблуждаться, но и самые его заблуждения были искренними » . ( 7 )

Далее Толстой писал Пыпину: « Тургенев прекрасный человек (не очень глубокий, очень слабый, но добрый, хороший человек), который хорошо говорит всегда то самое, то , что он думает и чувствует <…> воздействие Тургенева на нашу литературу было самое хорошее и плодотворное. Он жил , искал и в произведениях своих высказывал то , что он нашёл – всё , что нашё л ».

Обратимся к конспективно описанным далее Толстым трём «фазисам » , характерным, по его мнению, для жизни и творчества Тур генев а.

« 1) вера в красоту ( женскую любовь – искусство) <…>. 2) сомнение в этом и сомнение во всём <...>. 3) не формулированная <... > вера в добро – любовь и самоотвержение <…>».

Взглядом Толстого на творчество Тургенева с этой точки зрения, возможно, объясняются его пометы, сделанные при чтении ряда тургеневских произведений.

– «вера в красоту (женскую любовь – искусство)» – Толстым добавлено: «Это выражено во многих и многих его вещах ».

Что касается вер ы в красоту, воплощённую в искусстве, в «Певцах» Тургенев, как известно, развивает мысль, ставшую затем одной из основных идей его творчества, – о могучем, преображающем человека воздействии подлинного искусства, пробуждающего « чувства добрые». Во втором томе собрания сочинений Тургенева в тексте рассказа «Певцы» Толстым был загнут уголок с. 250 – здесь помещена характеристика Якова Турка, « по душе художника во всех смыслах этого слова » .

Пометки Толстого, относящиеся к мыслям Тургенева об искусстве, обнаруживаются в тексте романа «Накануне» ( на страницах четвёртого тома издания 1868 г. Их возможно отнести к 1883 году). Здесь на с. 359 отмечен «двойным» загнутым уголком разговор Шубина и Берсенева, когда художник демонстрирует свои карикатурные фигурки и в беседе затрагивает вопросы «новейшей эстетики» на с. 361 (загнут уголок) – продолжение разговора под «лозунгом»: « Да здравствует вечное, чистое искусство!».

Тургеневское отражение женской любви привлекло Толстого, судя по отмеченным им отрывкам, в повести « Яков Пасынков», где Софья самоотверженно защищает право на любовь к Асанову.

В XI главе романа «Рудин» внимание Толстого остановил отрывок текста, образно передающий состояние Натальи Ласунской, прочитавшей прощальное письмо Рудина; здесь отчёркнуто на полях 5 строк.

« Ася » приходится 8 типичных толстовских « следов чтения ». Так , в отрывках IV и V глав, характеризующих облик героини и характер (в сценах после прогулки в развалинах и у окна за пяльцами ), есть косые отчерки ногтем или ножом; отмечены большим загнут ы м уголком страницы 272 строки о том, что Асе до тех пор никто не нравился, и ей был нужен герой, необыкновенный человек. Крупным и загнутыми уголками отметил для себя Толстой сцены горячего разговора Аси с Гагиным, о бъяснение её с господином N. N.

Теме отражения у Тургенева женской любви соответствуют и отметки, оставшиеся после чтения Толстым повести «Затишье».

А. М. Горький вспоминал, как Толстой в Гаспре, в 1901 г. говорил в беседе с Чеховым, что Тургенев «сделал великое дело тем , что написал удивительные портреты женщин. Может быть, таких, как он писал, и не было, но когда он написал их , они появились. Это – верно; я сам наблюдал потом тургеневских женщин в жизни». (8)

В обширной группе тургеневских произведений о красоте чувства, о женской любви нельзя не отметить повести «Фауст». Хотя текст её не имеет отметок, сделанных при чтении, в интересующем нас издании, она не раз привлекала внимание писателя.

В дневниковой записи Толстого от 2 8 октяб ря 1856 г. отмечено, что он у брата Сергея прочёл «Фауста» ( вероятно , в Х кн. «Современника»). Здесь же – краткая оценка: « Прелестно». ( 4 7, 9 7).

« Л. Н. говорил: « Я всегда говорю: чтобы понять Тургенева, нужно последовательно читать « Фауста » <…> (9) (далее названы другие произведения, о них пойдёт речь ниже). Толстой , видимо, считал, что этого произведения и одного достаточно для уяснения черт первого «фазиса» у Тургенева.

