Иванъ Сергеевичъ Тургеневъ
И. С. Тургеневъ родился 28 ноября 1818 года, въ Орле. Отца его звали Сергей Николаевичъ, мать Варвара Петровна, урожденная Лутовинова. И. С. былъ среднимъ изъ трехъ сыновей. Младшiй братъ умеръ въ первой молодости, а старшiй живетъ въ Москве. На семнадцатомъ году возраста Тургеневъ потерялъ отца; но мать жила до семидесяти летъ и умерла въ 1850 году. Въ 1822 году семейство Тургеневыхъ отправилось за границу и посетило, между прочимъ, Швейцарiю. При осмотре одной медвежьей берлоги, четырехъ-летнiй мальчикъ едва не провалился туда и дорого поплатился бы за свою неосторожность, если бы отцу не удалось вытащить его оттуда, въ туже минуту, за ногу. По возвращенiи въ отечество семейство надолго поселилось въ родовомъ именiи, въ Мценскомъ уезде Орловской губернiи. Тутъ же началъ Тургеневъ учиться у учителей различныхъ нацiй, за исключенiемъ русской. Одной изъ первыхъ русскихъ книгъ, прочтенныхъ Тургеневымъ, была "Россiада" Хераскова. Онъ обязанъ знакомству съ этой книгой крепостному человеку своей матери, страстному поклоннику поэзiи, а также и этой старинной поэмы. Въ 1828 году И. С. переселился съ своими родителями въ Москву; въ 1834 поступилъ въ московскiй университетъ, а въ 1835 перешелъ въ петербургскiй, где и окончилъ курсъ. Въ 1838 году онъ отправился за границу, при чемъ чуть не погибъ во время пожара парохода "Николай I", близь Траземюнде. Въ Берлине Тургеневъ слушалъ лекцiи исторiй и гегелевской философiи.
Черезъ два года Тургеневъ вернулся въ Петербургъ и состоялъ около года при канцелярiи министра внутреннихъ делъ. Въ это время онъ очень часто виделся съ Белинскимъ. Хотя Тургеневъ писалъ стихи еще мальчикомъ, но его первая поэма "Параша" появилась только въ 1843 году. Въ следъ за этимъ онъ написалъ еще несколько другихъ произведенiй, которыя однакоже не имели особенно сильнаго успеха.
Сомневаясь въ своемъ поэтическомъ таланте, онъ решился покончить съ литературою и выехалъ въ 1844 году изъ Петербурга; но, уступая просьбамъ Белинскаго, далъ ему, еще прежде этого, для "Современника" небольшой разказъ, именно: "Хорь и Калинычь" Это прелестное произведенiе, вошедшее потомъ въ составъ "Записокъ охотника" произвело чрезвычайно сильное впечатленiе на публику и убедило самого автора въ его таланте. Посвятивъ себя отныне литературе, Тургеневъ отправился въ Парижъ и написалъ тамъ большую часть "Записокъ охотника", которыя сразу поставили его во главе русскихъ художниковъ-белетристовъ. Въ 1852 году Тургеневъ за напечатанiе статьи о Гоголе (въ сущности же за "Записки Охотника") былъ отправленъ на жительство въ деревню, где пробылъ два года. Съ техъ поръ Тургеневъ жилъ то въ Россiи, то за границей до 1863 г., когда поселился въ Баденъ-Бадене, откуда только наезжаетъ въ отечество.
Тургеневъ Изданiя его сочиненiй расходятся у насъ одно за другимъ; вы не найдете ни одной самой маленькой частной библiотеки, где бы не было Тургенева, и его произведенiя переводятся на иностранные языки немедленно по ихъ появленiи и чрезвычайно интересуютъ иностранцевъ. Что причиною этому - неподражаемая ли художественность формы, или та способность жить сострастно жизни русскаго образованнаго общества и съ истинно-генiальною чуткостiю воспринимать и передавать ея явленiя? Конечно, и то и другое вместе. Какъ бы ни былъ великъ талантъ художника, но красота формы не заменяетъ содержанiя, и наоборотъ: въ художественномъ произведенiи и мысль должна быть выражена художественнымъ образомъ, иначе она теряетъ свою силу, а произведенiе свой интересъ. Въ произведенiяхъ Тургенева, главное вниманiе автора обращено не на художественность изображенiя; онъ стремился въ нихъ къ другой цели, пользовался своими очерками только какъ самымъ действительнымъ средствомъ способствовать интересамъ, лежащимъ вне области иску ства,-- самымъ действительнымъ, потому-что это было тогда почти единственно дозволенное, единственно возможное средство. Всемъ известна строгость тогдашней цензуры, но Тургеневъ решился говорить истину такъ, чтобъ она подействовала сама собою, насколько это было возможно при данныхъ обстоятельствахъ. Изображаемые имъ люди, судьба которыхъ должна была возбудить участiе, состраданiе, ужасъ, или же негодованiе, ненависть и отвращенiе, являются среди его великолепныхъ описанiй природы, какъ будто-бы что-то второстепенное, въ роде человеческихъ фигуръ на ландшафтахъ; но онъ очень хорошо зналъ, что человекъ прежде всего интересуется человекомъ же, и поэтому раньше или позже обратитъ на него, главнымъ образомъ, вниманiе. Такимъ образомъ удалось Тургеневу провести, подъ видомъ сельскихъ очерковъ, свои тенденцiи и распространить ихъ повсеместно, покрайней мере вначале. Въ "Запискахъ Охотника" наши степи и бытъ ихъ обитателей, на которые Тургеневъ смотрелъ съ чувствомъ детской любви, глазами живописца и передалъ перомъ поэта, стоятъ передъ нами какъ живые. Вы встречаете тутъ целый рядъ тонко прочувствованныхъ картинъ, а отъ целой книги такъ и веетъ деревней; но все это спасительный слой земли, назначенный для того только, чтобъ служить посеяннымъ семенамъ защитою отъ вредныхъ влiянiй погоды и суровости климата, до техъ пока они не взайдутъ и станутъ развиваться...