Повесть характерна для поры перехода писателя к произведениям о трагическом значении любви (таким, как «Затишье», «Переписка»). В письме к М. Н. Толстой от 2 5 декабря 1856 / 6 января 1857 г. Тургенев признавался ей: «Видите ли, мне было горько стареться, не изведав полного счастья – и не свив себе покойного гнезда. Душа во мне была ещё молода и рвалась и тосковала, а ум, охлаждённый опытом, изредка поддава ясь её порыва, вымещал на ней свою слабость горечью и иронией <…> Когда вы меня знали, я ещ ё мечтал о счастье, не хотел расстаться с надеждой; теперь я окончательно махнул на всё это рукой < . .. > « Фауст » был написан на переломе, на повороте жизни – вся душа вспыхнула последним огнём воспоминаний, надежд, молодости…» ( П. 111, 65) .

Г. Б. Курляндская отмечает в связи с повестью «Фауст»: «В действии тех « тайных сил », которые пробиваются наружу в виде страсти , насильственно овладевающей человеком, Тургенев видит своеобразную красоту и, может быть, ещё более неотразимую, чем в гармонии и равновесии. Но красота взрывающихся душевных сил раз рушает жизнь и опустошает человека, и потому она лишена нравственного значения <…> Только обращение к идее долга в э том случае может спасти человека <…> В природе и человеческой жизни, как интимно-личной, так и социальной, писатель отдаёт предпочтение <…> тому состоянию равновесия, которое рождается из борьбы противоположно направленных сил, центростремительных и центробежных. Эта всеобщая гармония ощущается писателем как внутренний смысл жизни < …> Высшая мудрость предполагается в том , чтобы оградить себя от действия «тайных сил » , «железными долга » смирить в себе бушующую стихию страсти ». ( 10)

Любопытно, что выражение тургеневской идеи нравственного долга было замечено Толстым при чтении повести « Яков Пасынков»: в седьмом томе толстовским «уголком» отмечен отрывок, передающий суждение Софьи: « Наша жизнь не от нас зависит; но у нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвёшься – чувство долга ».

Второй «фазис», пройденный в жизни Тургеневым, Толстой определяет как сомнение в первом – вере в красоту – и «сомнение во всём. И это выражено и трогательно и прелестно в «Довольно».

«космический пессимизм», когда жизнь обретает трагическую окраску, ибо человек полностью оказывается зависимым от природы: творческий человек « смутно понимает своё значение, чувствует, что он сродни чему-то высшему, вечному – и живёт, должен жить в мгновенье и для мгновенья » (IX, 121) . Смерть неизбежна, и природа в процессе разрушения не делает предпочтений. По заключению Тургенева, « страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелко неинтересна и нищенски плоска » .

Пометы Толстого в тексте рассказа «Довольно» (восьмой том собрания сочинений) обширнее и определённее помет в других произведениях Тургенева. На шести станицах с отметками насчитывается св ы ше 50 отчёркнутых строк , зачастую с подчёркиваниями. Выделенные отрывки образуют своеобразный логичный план , фиксирующий основные м ы сли произведения, возможно, для детального анализа е го в дальнейшем.

Так, в главе XIII отчёркнуты и подчёркнуты такие 5 строк (с. 52): «Пока можно обманываться и не стыдно лгать – м жно жить и не стыдно надеяться. Истина – не полная истина – о той и помину быть не может, но даже та малость, которая нам доступна, замыкает тотчас нам уста, связывает нам руки, сводит нас на «нет».

В конце страницы отчёркнут ы последние две строки. Отчёркивание переходит и на первые строки с. 53: « Я привёл стихи из « Макбета », и пришли мне на память те ведьмы , призраки. привидения… Увы! не привидения , не фантастические, подземные силы страшны; не страшна гофманщина, под каким бы видом она ни являлась… Страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелко-неинтересна и нищенски плоска » . (Существенная мысль о сути жизни – подчёркнута Толс тым.

«счастья любви: [ всё достоинство уничтожается его собственной малостью, его краткостью. Ну да: человек полюбил, загорелся, залепетал о вечном блаженстве , о бессмертных наслаждениях – смотришь давным давно уже нет следа самого того червя, который выел последний остаток его иссохшего языка».

Далее отчёркнуто начало главы XIV: « Но разве нет великих представлений, великих утешительных слов: «Народность, право , свобода, человечество, искусство?» Да, эти слова существуют, и много людей [живёт ими и для них]».

Привлекаемые автором в последующем изложении образы Шекспира в соотношении с образами тургеневской современности помогают убедиться « в тревожном однообразии». Толстой выделяет здесь теми же приёмами 5 строк на сс. 53-54: «Тоже легковерие и та же жестокость, та же потребность крови, золота, грязи, те же пошлые удовольствия, те же бессмысленные страданья во имя… ну хоть во имя того же вздора, две тысячи лет тому назад осмеянного Аристофаном, те же самые грубые прима н ки, [ на которые также легко попадается многоголовый зверь] – людская толпа, те же ухватеиваасти, те же привычки рабства, та же естественность неправд ы – слов ом , то же хлопотливое прыганье белки в том же старом, даже не подновлённом колесе…»

В конце Х IV глав ы автор допускает, что разве только в противоположность шекспировскому трагическому тирану Ричарду «иронический гений великого поэта захотел бы нарисовать другой, более современный тип тир а на, который почти готов поверить в собственную добродетель и спокойно почивает по ночам или жалуется на чересчур изысканный обед в то самое время, когда его полураздавленные жертвы стараются хоть тем себя утешить, что воображают его, как Ричарда III, окружённым призраками погубленных им людей…

Но к чему?

– да ещё подбирая и взвешивая слова, округляя и сглаживая речь , – к чему доказывать мошкам, что он и точно мошки?» (Весь отрывок в 12 строк отчёркнут Толстым). Отчёркнуты 3 строки в начале XV главы в тексте скорбных размышлений о преходящей судьбе искусства, литературы , античных ценностей: « Но искусство?.. красота ? .. Да , это сильные слова; они, пожалуй, сильнее других мною выше упомянутых слов. Венера Милосская, пожалуй, несомненнее римского права… »

3 строки выделены Толстым на с. 55: о сути и «характере» природы («всеобщей материи»): «<…> ей всё равно, что она создаёт, что она разрушает – лишь бы не переводилась жизнь, лишь бы смерть не теряла прав своих».

Отчёркнуты последние 5 строк главы XV: « Как устоять против этих тяжёлых, грубых, бесконечно и безустанно надвигающихся волн, как поверить, наконец, в значение и достоинство тех бренных образов, которые мы, в темноте , на краю бездны , лепим из праха и на миг ?»

Наконец, целых 16 строк отчеркнул Толстой в конце гл. XVII в мыслях об обыкновенных людях-тружениках: «Какими венками прельстятся они – они, для которых и лавры, и тернья стали равно незначительны. Из чего они снова станут подвергаться смеху «толпы холодной» и ли «суду глупца» – старого глупца, который не может простить им, что они отвернулись от прежних кумиров, молодого глупца, который требует, чтобы они тотчас вместе с ним стали на колени, легли плашмя перед новыми, только что открытыми идолами? Зачем пойдут они опять на этот толкучий рынок призраков, на это торжище, где и продавец и покупатель равно обманывают друг друга, где вс ё так шумно, громко – и всё так бедно – и дрянно? Зачем « с изнеможением в кости » поплетутся они вновь в этот мир, где народ ы , как крестьянские мальчишки в праздничный день, барахтаются в грязи из - за горсти пустых орехов или дивятся, разинув рты, на лубочные картины , раскрашенные сусальным золотом, – в этот мир, где живуче только то , что не имеет права на жизнь, – и , оглушая самого себя собственным криком, каждый судорожно спешит к неизвестной и непонятной ему цели? Нет… нет… Довольно… довольно… довольно!» (Сс. 57-58).

После первого чтения повести Толстой написал А. А. Фету 7/10 октября 1865 г.: ««Довольно» мне не понравилось. Личное, субъективное хорошо только тогда, когда полно жизни и страсти , а тут субъективность, полная безжизненного страдания » (61, 109) . В. А. Громов приводит строки из статьи Л. Л. Толстого « Л. Н. Толстой и писатели, которых он читал»: « В позднейшие годы Лев Николаевич неожиданно перечёл «Довольно» и, выйдя вечером к чаю, стал очень хвалить эту вещь». (11)

«Сейчас читал Тургеневское « Довольно ». Прочти, что за прелесть » (83 , 397).

В дальнейшем это произведение рассматривалось Толстым всегда в сочетании с другим, именно – характернейшим для третьего «фазиса» Тургенева.

Этот фазис охарактеризован Толстым в письме к А. Н. Пыпину несколько подробнее других: « 3 ) не формулированная, двигавшая им и в жизни и в писаниях вера в добро – любовь и самоотвержение, выраженная всеми его типами самоотверженных и ярче, и прелестнее в Дон-Кихоте, где парадоксальность и особенность формы освобождала его от стыдливости перед ролью проповедника добра » (63, 150 ).