Человеческiя фигуры, рисующiяся на заднемъ плане, принадлежатъ, большею частiю, мелкому дворянству, чиновничеству или крестьянскому сословiю; другiе элементы примешиваются къ нимъ лишь изредка. Известно, что Гаварни давалъ обыкновенно полную свободу своему карандашу, рисуя то по одной, то по две или по три фигуры, смотря потому больше или меньше у него было места,-- и только впоследствiи соединялъ отдельные листы въ тетради, такъ что въ сущности ни одна изъ нихъ не могла считаться полной или неполной. А потомъ, когда онъ виделъ изображенныя имъ лица на бумаге, онъ задавалъ себе вопросъ какъ те или другiя изъ нихъ могли бы разговаривать между собою въ данную минуту, и тутъ же чертилъ собственноручно ответъ. Подобнымъ же образомъ должны были возникнуть и созданiя тургеневской фантазiи. Сердце, полное не пустой нацiональной гордости, а истинной любви къ отечеству; умъ, воспитанный не на салонной литературе, а развитый цивилизующими идеями, лежащими въ основелучшихъ произведенiй европейскихъ мыслителей, навели его на мысль способствовать, но мере силъ своихъ, уничтоженiю крепостнаго права. Разъяснивъ надлежащимъ образомъ бедственное положенiе двадцати двухъ миллiоновъ нашихъ братьевъ по человечеству, онъ могъ съ полной уверенностью ожидать, что громадное большинство склонится въ пользу уничтоженiя всеунижающаго и всеподавляющаго рабства и что общественное мненiе подействуетъ непреодолимымъ образомъ и на влiятельные кружки. Большiя книги философскаго и политическаго содержанiя не принесли бы никакой особенной пользы этой задаче, потому-что не нашли бы себе читателей, а брошюры въ томъ же роде встретили бы препятствiя.
Отмена крепостнаго права - какое торжество для друга народа и для писателя! А между темъ это обстоятельство оказалось для него, покрайней мере какъ для писателя и невыгоднымъ, въ роде того какъ было невыгодно для Генриха Гейне прекращенiе цензуры, противъ которой онъ воевалъ такъ часто и съ такимъ умомъ. Не то чтобъ съ этимъ славнымъ деломъ настоящаго царствованiя прекратились все те злоупотребленiя, противъ которыхъ привыкъ возставать Тургеневъ; но цель, въ которую онъ долженъ былъ отныне направлять свои выстрелы, представляла собою уже не одно громадное дерево, а безконечное множество разбросанныхъ на далекое пространство кустарниковъ, разчистка которыхъ более или менее незаметна, если даже порою и удается истреблять кой какiе изъ нихъ. Вместо борьбы съ однимъ учрежденiемъ Тургеневу, пришлось начать походъ противъ сотенъ тысячь отдельныхъ личностей. Въ романе "Дворянское гнездо", написанномъ еще прежде, мастерски изображена жизнь прежняго барства, лишенная того ореола, который делаетъ ее такъ завидною въ глазахъ народа. Точно также и романъ "Отцы и Дети", въ которомъ Тургеневъ съ свойственною ему чуткостiю схватилъ въ лице Базарова одинъ изъ нарождавшихся тогда типовъ,-- верная картина действительности. Уже самая горячность, съ какой известные литературные органы накинулись тогда на автора, доказывала, что Базаровъ далеко не чужой для насъ человекъ: къ чужимъ такъ горячо не относятся. Въ романе "Дымъ", действiе котораго происходитъ въ Баденъ-Бадене, Тургеневъ съ свойственнымъ ему искусствомъ изображаетъ всю ничтожность и пустоту той части нашей аристократiи, которая задаетъ, какъ говорится, тону, потому только, что ей удалось перенять за границею тонъ и манеры французскаго полусвета. Точно также замечательны въ этомъ романе и изображенiя техъ жалкихъ типовъ, съ которыми всемъ намъ, более или менее, приходилось встречаться въ действительности.
написано имъ въ теченiи почти тридцати летъ, а только краткiй очеркъ его блестящей и въ высшей степени полезной литературной деятельности.
"Нива", No 5, 1872