В упомянутой выше записи слов Толстого В. Ф. Лазурским вслед за «Фаустом», в качестве произведений, которые рекомендуется читать, чтобы понять Тургенева , названы « Довольно » и «Гамлет и Дон-Кихот». «Тут видно , – пояснял Толстой о последнем, – как сомнение сменяется у него мыслью о том , где истина » .

Уместно вспомнить, что Толстой после встреч с Тургеневым записал в дневнике в июле 1881 г.: «Тургенев боится имени бога, а признаёт его » ( 49, 51 ). Проповедь добра – любви, выразившаяся в статье « Гамлет и Дон -Кихот», по Толстому, как бы подтверждала это.

« Тургеневское Довольно и Гамлет и Дон Кихот – это отрицание жизни мирской и утверждение жизни христиан [ ской ] . Хорошую можно составить статью» (52,74).

Анализируя, как он пишет в конце статьи « Гамлет и Дон-Кихот » , « два коренные направления человеческого духа», Тургенев, которого эта стья была программным произведением , «проводит мысль о бесплодности рефлексии, о тщете духа, оторванного от действия, от борьбы за преобразование жизни, и приветствует активность, героическую деятельность и «бескорыстный энтузиазм» во имя «водворения истины, справедливости на земле » (С. VIII , 173) », – отмечает С. М. Петров. ( 12)

С 2 5 февраля 1857 г. Толстой, находясь в заграничном путешествии, во Франции, в Дижоне, пять дней прожил у Тургенева. В одной комнате с ним Толстой писал «Альберта», Тургенев в это время начал работать над статьёй «Гамлет и Дон-Кихот». Толстой записал тогда в дневнике: «Тургенев прочёл конспект Г. и Ф [здесь, очевидно, описка, возможно, тогда же шла речь о «Фаусте», сравнительно недавно, осенью 1856 г. напечатанном в «Современнике»] – хороший материал, не бесполезно и умно очень» (47,117)

В черновых набросках статьи осталась запись Тургенева в качестве замечания: « Можно сказать, что есть примеры более сильного эгоизма, чем Гамлет (замечание Толстого). Купец, алчущи й богатства и т. д. – Но в купце нет этого постоянного обращения к самому себе, постоянной возни с самим собою, в чём заключается отлич[ительный] приз[нак] Гам[лето]в». (13)

На факт общения Тургенева и Толстого в Дижоне обращает внимание Б. М. Эйхенбаум в главе незавершённой монографии о Толстом: относительно статьи « Гамлет и Дон-Кихот» он отмечает: « В этой статье – не без Толстого: « Он скептик – и вечно возится и носится с самим собою» * он не может любить (про Гамлета) – об этом у них был разговор » . ( Добавим, что в дневнике за 1 марта Толстой записал о Тургеневе: « Он никогда никого не любил » ( 47, 1 17) . Далее в подтверждение того, что Толстому этот разговор запомнился, Эйхенбаум приводит слова из письма Толстого Тургеневу от 28 марта 1857 г. о своих чувствах к кн. Львовой, где Толстой, предвидя недоверчивую усмешку Тургенева по поводу того, может ли Толстой любить, – утверждает: « по-своему, но могу» ( 60, 170). (14)

издания 1868 г. Здесь третьей по порядку помещена статья «Гамлет и Дон-Кихот», занимающая 2 4 стр. (237-261). Отметки в этом томе – нетипичные для Толстого – считаются не принадлежащими ему, но здесь же встречаются характерные именно для него – загнутые «вдвое» уголки страниц. В тексте статьи « Гамлет и Дон-Кихот» так загнут уголок 247- й страницы. К периоду общения Тургенева и Толстого в Дижоне комментаторы уверенно относят начало первого конспекта статьи (лист 12 об. В черновой тетради Тургенева). Ю. Д. Левин в комментарии к публикуемым текстам пишет о том, что в итоге бесед с Толстым о намеченном Тургеневым для характеристики Гамлета и Дон-Кихота Тургенев «понял необходимость показать <…> их взаимоотно ш ения с массой и женщинами <…>». В конце листа 12 об. помещена характеристика Полония, « представителя массы перед Гамлетом». Здесь же Тургенев разъясняет смысл, в его понимании, сцены с «облаком». Возможно, именно эта сцена, издавна знакомая Толстому, и характеристика Пол о ния привлекла его внимание, равно как и выразительный отзыв автора о Гамлете. На странице 24 7 помещена часть разговора Полония и Гамлета об облаке; далее читаем: « Не явно ли, что в этой сцене Полоний в одно и то же время придворный, который угождает принцу, и взрослый, который не хочет перечить больному блажному мальчику? Полоний ни на волос не верит Гамлету, и он прав: со всей свойственной ему ограниченной самонадеянностью он приписывает блажь Гамлета его любви к Офелии, и в этом он, конечно, ошибается в оценке его характера. Гамлеты точно бесполезны массе; они ей ничего не дают, они её никуда вести не могут, потому что сами никуда н е идут. Да и как вести, когда не знаешь, есть ли земля под ногами? притом же Гамлеты презирают толпу. Кто самого себя не уважает – кого, что может тот уважать? да и стоит ли заниматься массой? Она так груба и грязна! Гамлет – аристократ не по одному рождению». (Кстати, по поводу оценки Тургеневым тех, кто «бесполезен массе »: в тексте повести « Яков Пасынков» (7-й том) Толстым, надо думать, не случайно характерным « косым отчерком» отмечено рассуждение господина, возражающего Софье в конце какого-то разговора: «<…> он не безвредный человек, он бесполезный человек; а всякий бесполезный человек в благоустроенном обществе вреден, вреден, вреден »).

В самом первом конспекте статьи («Содержание», лист 1 2 об. В черновой тетради) Тургенев так наметил основные свойства , натуры Дон-Кихота: «преданность Идеалу <…> Вера. Бесстрашие. Терпение. <…> Отсутствие сомнений <…> Железна я воля <…> Д< он > -К <и хо т> смешон <…> – а в сущности трогателен и велик ». (Этот набросок был читан Тургеневым Толстому в Дижоне). Без Дон-Кихотов, – утверждает в статье Тургенев, – не продвигалось бы вперёд человечество.

Отметим ещё, что на предпоследней странице статьи Тургенев впервые упоминает «Горация»: «Это лицо прелестно и попадается довольно часто в наше время <... >, с характером стоическим и прямым, с горячим сердцем,с несколько ограниченным умом, он чувствует свой недостаток и скромен, что редко бывает с ограниченными людьми, о н жаждет поучения, наставления и потому благоговеет перед умным Гамлетом и предаётся ему всей силой своей честной души , не требуя даже взаимности. Он подчиняется ему не как принцу, а как главе <…> [Гамлет] честный скептик всегда уважает стоика <…>».

Оба эти образа так «отозвались» в позднейшей дневниковой записи Толстого, за 18 марта 1905 г.: «Тургенев написал хорошую вещь: Гамлет и Дон-Кихот и в конце присоединил Горацио. А я думаю, что два главные характера это – Дон- Кихот и Горацио <…>» ( 5 5 , 129).

Ещё в конспективных записях Тургенева сразу оценённых Толстым был подчёркнут великий смысл, заложенный в прежнем прозвище Дон-Кихота « Alonso el » («Алонзо Добрый»): «Главное основание всякого величия и гения – доброта и нравственность». ( Лист 13 об.) В заключении статьи Тургенев добавляет об « Alonso el Buen о»: «Это слово удивительно; упоминовение этого прозвища в первый и последний раз – потрясает читателя. Да, одно это слово имеет ещё значение перед лицом смерти. Всё пройдёт, всё исчезнет, высочайший сан, власть, всеобъемлющий гений, всё рассыплется прахом …

Всё великое, земное
Разлетается, как дым…

Но добрые дела не разлетается дымом; они долговечнее самой сияющей красоты. « Всё минется, – сказал Апостол, – одна любовь останется» ( 5, 348 ).

– « проповедник е добра » – свидетельство весьма высокой оценки им тургеневской статьи и глубокого проникновения в суть мировоззрения Тургенева.

Примечания.

1. Русанов Г. Л., Русанов А. Г. Воспоминания о Льве Николаевиче Толстом. 1883- 1 901. Воронеж, 1972. С. 28.

2 . Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого. М., 1959. С. 62.

3. Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. СПб., 1914. С. 30 6.

5. Толстой И. Л. Мои воспоминания. М., 1969. Сс. 155-156.

6. Переписка … с Н. Н. Страховым. С. 310.

7. Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 1. М., 1955. Сс. 258-259.

8. Цит. по кн. « М. Горький и А. Чехов». М. , 1951. С. 161. 9. Толстой в воспоминаниях... Т. 2 .

11. Яснополянский сборник, 1988. С. 51.

12. Петров С. М. И. С. Тургенев. Творческий путь. М. , 1979. С. 300.

13. Тургеневский сборник. Материалы к Полн. собр. сочинени й и писем И. С. Тургене ва , II. М. -Л., 196 6. С. 78. – Здесь и далее черновые тексты Тургенева и комментарии к ним публикуются по данному изданию.

* [Фраза из чстатьи]

Раздел сайта: